Гибель империй или Россия, которая не вмещается в шляпу

На модерации Отложенный

Отвлечение. Теория диссонансов – это научная теория социальной психологии. Теория гласит, что самосознание человека стремится избавляться от возникающих противоречий в его матрице восприятия и оценок. Для подтверждения этого закона проводился следующий эксперимент. Двум группам людей – испытуемой и контрольной – предлагалось выполнить ряд рутинных вычислений. При этом одной группе говорили, что эксперимент имеет важное научное значение, а другой ненавязчиво намекали, что опыт проводится лишь формально, ради отчетности. После выполненной процедуры каждую группу опрашивали, насколько интересно ей было выполнять эти арифметические вычисления. Первая группа утвердительно заявляла, что ей это было скучно. Вторая группа проявляла склонность оценить свои действия как интересные. Объяснение заключалось в том, что люди из первой группы имели достаточное обоснование для своих рутинных подсчетов – научная ценность эксперимента, тогда как во второй группе возникал диссонанс между двумя параметрами: бесполезные вычисления были еще и скучными. Поскольку на первый параметр самосознание не могло подействовать (ему сказано, что это простая формальность), то второй параметр оно могло изменить. И человек убеждал себя, что ему было интересно. Этот закон диссонансов хорошо иллюстрируется известной шуткой. Почему разгружать вагон с мешками – это тяжелый труд, а таскать рюкзаки в горы – это удовольствие? В этой статье излагается еще один закон социальной психологии. Он гласит: Эмоционально и нравственно значимое для человека общество, в просторечии именуемое родиной, не может быть сколь угодно большим. И для его подтверждения не нужны эксперименты, поскольку экспериментальной базой в данном случае может послужить сама история человечества.

               ___________________________________________________________

 

                                                                                        Люблю отчизну я, но странною любовью!

                                                                                                                                      М.Лермонтов

 

   Все знают, с чего начинается родина. Где кончается родина человека?

       История России напоминает одну новеллу Э.По. Героя того рассказа, умирающего от туберкулеза, друзья погружают в гипнотический сон за несколько мгновений до агонии. Он пребывает в этом состоянии долгий срок – месяцы и месяцы без каких-либо изменений, оставаясь живым трупом. Наконец, друзья решают вернуть его в сознание. Этот человек пробуждается и – через несколько тех самых отсроченных мгновений до агонии –  умирает. А затем с ним тут же происходит то, что должно было произойти с мертвым телом за все эти месяцы – полное разложение. И вот на постели уже лежит зловонная масса вместо тела.

   Всякий раз как в России умирает очередной Хозяин, державший страну в железной узде, наступает смутное время, как будто разбудили спящего человека и его кошмарные сновидения стали явью. Начинается стремительное разложение государственного организма: юг хочет отделиться от севера, восток – от запада и окраины - от центра. Необъятное единство, купленное большой кровью, оказывается под угрозой. Империя рискует лишиться главного и, пожалуй, единственного предмета национального нарциссизма – великодержавности. И тогда для спасения Единой и Неделимой возникает жизненная потребность в очередном Владыке. Престол просит хозяйских чресл, а холопские спины – отцовского кнута. Нужен тот, кто всех поставит по местам и свяжет разлагающееся тело державы вертикалью священной власти. Нужен тот, кто вернет кошмар в сновидение, сделает реальный мир усыпальницей. Для национального нарциссизма, для тех, кому Империя – альфа и омега, живой труп лучше мертвого. Патриоты видят в этом соломоновскую мудрость: лучше живой пес, чем дохлый лев, которого очень многим соседям захочется пнуть. Опыт подсказывает: стоит России ослабнуть – и находится куча охотников в окрестностях российского мира, которые начинают визжать от удовольствия и тыкать палкой дикого зверя из дикого леса. Этот зверь не может даже отдохнуть, ему необходимо все время быть начеку. Разве лев виноват в том, что он лев? Но враждебные туземцы хотят натянуть его шкуру на барабан. Так им спокойнее. Ох, уж эти чертовы туземцы!

    Святой Руси, Третьему Риму нужен Хозяин. И такой великий Человек всегда находится. И держава сладостно стонет под его сапогом. Национальный нарциссизм странным образом сочетается с национальным мазохизмом. Все русские правители были негодяи! Все презирали свой народ, но никто не отказывался от удовольствия попирать его. А те, которые презирали его особенно сильно, заслуживали у этого народа наибольшую славу. Все эти Иваны Грозные да Петры Великие, Николаи Кровавые да Иосифы Сталины месили его как грязь. Именно они почитаемы и увековечены. Тьфу, какая мерзость!

   А ведь когда-то во времена вольных городов Пскова, Новгорода, Суздаля, Рязани и Мурома русский народ был не хуже любого другого народа в этом мире. Эти люди носили на боку меч, они выступали с вольными речами в народных вече и выбирали себе воевод и князей на царство. Но потом началось строительство необъятной родины, Единой и Неделимой. И сначала у этого народа отобрали право на оружие, а потом - все остальное. Вспомните самую знаменитую казнь молодого Петра. Казнь стрельцов. Это было массовое и показательное убийство людей, имевших право на оружие. Спустя века эта история повторится. Кронштадтский мятеж матросов, этого вооруженного оплота революции, будет утоплен в крови. Еще одна Стрелецкая казнь, только на этот раз устроенная не царем-великодержавником, но великодержавником-коммунистом. А есть разница?

