Подвиг флотского священника.

Какие удивительными людьми, какими подвигами человеческого духа наполнена наша отечественная история – не перестаёшь удивляться открывая всё новые и новые её страницы. Об одной из таких ярких страниц мне и хотелось бы поведать.

Это произошло 29 октября 1914 года в первый день вступления Турции в войну против России. За два с половиной месяца до этого новейшие германские корабли линейный крейсер  «Гебен» и лёгкий «Бреслау», были фиктивно «куплены» Турцией у Германии, переименованы в «Султан Селим Джавус» и «Мидилли»,  командир «Гебена» В. Сушон стал командующим османским флотом, вторым командиром был назначен турецкий капитан  Ариф-бей, над кораблями подняты турецкие флаги, немецкие матросы наряжены в фески.  А 21 октября верховный главнокомандующий Турции Энвер-паша отдал приказ адмиралу Сушону: «Турецкий флот должен добиться господства на Чёрном море. Найдите русский флот и атакуйте его без объявления войны, где бы вы его не нашли», то есть Энвер и Сушон планировали повторить «сценарий Порт-Артура», первым налётом подорвать силы Черноморского флота и сбросить его со счетов.

У России на Чёрном море имелось достаточно сил для борьбы с турецким флотом, но появление «Гебена» и «Бреслау» резко изменило соотношение сил. На русских линкорах стояло по 4 двенадцатидюймовых орудия, а на одном лишь «Гебене» 10 одиннадцатидюймовых и 12 шестидюймовых, но учитывая ещё и большую скорострельность и дальнобойность его артиллерии, по огневой мощи он получался равным всем нашим линейным кораблям вместе взятым. Чтобы избежать утечки информации, Сушон вывел флот в море и лишь там, 27 октября отдал боевой приказ кораблям. Они разбивались на отряды и направлялись на Одессу, Севастополь и южный берег Крыма, Керчь и Новороссийск, «Пейк» должен был рвануть важный подводный кабель Севастополь-Варна. Все отряды должны были выйти к целям 29 октября и в 6:00 одновременно нанести удары по всем важнейшим русским портам.

Наш флот уже три месяца находился в тревожном ожидании. Командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард держал линкоры в едином кулаке, в Севастополе – с одним или двумя из них «Гебен» справился бы легко. Дивизия эсминцев ушла в Евпаторию на учебные стрельбы, в Одессе находились две канонерские лодки и минный заградитель, по одному заградителю находилось в Очакове и в Батуме. В этот момент пришёл приказ Ставки помочь перевезти из Ялты отставший батальон 62-й дивизии, отправляемой на австрийский фронт, для чего в Ялту, чтобы сэкономить время на перевозку, был отправлен минный заградитель «Прут». Именно с этим  кораблём и связаны события нашего рассказа. Экипаж «Прута», в отличие от только что переоборудованных под минные заградители пароходов, был хорошо натренирован в постановке мин и состоял из 9 офицеров, доктора, и 296 членов команды. Кроме того на борту находилась минная школа и штаб начальника дивизиона заградителей контр-адмирала Львова. Командовал кораблём капитан 2-го ранга Г.А.Быков, заместителем его был старший минный офицер лейтенант А.В.Рогузский, а корабельным священником служил иеромонах Антоний.

Отец Антоний, в миру Иван Иванович Смирнов, родился в 1843 году в деревне Николаевка под Могилевом в бедной крестьянской семье. Семи лет от роду остался круглым сиротой и был отдан в услужение в семью чиновника городской управы. Видимо не очень сладкая жизнь была у мальчика в услужении и он сбежал, скитаясь по городам и весям Белоруссии. Поздней осенью голодного и оборванного мальчугана подобрала ехавшая из Севастополя в Петербург жена морского офицера Г.А.Бутакова Елизавета Андреевна. Она привезла 10-летнего паренька в столицу. Отогрела, накормила, переодела. Приёмыш оказался чрезвычайно смышленым. Быстро освоил грамоту. Курс 4-классного училища прошел за один год.