   Право на оружие – больше, чем само оружие. Так было всегда во все времена у всех народов: свободных отличает право на оружие. Так было в древнем Египте, где безоружные рабы строили вооруженным фараонам и жрецам дворцы, храмы и гробницы. Так было в древней Индии, где низшим кастам под страхом смерти запрещалось иметь оружие. Так было в древней Японии, где самурай мог вечно жить впроголодь и мечтать о бататовой каше, но на боку у него висел меч, он имел кодекс бушидо и стоял на социальной лестнице выше любого сытого крестьянина. Так было в Римской империи, гражданина которой узнавали не по одежде или цвету кожи, но - по тому, что только у него было право на оружие, и только он мог требовать суда цезаря над собой. Это отражено и в Новом Завете. Когда апостол Петр принес в Гефсиманский сад два меча, уже за одно это он мог отправиться на галеры. А вот апостол Павел был гражданином Рима, и трибун Иерусалимского гарнизона охранял его жизнь от негодующих евреев. Павел был под охраной отправлен в Цезарею, а оттуда – в Рим, на суд самого цезаря. Ведь он был гражданином Рима, он имел право на оружие, и его нельзя было распять на позорном кресте, как какого-нибудь галилеянина. Так было в средневековой Европе, где вся собственность безумного дворянина могла состоять лишь из старой клячи и ржавых доспехов, но он ходил с мечом и мог высечь любого процветающего трактирщика. Так было всегда во все времена у всех народов: свободных отличало право на оружие. И так будет, пока человек остается всего лишь человеком.

   С началом строительства Российской империи русский народ лишился права на оружие. А вслед за ним всех остальных прав: права выбора, права вольной речи, права собственности, права на жизнь. Во времена Тургенева среди дворян ходила шутка: мужики терпят до поры, а потом возьмутся за топоры. За топоры. Не за ружья и пушки. Потому что только топоры и оставили этому народу его хозяева. Они бы и топоры забрали, но тогда бы этот русский народ вымер бы от голода, а вместе с ним – и его хозяева. Русский мужик ходил на медведя с рогатиной? А почему он это делал? Потому что барин ружья ему не давал, ибо боялся этот барин, что ружье обернется против него. Пока большевики рвались к власти, они утверждали, что социализм – это вооруженный народ. Но как только этот народ завоевал им власть, они тотчас начали его разоружать. А потом грянула 2 Мировая война, Великая Отечественная. И русский народ в ней победил. Но за годы войны он привык к оружию и стал слишком своевольным. Народ-победитель возвращался домой, и на границе необъятной родины отряды НКВД его разоружали. А иногда, говорят, эшелоны с этими победителями прямиком отправлялись в лагеря. Не годились эти паршивые овцы, привыкшие к оружию, для мирного советского стада. Недавно кто-то воевал в Чечне за Единую и Неделимую. Там они вкусили крови и тоже стали паршивыми овцами мирного российского стада. Они свое дело сделали. Не пора ли от них избавиться? Имперская власть должна быть подлой. Святыня обязывает. Ибо единственная цель любой империи – сохранение этой империи. Посмеет кто-нибудь возразить, что он важнее империи? Понятно, почему нынешние правители России против права на оружие: рогатый скот может попортить друг другу шкуры. Ни одному пастуху не нравится бодливое стадо. Удивительно другое. То, что сам скот придерживается того же мнения. Но волки давно вооружены, без оружия только овцы. Право на оружие – больше, чем оружие.

        Для всех государств справедлив «закон пирамиды». При взгляде на известные всем египетские пирамиды легко заметить, что они подчиняются одному правилу: высота этих пирамид прямо пропорциональна площади их оснований. Со всеми государствами происходит то же самое. Только в случае пирамид приоритетной является высота, а в случае государств – площадь основания, но зависимость между этими величинами остается прежней. Чтобы охватить территорию общим управлением, общей экономикой, общим правосудием, правящий класс неизбежно выстраивает иерархию власти. А все иерархии по построению своему являются пирамидами (в математике их называют кластерами). Все государства порождают иерархическую пирамиду власти, этот карточный домик, вершина которой отделяется от нижнего этажа, где живут простые смертные, таким количеством чиновничьих уровней, которое пропорционально площади основания – географической территории государства. Для империй с их огромными размерами эта вершина становится недостижимой как небеса. И эти небеса заселяется полубогами. Их личные качества, их скромность или спесь уже не имеют значения. Они редко спускаются на землю по той же причине, по какой бога невозможно встретить на улице среди прохожих. Гордыня тут не предполагается. Просто он – бог. Просто они – полубоги.

        Следствием этого становится неизбежная сакрализация имперской власти. Во всех империях во все времена власть была и будет священной. И этот закон пирамиды не зависит от национального менталитета или политической программы. США и Швейцария – конфедерации. Все знают президента США, но никто не помнит президента Швейцарии. Может быть, президент США – великий человек, а президент Швейцарии – жалкое ничтожество? Скорее всего, эти чиновники друг друга стоят. Почему же один высоко чтится в своей стране, объявляет войны другим народам и вершит судьбы мира, а другой ничего не вершит и никем не почитается? Потому что США – империя, а Швейцария – маленькая конфедерация, и президент в ней – лишь титульная фигура. Просто посчитайте количество иерархических уровней в структурах власти этих стран или сравните их географические площади.

      Всякая империя основывается на рабстве. В ней можно строить что угодно: монархизм, коммунизм, капитализм, - всегда будет одно и то же: централизованное государство с Верховным жрецом во главе. Этот жрец воплощает в себе лицо империи и становится свят вместе с нею. Святы были фараоны Египта, правители Китая, сардары Персии, императоры Рима. Святы были русские цари, святы были советские генсеки, ныне святы становятся российские президенты. Они бронзовеют на глазах. Говорят, премьер Швеции ездит на работу в такси, а голландские министры и вовсе обходятся велосипедами. Думаете, это оттого, что они скромные люди? Держава маловата. И корчить в ней из себя небожителя смешно и противоестественно. Еще одна причина, по которой российские люди, выбившись в чиновники, тут же обзаводятся всеми атрибутами власти: костюмами со значками, машинами с мигалками и спецномерами, заборами, охраной и дубовыми чиновничьими дверьми, сквозь которые простому смертному не пройти, заключается именно в том, что быть простым смертным в России – значить быть скотом и подвергаться всем имперским мерзостям. Позорно быть простым человеком в России. Это сопряжено с каждодневными унижениями. Попробовал бы премьер России пожить без атрибутов власти. Он быстро узнал бы себе цену, и цена эта была бы, как и всем простым смертным в империи, - грош.

   Между тем, даже поверхностный взгляд на современный мир убеждает в том, что наибольшего экономического успеха, социального благополучия, культурного развития и психологического комфорта в этом мире достигают и достигали сравнительно малые в географическом смысле государства. Мировые запасы счастья не подчиняются законам больших чисел, их национальные залежи не совпадают с залежами природных ресурсов и не умножаются на коэффициент великодержавности. Этот закон справедлив для всех народов и времен. В древнем мире тоже процветали малые народы. Этот мир до сих пор молится еврейскому богу и изучает книги греков. А что ему досталось от Рима? Имперская юрисдикция?

При слове "Рим" обыватель представляет себе что-то величественное и благородное, но только немногие знают, что империя эта была гнездом порока и цинизма. На фоне всеобщего растления и ожесточения, которое царило в Риме, какой-нибудь Сенека в ней выглядел великим гуманистом. Строптивых собак не забивают плетьми до смерти. Оступившуюся лошадь не распинают на кресте. Почему же в Римской империи с людьми обращаются хуже, чем со скотом? Рабы тоже люди, напоминает всем этот философ, но его никто не слушает. Бытие определяет сознание. Вместе с презрением к человеческой жизни в Римской империи, помимо работорговли, продавалось все: должности, звания, судебные решения, сенатские законы, договоры о мире и войне, продавались боги, продавался даже трон – для узкого круга лиц. Продавалось все! И весь многонациональный народ это знал. И самые ловкие охотно этим пользовались. А венцом всего этого цинизма был закон о святости цезаря – “crimen laese majestatis”. Это – закон пирамиды, который неизбежно ведет к сакрализации власти. Все знали, что империей правят ублюдки, но никто не смел произнести это вслух. За оскорбление величия цезаря – смерть. Разве можно плевать в президента США? Он – гарант Конституции! Разве можно оскорблять правителя Китая? Он – Кормчий народов! Разве можно хулить президента всея Руси? Он – свят!

        Коррупция – еще одно изобретение имперского мира. Это – совершенно научное утверждение, доказательство которого я приведу чуть позже. Все лучшее в европейской культуре – от греков, все худшее – от римлян. И, наконец, покоренные евреи и греки живы по сей день, а римлян пожрала их империя. Фактическая история гласит, что Рим был основан в 754 году до Христа, а разрушен германскими варварами в 476 году после Христа. Но на протяжении многих веков маленький республиканский Рим противостоял варварам. Однажды галльские племена кимвров захватили его, но горожане вернули себе свою компактную родину. Почему же огромная империя оказалась не в силах дать отпор германским варварам? Просто не осталось никого, кто захотел бы умереть за эту продажную родину. Ведь разрушение Рима не означало гибель народов. Когда империя рушится, ее население вовсе не исчезает с лица земли вместе с ней. Империя не является неким организмом, клетками которого являются люди, так чтобы вместе с организмом погибали бы и все его клетки. Все империи находятся в головах людей, и больше – нигде. Империя (и государство вообще) – не более чем абстракция. Абстракция должна быть полезной людям, чтобы за нее сражались. Если бог бесполезен, зачем за него воевать?

      Именно это происходит со всеми империями. Народ процветает и стремительно развивается, не сознавая, что причины такого успеха в его компактности. Человек, как социальная единица, самоидентифирует себя с окружающим обществом и дорожит им, видя в нем залог своей достойной жизни. Но если народ ищет себе расширения, становясь империей, то это оказывается началом его конца. Сегодня в этом мире можно найти греков, евреев, арабов, сирийцев, армян, германцев и кельтов, но не найти ни одного римлянина. Даже латынь стала мертвым языком. Вот что случается с империями. В античном мире Римской империи предшествовали Египетская, Вавилонская, Персидская, Македонская. Где они все? А самой грандиозной по географическим масштабам в истории человечества была, пожалуй, Монгольская империя, основанная Чингисханом. Но просуществовала она так мало во времени и оставила о себе так мало культурных следов, что кажется сегодня просто историческим недоразумением.

       Не все ли империи являются недоразумением? Не потому ли все они рано или поздно гибнут? Спячка, в которую они при этом впадают, не отвращает их конца, но лишь затягивает агонию, как в рассказе По. Как стало возможным, чтобы крохотные островные государства Англия и Япония посягали на великие империи – Индию и Китай? Все очень просто. Компактно проживающие народы развиваются, имперские впадают в спячку. Догадайтесь, что стало бы с Англией и Японией, оставайся они империями по сей день. Сегодня Индия, Китай и Россия просыпаются. И если имперские тупицы не загонят их опять в спячку, то произойдут перемены. Вполне вероятно, что в не очень далеком будущем на территории США, Китая, России, Индии и Бразилии появятся десятки новых государств, и политическая карта мира станет еще более пестрой и разноцветной. И это прекрасно. Вот Финляндия. Маленькая, ухоженная, чистая, благополучная страна. Но что было бы, если бы эта Финляндия не отбилась от России в 39 году своим Маннергеймом? Не было бы никакой Финляндии. Была бы Чухонь, еще одна дыра необъятной родины, в которой ни на что не хватает денег: ни на детей, ни на стариков, ни на дороги, ни на дырявые крыши сельских школ.

   Как происходит гибель империй? Великодержавным римлянам это казалось концом света, но гуси, которые паслись на Авентинском холме, даже ничего не заметили. Небо было прежним, земля и вода не окрасились в красный цвет. И люди по-прежнему ели, пили и делали все человеческое. Империи гибнут в головах людей, потому что только там они и находятся. Ведь всякое государство – такая же абстракция, как бог. Невозможно ткнуть пальцем и сказать: это – бог. Невозможно ткнуть пальцем и сказать: это – государство. Их место проживания – человеческие головы. Быть может, вы никогда не задумывались об этом, но ваши любимые собаки и кошки не знают вашей родины. Плевать им на вашу священную империю!