Попав в семью моряка, Ваня Смирнов буквально заболел морем. Он становится учеником Кронштадтской школы юнг. После завершения учебы на парусном фрегате «Архангельск» совершил плавание вокруг Европы. Юноша не терял времени даром. Упорно занимался самообразованием. В 1862 году сдал экзамены за полный курс реального училища. Это открыло ему дорогу к получению высшего образования.

Когда пришла пора отбывать воинскую повинность Иван Смирнов оказался в лейб-гвардии Уланском полку, в том самом, который в 1863 году принимал участие в подавлении польского восстания. Именно там он убедился в том, что всякое вооруженное восстание - это кровь и смерть для увлеченных броскими лозунгами руководителей-революционеров людей, для простого крестьянства страдания и разорение в районе боев с повстанцами. А инициаторы восстаний оказываются в стороне от кровопролития.

Сочувствуя несчастным, начальник караула унтер-офицер Иван Смирнов отпустил 12 арестованных молодых повстанцев, плененных ранее в боях с русскими войсками, взяв с них слово не участвовать больше в восстании. За этот поступок ему грозили каторжные работы. Однако Смирнову повезло, что командир полка полковник В.В.Татищев оказался гуманным и благородным человеком. Он понял мотивы поступка своего подчиненного. Иван Смирнов отделался месячным арестом и содержанием на гауптвахте.
После окончания службы он снова вернулся к учебе и с отличием окончил Кронштадтское мореходное училище. Ходил в должности штурмана на судах Российского общества пароходства и торговли.

Борьба южных славянских народов на Балканах за свою свободу и независимость против Турции получила широчайший отклик во всех слоях общества. В составе русского легиона за свободу Сербии от турецкого ига сражался и Иван Смирнов. Позже воевал за свободу Болгарии против турок на пароходе «Великий князь Константин» под командованием капитан-лейтенанта С.О. Макарова, был удостоен 3-х боевых орденов.

В жизнь каждого человека рано или поздно входит любовь. В Сербии Иван Смирнов познакомился с юной сестрой милосердия Юлией Стуковенковой, дочерью широко известного в России того времени профессора медицины. В атмосфере войны, среди крови и смертей между ними возникли нежные чувства. Они венчались в Белграде в храме св. Павла. Посаженным отцом на их свадьбе был легендарный генерал М.Г. Черняев, главком сербской армии, земляк нашего героя.

Однако брак Ивана и Юлии не вызвал восторга у родителей невесты, которые не смогли смириться с тем, что породнились с простолюдином, и не дали своего благословения. Молодые люди любили, но подкралась беда, откуда её не ждали. Юлия связалась с народовольцами, сторонниками «Черного передела», выступавшими против самодержавия и убежденными в том, что при помощи террора можно заставить власть в России пойти на демократические реформы.

Наученный собственным жизненным опытом Иван Иванович пытался убедить жену отказаться от этих идей, но ему это не удалось. И однажды, когда он находился в длительном плавании, она переехала к родителям. На даче отца разрешила организовать подпольную мастерскую по производству взрывчатки. В результате несчастного случая в мастерской произошел взрыв, от которого погибли 3 студента Киевского университета, члены подпольной организации. Потрясенная Юлия сама свела счеты с жизнью.

Иван тяжело переживал смерть жены, ушел в загул, и как знать, чем бы все закончилось, если бы на его пути не встретился известнейший проповедник России конца ХІХ века св.Иоанн Кронштадтский. Встреча с этим великим русским человеком помогла Ивану Ивановичу взять себя в руки и он решил посвятить жизнь служению Богу. Так Смирнов стал иеромонахом бугульминского Александро-Невского монастыря Самарской епархии. Российская империя интенсивно развивала свой военно-морской флот. Возникла проблема судовых священнослужителей. Отец Антоний идеально подходил для работы такого рода, здесь сошлись его новое призвание и старая любовь к морю. По рекомендации командующего Балтийским флотом вице-адмирала С.О. Макарова иеромонах                                                                                                                                                    Антоний вновь оказался на действующем флоте.