   Что же такое – родина? Наверное, большинству людей это понятие кажется настолько очевидным, что они даже не пытаются дать ему определение. Но что же это такое? Планета Земля – это родина человека? А галактика Млечный путь – это родина человека? А четырехмерная бесконечная Вселенная, в которой он живет, – это родина человека? А есть еще временные параметры. Была ли Земля родиной человека, когда человека на земле не было? Будет ли она его родиной, когда он с нее уберется? Все знают, с чего начинается родина. Где кончается родина человека? Человек живет в мире своего самосознания. Размеры этого самосознания определяют размеры нашей Вселенной. За пределами нашего самосознания может находиться что угодно. Мы с ним никогда не столкнемся, ибо по определению не можем сделать его объектом нашего самосознания, нашего языка, нашей Вселенной. Очевидно, родина меньше, чем бесконечная Вселенная. Очевидно, она меньше, чем планета Земля. Дети в Африке голодают. Кому-нибудь это мешает спать по ночам? Это – не ваша родина. Ваше самосознание защищается, ибо невозможно сострадать всему смертному человечеству. Мировые запасы боли не вмещаются в одну душу. Тут нужно умереть от сострадания. Но все эволюционные инстинкты психики встают на самозащиту. Человек не умирает от мировой скорби. По крайней мере, с ним это происходит не часто.

   Родина человека – это люди, с которыми он проживает свою жизнь. Родина человека – это психологически и экономически значимое для него сообщество людей. Оно эмоционально и нравственно выделено для него из всего остального человечества. Дети Африки не входят в их число – так же, как не входят в их число миллионы тех, что жили до нас. Мы рождаемся и узнаем, что у нас были тысячи и тысячи предков. Все они умерли. Кто-нибудь оплакивает их? А ведь это они дали нам жизнь и оставили нам плоды своего культурно-экономического развития, но мы их никогда не видели и не увидим. Их нет в нашем самосознании. Мы эмоционально и нравственно свободны от них. Родина – это живые люди. В силу своей физической природы эти люди занимают некоторый фрагмент пространственно-временного континуума, а попросту говоря, нашу современность и географическую территорию в ней. Именно этот вторичный признак родины и становится главным. Он более операционален и верифицируем. Невозможно посчитать родину по головам, тем более что люди непрерывно умирают и рождаются, но ее легко измерить в квадратных километрах. Так родина становится территорией. И квадратный километр этой родины оказывается ценнее тысяч людей, живущих на ней. Какой-то слабоумный юрист произнес: да восторжествует закон и погибнет мир! Какой-нибудь слабоумный патриот может произнести: да восторжествует родина и погибнет народ.

   Все знают, с чего начинается родина. Где кончается родина человека? Где-то во Вселенной взорвался красный гигант и превратился в белого карлика. Космическая катастрофа! Что человеку до этого? Это не его родина. Где-то на планете Земля, в районе Индонезии стихия унесла жизни сотен тысяч людей. Что человеку до этого? Это не его родина. Где-то на окраине его необъятной империи разбился авиалайнер. Что человеку до этого? Это не его родина. В числе погибших были его брат и сват. Вот теперь это его родина. Родина, которую не купишь и не продашь, не учредишь и не отменишь никаким законом, никакой политической волей, ибо эта родина всегда с человеком. Ведь это – его психологическое пространство, его эмоциональная и нравственная среда обитания, зона его человеческой жизни, без которой ему самому не жить. Родина человека не может быть империей. Что же происходит, когда эта территория начинает превышать размеры эмоционально и нравственно значимого для человека сообщества? Если сон разума порождает чудовищ, то нарушение законов самосознания порождает уродов. Происходит «фрустрация социального смысла жизни». Общество перестает быть гражданским обществом. Оно становится, попросту говоря, сбродом. Опустившийся бродяга, который спит в подворотне, и процветающий коррупционер, спрятавший краденые деньги в офшоре, это - два полюса такого общества. И оба они - уроды необъятной родины. Третьим в этой компании оказывается человек, который уходит в самоизоляцию, в полное презрение и равнодушие ко всякой политике, в свою индивидуальную бочку. Такова многовековая участь русской интеллигенции. Всякая новая великодержавная власть, делающая свое имперско-патриотическое дело, вскоре разочаровывает ее. И она уходит в безмолвную оппозицию, предпочитая не иметь ничего общего с этой властью. Двести лет она задается вопросом: кто виноват? И кажется, этой чертовой русской интеллигенции не хватает ума понять, что виновник только один. Империя. Большевики были лютыми врагами монархистов. И только одно их объединяло – великодержавность. Но в этом-то и вся суть. Царя сменил генсек, дворян - партийные чиновники. И ничего не изменилось. Даже имперский балет эти вожди пролетариата сохранили. Ведь он был имперским. Белая иммиграция, поняв, что большевики не собираются разрушать империю, но даже готовы ее расширить, зауважала своих врагов. Монархист Бунин готов был простить великодержавного вождя Сталина.

     Патриот русского народа должен быть врагом империи, а не ее тупым, невежественным поборником. Не об империи нужно думать русским патриотам, если они не хотят, чтобы их постигла участь римлян, но о спасении русского народа. Эта необъятная родина никогда не дорожила своим человеческим содержимым. Она осознанно истребляла во имя своей целостности самых свободных, а значит – самых лучших своих сынов. Что значит – уничтожить самых лучших в народе? Это значит уничтожить не только их, но и всех их потомков, которые когда-либо могли родиться. Это значит уничтожить ту культурную среду, которую эти люди создавали. А в двадцатом веке новая великодержавная власть принялась так тщательно пропалывать генофонд нации, что остались одни осевки. Золотой век русской литературы сменился серебряным, серебряный – бронзовым, а ныне он, надо полагать, деревянный. Почему не наоборот? Почему золотой век не превратился в платиновый, в алмазный? Пятьсот лет геноцида даром не проходят. Любая нация при таком геноциде деградирует. И это лишь ускоряет «утечку мозгов». Для развитого ума оскорбительно жить в стране, которой правят невежды. Еще одна имперская чистка, и от русского народа останутся одни идиоты, у которых хватит ума только на пьянство и разбой. Да восторжествует империя и погибнет народ! Кто будет пастись на этой необъятной родине? Овцы другого стада? Они не позовут тупых российских патриотов в пастухи. Невежественному пастуху, который погубил свое стадо, одна награда –  смерть и забвение.

       Эмоционально и нравственно значимое для человека общество, в просторечии именуемое родиной, не может быть сколь угодно большим. Родина должна умещаться в шляпу. Это – закон человеческого самосознания, вашего самосознания. И если он вам не нравится, можете покарать самих себя. Меня карать бесполезно. Это вам не поможет. Этот закон природы столь же незыблем как гравитация, и его нельзя отменить ни в каком законодательном собрании, ни в какой конституции, ни в каком верховном суде, ни в какой абсолютной власти. Как живет имперская среднестатистическая единица, оставшаяся без человеческой родины? Она не может остаться вовсе без родины, как не может жить без воздуха. Просто ее родина сжимается до размеров ее дома. Там, в своем доме, эта социальная единица ведет себя эмоционально и нравственно. Человек не берет взяток со своих родителей и не продает наркотики жене. Он не отправляет на войну сыновей и не разворовывает свой дом. Он не держит своих детей голодными, храня в сейфе стабилизационный фонд. Он не разливает по комнатам яды и не запихивает мусор под диваны. Он следит за тем, чтобы в его доме было чисто, а после ремонта полы не походили на русские дороги. Он ведет себя разумно, ибо нравственность есть лишь продолжение разумности. И никакой другой нравственности нет. Если народ будет лгать, красть, убивать и прелюбодействовать, то скоро он сам себя погубит. Такому народу и враги не нужны. Но здравый смысл становится излишним для имперского урода, когда он выходит из своего дома на просторы необъятной родину. Здесь можно все. Это не его родина. В конце концов, он изгадит всю землю, выкачает все недра, вырубит все леса, отравит все реки и лишь потом вымрет. И те, кто придут на его необъятную родину после него, будут лишь с удивлением взирать на эту свалку и спрашивать себя: что же за чудовища здесь жили? Здесь жили русские! Они хотели третий Рим. Они его получили! Неужели эти люди даже историю не изучали? Они не знали, чем кончился первый Рим? Глупы историки, которые рассказывают, что Рим разрушили варвары. Рим заживо сгнил. Никто не хотел воевать за подлую, продажную империю. США могут тешить себя мыслью, что они разрушили СССР. Но это не так. Советский Союз сгнил заживо. Когда Рим пал, его патриотам казалось, что настал конец света. Но мир пережил такую потерю. Переживет он и исчезновение русских. Это – не проблема мира, это – проблема русских.

        Какова природа взяточничества? Если не принимать во внимание жажду наживы, которая вообще свойственна людям, то в основе коррупции лежит антипатриотизм. Исходя из святого убеждения, что все законы пишутся ради общественного блага, следует признать, что нарушители этих законов – враги общественного блага. Разумеется, все взяточники искренне считают себя патриотами. Но с тем же успехом патриотом можно считать любого грабителя с улицы. Если все умрут, кого он будет грабить? Каждый паразит является патриотом того организма, за счет которого он живет. Но ни звери, ни люди не ценят своих паразитов: они с удовольствием давят этих патриотов. Человечество познало коррупцию, когда построило первую империю. Дело ведь даже не в том, что кто-то хочет избежать кары общества или нажиться за счет этого общества. Дело в том, что члены общества сами готовы помочь ему в этом противоестественном деле. Никакой судья не оправдает за взятку убийцу своего сына или дочери, но в любой империи находится великое множество судей, готовых сделать это в отношении чужих сыновей и дочерей.

Дело не в нравственности, а в том самом здравом смысле, следствием которого является нравственность. И здравый смысл говорит: это – не моя родина. Имперский чиновник искренне считает себя патриотом империи и столь же искренне берет взятки. Он вовсе не лицемер. Для его здравого смысла в этом нет противоречия. Там, на своей настоящей родине он взяток не берет. Он – хороший человек. Он – заботливый семьянин и надежный друг. А здесь? Так ведь это – не настоящая родина. Это – лишь территория с полезными ископаемыми, на которых пасется имперский скот.

   Летописец Нестор начинает историю Российского государства с рассказа о том, как позвали русичи Рюрика на царство и сказали ему: «Земля наша обширна и хороша, но порядка в ней нет». Обширный порядок или упорядоченная обширность – эта извечная русская мечта – является по сути своей оксимороном, фигурой речи, которая содержит несовместимые понятия. На протяжении веков глупая русская душа мечтает о круглом квадрате, о горьком сахаре, о горячем снеге, о жидком камне, о белой тьме. Как бы ей сохранить обширность и навести порядок? Может, варягу Рюрику это удастся? Ведь в его Скандинавии порядок поддерживается как на корабле под парусом. Каждый матрос знает свое место. А на Святой Руси никто не знает своего места.

   Обширность и порядок – химера, противоречащая законам человеческого самосознания. Вся история России потрачена на создание этой античной химеры – льва с головой козла. В конце концов, этот зверь преобразовался в двуглавого орла – в невиданную птицу уже из русской мифологии, в орнитологического урода, который сидит сразу на двух стульях. И никто, кажется, не понимает, что западная и восточная культуры есть логически замкнутые в себе системы, каша из которых вызывает несварение желудка. Вот Россия и мается животом. Такая двуглавость трагически сказалась на судьбе самого русского поэта. Он хотел быть по-европейски вольнодумным и по-азиатски ревнивым. На Черной речке морозным утром какой-то француз влепил в него пулю. А не сиди на двух стульях. Либо балы и любовные многоугольники, либо гарем и мужняя честь. Имперская Россия сама себя поставила в противоестественную позу. Стоит ли ей обижаться на то, как с ней поступают при этом? И на Западе, и на Востоке. И спереди, и сзади. Сидеть нужно на одном стуле и смотреть в одну сторону.