Во время русско-японской войны, наравне с русскими солдатами, матросами и офицерами, отец Антоний прошел всю оборону Порт-Артура, в составе частей морской пехоты участвовал в сражениях как на море, так и на суше.
После капитуляции Порт-Артура он мог спокойно уехать в Россию, ведь на священника не распространялся режим военного плена. Однако он добровольно, вместе со своим экипажем, ушел в неволю.

По возвращении из плена отец Антоний вновь продолжил службу Господу в качестве судового священника сначала на Балтике, а затем на Черноморском флоте.

Итак, 28 октября русские линкоры флота выходили в море, но было получено сообщение по радио от одного из пароходов Русского общества пароходства и торговли о том, что в 140 милях восточнее Босфора видели «Гебен» в сопровождении двух эсминцев. Корабли получили команду вернуться назад, ведь положение оставалось непонятным, а из Петербурга требовали не поддаваться на провокации. В море осталась бригада тральщиков и дозорный дивизион эсминцев – «Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий». А вечером пришла телеграмма от Янушкевича: «По полученным сведениям Турция решила объявить войну не позднее 24 часов». Эбергард послал приказы минной дивизии в Евпаторию, «Пруту» в Ялту – идти в Севастополь. Ночью доложили с наблюдательного пункта на мысе Сарыч: замечен прожектор большого судна, подумали возвращается «Прут». Но в 5:38 с мыса Лукулл однозначно уточнили: «Вижу «Гебен» в 35 кабельтовых…»

И тотчас последовал залп пяти гигантских орудий, затем следующие. Снаряды падали в бухту, рвались в городе. Один попал в Морской госпиталь, другой на Корабельную слободку, зажег домишки бедноты. Бригада тральщиков срочно уходила с моря под прикрытие берега, а из кораблей, находившихся в гавани отвечать начал старый, доживающий свой век на приколе «Георгий Победоносец». Остальные корабли или стояли так, что не могли отвечать на огонь, или промедлили  в ожидании приказа. Вступили в бой батареи береговой обороны. На батарею №16 попал снаряд, вывел из строя орудие, вспыхнул пожар в пороховых погребах. Штабс-капитан Миронович увлёк за собой солдат, бросился тушить пламя, и чудом предотвратил катастрофу.

Но положение оставалось критическим. На рейде стояли заградители, полные мин и достаточно было попадания в любой из них, чтобы взрывом потопило всё, что стояло в порту и порушило город. Спас ситуацию командир дозорного дивизиона эсминцев капитан II ранга Головизнин. Его «Лейтенант Пущин» ринулся в атаку, за ним «»Живучий» и «Жаркий»… Три маленьких кораблика, стреляющие из малокалиберных пушчонок, пошли на гигантский крейсер – это выглядело просто самоубийством. Но Головизнин добился чего хотел. «Гебен» перестал бить по городу и порту, перенеся огонь на него. Три снаряда попадают в «Гебен», но сам эсминец получает снаряд в кубрик, и второй образует дыру под носовой трёхдюймовкой. Горящий миноносец продолжает идти на врага. Снаряд сбивает трубу, замедляя ход эсминца, но «Лейтенант Пущин» на предельной дистанции  пускает торпеду, без всяких шансов попасть. И «Гебен»… струсил. Испугался атаки подбитого миноносца, а следом приближались ещё два. Да ещё и батареи береговой обороны переносили огонь всё ближе и ближе к крейсеру. Одно попадание, второе, третье. «Гебен» развернулся и стал уходить.

Самое обидное заключалось в том, что вражеский крейсер безнаказанно прогулялся по минным заграждениям, централизованное электрическое включение которого было выключено в ожидании «Прута». А пока, в суматохе, спохватились, «Гебен» уже ушёл с минных полей, ведь весь бой и длился-то всего 25 минут. Но дело этим не кончилось.