   Киевская Русь. Князь Владимир Рюрикович рассылает гонцов во все стороны света, чтобы узнать про верования и обычаи других народов и принять лучшие из них. Выбор византийского христианства летописец Нестор объясняет чуть ли не эстетическими причинами: понравились князю красота убранства храмов и пышность религиозных обрядов в Византии. Приняв новую веру, Владимир крестит Русь в православие. И поплыли по Днепру поверженные истуканы перунов и даждьбогов. Чудны дела твои, Господи, - пишет Нестор. Это красочное объяснение очень лестно для русского национального чувства, но скорее всего причины были политические. Католицизм всегда рассматривал византийскую версию христианства как восточную ересь, близкую к арианству. Но главное различие двух ветвей христианства заключается, конечно же, не в тонкостях теологии. Никому нет дела до филиокве и целибата. Главное различие заключается в земном устройстве двух Церквей. В католицизме высшая духовная власть отделена от высшей светской власти. И во все времена этой Церкви ее папы добивались контроля над королями. Наместники бога ставили себя выше земных правителей. Появление независимых Англиканской и Лютеранской церквей, которые при этом ничего не изменили в своих догматах, стало следствием противостояния национальных королей Ватикану. Но в православии высшее духовное лицо никогда не отделялось от высшего светского лица. Царь-басилевск Византии был одновременно и Верховным жрецом. Именно этим и объяснялся выбор князя Владимира. Его бабка Ольга, женщина волевая и дальновидная, недаром приняла православие в единоличном порядке. И впоследствии все русские князья и цари подтверждали ее выбор. Они не желали подчиняться папам, они предпочитали сами быть Верховными жрецами. Выше царя нет никого на Руси!

    Новгородский князь Александр, прозванный Невским. С северо-запада наступают крестоносцы, с юго-востока татаро-монголы. Невозможно дать бой двум этим силам. Следовательно, нужно смириться с одной из них. Кто такие крестоносцы? Это армия католицизма, воины Христовы. Кто такие монголы? Дикие язычники. Что нужно им? Католикам нужны русские души. Монголам – золото, корм для коней и женщины. Души их даже свои собственные не очень интересуют. Александр дает отпор католикам ( даже если Ледовое побоище – миф) и покоряется монголам. А могло ведь быть наоборот. Александр мог принять папство. Но Русь сохранила православие. В католической Европе папы свергали королей, на Святой Руси царь Иван Грозный удавливал патриархов прямо в их монастырях. Чувствуете разницу? Ни один европейский король не мог позволить себе такой удовольствие – придушить божьего наместника. В лучшем случае неугодного папу можно было запутать в интригах или тайно отравить. Но убить как раба не мог никто из них. В православном каноне родился боевой клич русской армии: за бога, царя и отечество. Именно в таком порядке: сначала бог, потом царь, потом империя. Никаких пап-посредников между первым и вторым и никакого народа между вторым и третьим. Было бы странно, если бы мясо империи воевало за самого себя. Ведь тогда не осталось бы ни бога, ни царя, ни империи. Только свобода.

   Российская империя. Живет простой русский человек где-то на окраине необъятного российского государства. Не растут в его земле апельсины. Ну, так он о них и не думает! Нет их в его самосознании, в том единственно значимом для него мире, где он живет. Нет апельсинов в его настоящей родине. И не надо. Но вот говорят этому простому русскому человеку, что где-то за тридевять земель есть город Москва. А в том городе есть Кремль. А в том Кремле есть трон. А на том троне сидит человек, которому он – вечный раб и слуга. Задумывается человек. Есть у него дом, есть жена, дети, скотина, кум с кумой, скупой сосед, все есть. Царя нет. Может, врут люди, и нет никакого царя, которому нужно быть вечным рабом и слугой? Где он, этот царь? Хоть покажите его. Именно так европейские и все прочие короли поступали, - показывали себя невежественному народу. Но державы-то у них размером с одну российскую губернию. Не может русский царь объехать всю свою империю, чтобы показать себя. А простому русскому человеку некогда по ужасным русским дорогам добираться в Москву, чтобы убедиться: есть такой город и есть там царь на троне. Вот и отправляет русский царь своих слуг царевых вместо себя, чтобы напомнили они всем, кто здесь бог. Опричнина не была порождением злой воли или больного ума Ивана Грозного. В ней была целостность империи. И ехали опричники по необъятной родине и, точно библейские ангелы, напоминали всем, кому они должны кланяться. Псами рвали непокорных рабов и метлами выметали строптивых слуг. Огнем напоминали простому русскому человеку, чтобы он сам не забыл и детям своим рассказал. Растут апельсины на Урале и в Сибири! Кто тут не верит? Есть за тридевять земель город Москва, в ней – Кремль, в Кремле – трон, на троне – православный царь, и все ему – вечные рабы и слуги. Кто тут не верит? Все империи существуют вопреки здравому смыслу, и совершенно закономерно, что население этих империй утрачивает здравый смысл, который лежит в основе его гражданской нравственности.

   «Король умер, да здравствует раскол!» - так звучит русский династический девиз. Всякий раз, как в России умирает очередной Хозяин, наступает Смутное время. Юг хочет отделиться от севера, восток – от запада, и деревня Тмутаракань – от Москвы. Опостылела жизнь такая! А на верхних этажах пирамиды  – беготня: Хозяина нового ищут.

   Молодому царю Петру очень нравится Европа: науки, ремесла, промыслы, торговля – все блага, основанные на свободном проявлении человеческой натуры. Оно и понятно, - у них ведь Хартия вольностей! Царь Петр возвращается на необъятную родину и устанавливает … Крепостное право. Почему? Потому что иначе империя развалится на десятки Голландий, Швейцарий и Даний. И заживут в них вольные ремесленники и земледельцы. И наплюют они на Царь-град! И не будет империи! Великий царь Петр с лицом сытого кота низвел свой народ до положения скота. Все ради империи, Единой и Неделимой. При этом российский дворянин становился имперским чиновником по своей сути. Ему совсем было не обязательно служить в каком-нибудь департаменте и носить мундир. Он мог по-медвежьи жить в своей помещичьей глуши и не вылезать из засаленного халата. Его чиновничий долг заключался в том, чтобы не объявлять республику в своих владениях и не давать Хартию вольностей русским холопам. При этом он мог сколько угодно корчить из себя вольнодумца. Русский дворянин очень похож на какого-нибудь ямайского губернатора, от которого требуется только одно – сохранять верность английской короне и не объявлять республику на Карибах. А там пусть делает, что хочет, хоть перевешает половину туземцев. Короне какая печаль? Карибы должны быть английскими! Трудами Петра российский народ измельчен, стерт в порошок, разложен по ящикам-губерниям и накрыт дворянской решеткой. Ни одна человеческая песчинка не может по собственной воле переместиться из ящика в ящик. Но ее можно продать или обменять на породистого щенка. Ровно столько стоит имперское мясо. Осталась лишь тонкая окаемка жира вокруг этого мяса – казачество, которому и предлагается за свою вольницу охранять границы Единой и Неделимой даром. После смерти Хозяина только из этой пограничной каймы и мог вырваться главный русский девиз: король умер, да здравствует раскол! Началась Крестьянская война под предводительством казачьего хорунжего Емельки Пугачева, в которую беглые крепостные тянулись со всех сторон, как некогда в армию гладиатора Спартака – все римские рабы. Екатерина 2, будто славный римский полководец Красс, подавив восстание неблагодарных холопов, повесила замок на петровскую тюрьму.

   В следующий раз, вместе с кончиной Александра 1, русский девиз: король умер, да здравствует раскол! – пришел из среды самого дворянства. Больше было неоткуда. Народ, который сидел где-то внизу за трюмной решеткой на пьяном русском корабле, который ищет бури, был способен лишь на бессмысленный топорный бунт. К тому времени просвещенный русский дворянин уже вполне чувствовал себя европейцем, но в самой Европе его по-прежнему считали варваром. Ведь этот вольтерьянец мог проиграть за карточным столом в каком-нибудь Баден-бадене не безликие тысячи в банковских векселях, но живые деревни с мужиками, бабами и детьми. Восстание декабристов было актом национального стыда лучшей части этого русского дворянства. В американских колониях уже поговаривали о том, чтобы дать свободу черным рабам. Здесь же единокровные Иваны и Марьи оставались скотом. Новый Хозяин Единой и Неделимой Николай 1, прозванный в народе Палкиным, укрепил вертикаль власти Третьим отделением – тайной полицией, и на тридцать лет в государстве наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь герценовским «Колоколом» из-за границы.

          Но вот: король умер, да здравствует раскол! На этот раз русский девиз подхватывают разночинцы – дети купцов и мещан. Юные революционеры жаждут взорвать Единую и Неделимую буквально, – они метают самодельные бомбы в российскую власть. Им уже не нужны топоры. В университетах они познакомились с химией. Это Смутное время кончается двумя революциями и Гражданской войной. Казалось, Единой и Неделимой пришел конец. В пятисотлетней войне со своим народом она проиграла. Теперь все могут разойтись по своим домам и заняться обустройством своих человеческих родин, которые умещаются в шляпу. Зажить по-людски. Да здравствует дружба народов! Долой единую семью, этот кровосмесительный союз! Долой двуглавого орла, этого пернатого выродка! Но молодая советская республика по мере своего превращения в СССР становится все той же Единой и Неделимой. И Хозяин новый подоспел – Иосиф Сталин. И история, которая ничему не учит невежд, начинается сызнова. Кто сказал, что история повторяется дважды: сначала как трагедия, а потом как фарс? У болванов она может повторяться бесконечно много раз, как кошмарный сон. Единая и Неделимая оказалась тем бессмертным драконом Шварца, убить которого может только тот, кто превзойдет его в коварстве, подлости и жестокости, - другой, еще больший дракон. Этим драконом оказались коммунисты.

   Как гласит исторический материализм, в основе исторического развития общества лежит научно-технический прогресс, который создает новые средства производства, а вместе с ними – новые классы. Феодализм сменил рабство, потому что вместе с новыми средствами производства оказался эффективнее прежнего. По этой же причине капитализм сменяет феодализм. А там и до социализма рукой подать. Но Русь уже жила при феодализме. Почему же она вернулась в рабовладельческий строй? Маркс не нашел ответа на этот вопрос и вычеркнул Россию из исторического материализма Европы. Он счел эту варварскую страну исключением из человеческих правил. А вместе с ней – Индию и Китай. Но в России нашелся свой умник - Чернышевский. После тяжких раздумий на каторге, этот горе-мыслитель пришел к выводу, что России не нужен исторический материализм. Крепостное право – это уже социализм. У народа уже нет ничего. Осталось только заменить царя и помещиков государственными служащими. И все уравняются в своем бесправии. И крепостная община мгновенно превратится в коммунистический фаланстер. Большевики взяли эту замечательную мысль на вооружение. Оказывается, из рабской России – самый короткий путь в светлое будущее …

        Некогда древние карфагеняне приносили в жертву верховному божеству Молоху самое ценное – своих детей. Они заживо сжигали их во имя Отца, Солнца и Святого Огня. Думаете, они были чудовищами? Не большими, чем вы. Вы ведь тоже отдаете своих детей в жертву Единой и Неделимой. Зачем России понадобилась Чечня? Зачем империи этот клочок земли? Во имя необъятной родины? Чтобы другим народам не повадно было? Чем же вы лучше карфагенян? У вас святыня? У них тоже святыня. Ваша святыня святее? Жаль, нет здесь древних карфагенян. Они бы плюнули вам в лицо. Они тоже не были чудовищами. Просто их бог, дающий свет с небес и огонь в очаге, питался человечиной. Но сами они людей не ели. Просто бог был такой. И что же в итоге? Когда в 19 веке Николай Палкин затеял Кавказскую войну, его не беспокоили права человека, международные нормы и мировое сообщество. Он лишь делал то, что делали до него все монархи: расширял свои владения. Но современный мир после двух Мировых войн стал беспокоиться о своем гуманизме. Когда-то некто сказал Диогену: ты не философ, но лишь притворяешься им. Диоген ответил: даже если я притворяюсь, это уже философия. Даже если современный мир лишь притворяется гуманным, это уже некая гуманность. В нем приходится считаться с международными правом и мировыми обязательствами. Так выиграла ли Россия новую Кавказскую войну? Она ее проиграла. Россия теперь должна Чечне. Если этой Единой и Неделимой так важно, чтобы чеченский народ оставался в ее составе, ей придется платить ему за это всем, что у нее есть. Теперь это лишь вопрос политической наглости и умелого шантажа, чтобы получить все удовольствия от сожительства с дряхлой  империей. Старуха все оплатит.