Из Ялты шёл практически беззащитный заградитель «Прут», по счастью не успевший взять на борт злополучный батальон, но нагруженный 750 минами, и «Гебен» встретил его у мыса Фиолент. Вот такая добыча Сушона вполне устраивала. Сигнализируя флагами он потребовал от «Прута» сдаться. «Прут» попытался сманеврировать и уйти от встречи с «Гебеном», но когда стало ясно, что это невозможно командир корабля Быков решил затопить заградитель и пробил водяную тревогу. Фактически, согласно приказу комфлота, на заградителях меры для этого были заранее подготовлены; на "Пруте", в дополнение к открытию кингстонов, иллюминаторов и портиков, под холодильником и в других местах трюма были заложены подрывные патроны, провода от которых были выведены в одно место на жилой палубе; по тревоге эти провода могли быть моментально присоединены к коммутатору (взрывателю). В ответ на сигналы с «Гебена» «Прут» поднял стеньговые флаги, и сигнальный старшина на фок-мачте поднял большого размера парадный шелковый флаг. Командир корабля приказал в машинное отделение открыть все кингстоны, остановил машину, но не давал задний ход с тем, чтобы идущий по инерции корабль прикрывал своим бортом шлюпки спасающейся команды  от огня турецкого крейсера. В 7:35 «Гебен» открыл огонь с дальнего расстояния, как по мишени. Разрывы вызвали пожар на борту, от попадания снарядов погибла часть матросов. После водяной тревоги на борту корабля должны были остаться сам командир, старшие офицеры Лонткевич и Рогузский и несколько специалистов из команды, задачей которых было довести до конца приказ о затоплении. Во время очередного залпа с «Гебена» в море выбросило командира корабля Быкова и тогда в открытый люк жилого отделения Рогузский крикнул стоявшему у коммутатора минному кондуктору: «Рви!», глухо прозвучал взрыв и корабль стал быстро оседать на корму. Посчитав, что всё нужное выполнено Рогузский, как оставшийся за командира корабля приказал остаткам команды покинуть корабль, а сам решил остаться на борту.

Но он остался не один. Вот как описывает последние минуты жизни корабля немецкий офицер с борта «Гебена»: «Слева по борту - облако дыма. Мы сближаемся полным ходом. На горизонте показываются мачты парохода. Достаточно крупная посудина. Он, должно быть, очень спешит - это выдает высокий бурун перед его носом. Пока идем на него, видим, как с кормы сбрасывают мины, стараясь скорее освободиться от них. Но русский корабль опоздал; раздался наш предупредительный выстрел и сигнал флагами: «Остановиться».

Он сразу же сбрасывает ход и спускает шлюпки. Экипаж поспешно прыгает за борт. И когда палуба опустела, вдруг увидели, как на корме кто-то двигается. Человек остался наверху! Присмотревшись внимательно, по одежде узнали священника. Он стоит рядом с военным флагом и не собирается покидать борт. Не хочет покидать корабль! В левой руке священник держит Библию, а в правой - крест. У нас нет времени задерживаться и уговаривать его покинуть корабль. Первый залп ложится с недолетом, второй попадает в корпус у ватерлинии, снова взрыв... На наших глазах корабль медленно, словно раздумывая, уходит под воду. На палубе все сыплется за борт. В считанные минуты посудина кренится и вместе со священником уходит под воду. До последней минуты священник стоял под сенью Андреевского стяга и благословлял уходящий на шлюпках экипаж минного заградителя...»

Моряки кричали ему, чтобы он прыгал, предлагали место в шлюпке. Но часть их разбило при обстреле, люди гроздьями цеплялись за борта уцелевших шестёрок, и о. Антоний не хотел отнимать у кого-то шанс на жизнь. Он успел надеть ризу, благословлял матросов, подняв Евангелие. И вот «Прут» встал вертикально и быстро пошёл на дно, с поднятым флагом, унося с собой одиноко стоящую фигуру священника с поднятыми в благословении крестом и Евангелием.

Видимо, молитва о.Антония дошла до Господа, никто из оказавшихся в ледяной октябрьской  воде моряков не утонул. Через полчаса к месту боя подошла посланная навстречу «Пруту» минная дивизия. Когда русские корабли подошли к месту трагедии, 300 моряков теснились в шлюпках, плавали в воде, цепляясь за борт – и кричали «Ура!» в честь подвига своего капитана и священника вслед удирающему вместе с двумя эсминцами «Гебену».