   Россия – не третий Рим. Россия – второй Карфаген. И в этом представлении второй Карфаген действительно оказывается чудовищным фарсом. Со дня своего образования Единая и Неделимая требует человеческих жертв – утром, днем и вечером. Ради необъятной родины никого не жалко: ни бездомных детей, ни обездоленных стариков, ни спивающихся мужчин, ни больных женщин, ни мальчиков, отправленных на войну, ни девочек, отправленных на панель. Кто-то сегодня останется без обеда, но для Единой и Неделимой стол всегда накрыт. Чтобы Карфаген не погиб, его бог должен жрать человечину. Ты записался в добровольцы? Родина-мать зовет …

   Если бы очень русский писатель Достоевский потрудился, вместо рассуждений о русской душе, сформулировать главную мысль своих безрадостных романов, то прозвучала бы она примерно так: негодяй тот, кому все смешно. Всем его Смердяковым и Фердыщенкам смешно жить на Руси, а противопоставляются им неизменно серьезные Карамазовы, Мышкины, Раскольниковы, - может быть, и безумные слегка, но совсем не шутящие. Они даже на старуху, как на медведя, выходят с топором. Будто недостаточно стукнуть ее виском о дверной косяк. А теперь добавим сюда исповедальные строки очень русского поэта Блока:

                           Что делать? Изверившись в счастье,

                           От смеха мы сходим с ума

                           И пьяные с улицы смотрим,

                           Как рушатся наши дома,

   И можно ставить диагноз русской душе: негодяйство от безнадежности, от тоски, которая стала нормативным состоянием русской психики. Ведь мировые запасы счастья обошли стороной ее необъятную родину. Любит русский человек все печальное, но иногда ему хочется сбросить с себя вековечную тоску, и тогда он начинает смеяться. Ближний урод, - и это забавно. Общество подличает, - и это смешно. Страной управляют воры и слабоумные, - нескончаемый повод для шуток. Бога убили - история, обхохочешься. Негодяй тот, кому все смешно. И как не быть этому русскому человеку негодяем? Ведь его пятьсот лет месят с грязью. Все славянофильские разговоры русских горе-философов об особом пути России, о загадочной русской душе, о славянском менталитете есть, по сути, клевета на свой народ. Если русские не такие, как все, - значит они представляют собой генетическую аномалию. Если это – правда, то она ужасна. Если – нет, то это – клевета! И если я утверждаю, что русский народ – не урод, что таким его делает противоестественная необъятная родина, то именно я оказываюсь защитником этого народа.

         Посадите удава в клетку с кроликами. И удав, конечно же, начнет их жрать. Но ведь всех он зараз не проглотит. Следовательно, останутся кролики, которые будут вынуждены жить в одной клетке с удавом. Что же с ними будет? У них начнется депрессия, ибо не одно живое существо не способно поладить с тем, кто является для него чудовищем. Чтобы ужиться с чудовищем, нужно стать уродом. А теперь остановите первого встречного на необъятной родине, и будет одно из двух. Либо этот человек – калека, который стыдливо прячет под одежкой свои рванные раны, ибо на святой Руси не принято гордиться шрамами. Ведь это – не шрамы героя, это – шрамы раба. Либо все у этого человека хорошо, и живет он припеваючи. Вот только он – урод, он научился ладить с чудовищем.

         Когда-то я жил в советской империи. Я шел по родному городу и видел свалки бытового мусора именно там, где висели таблички «Выбрасывать мусор запрещено». А лозунг «Трезвость – норма жизни» красовался на стенах наркологии, на том самом месте, которое всем своим существованием опровергало это утверждение. На высоком заборе советской тюрьмы было написано «Товарищ! Будь хозяином своей земли», а через дорогу на воротах кладбища – «Добро пожаловать». Двадцать лет прошло с тех пор, как эта патологическая, абсурдная, как романы Кафки, держава распалась. Но что же изменилось? Стала ли она разумной? Как не было в России проституции, так и нет. Проститутки есть, а закона о проституции нет. Город Санкт-Петербург находится в Ленинградской области, а город Екатеринбург – в Свердловской, и никому этот бардак не кажется странным. Последний русский царь причислен к святым великомученикам, а его убийца лежит в священной гробнице, и никто не видит в этом противоречия. Быть может, власть их обоих поместит в один саркофаг? Да ведь у этих людей мозги набекрень. Им лечиться надо! Как же они пасут народы?

         Поводырей в этом мире следует выбирать гораздо тщательнее, чем жену, друзей и собутыльников. И никогда нельзя давать полномочия болванам! Это слишком серьезно. Некомпетентные пастухи могут замучить миллионы и уничтожить их без всякого террора. Достаточно завести стадо в пустыню. Достаточно заставить общество жить в условиях, противоестественных для законов его самосознания. Все остальное сделают неврозы, инсульты, инфаркты, суициды, алкоголизм, наркотики, распри, убийства, преступность, терроризм, аварии, катастрофы, экология, бесплодие и цинизм. Ведь все это – социальные болезни. А у болезней есть причины. Но дураку откуда про них знать? В современной юриспруденции есть закон «о принуждении к самоубийству». Но никакую власть невозможно даже формально обвинить в принуждении народа к самоуничтожению. Ведь у того пастуха, который завел свое стадо в пустыню, не было злого умысла. Он всего лишь превысил уровень своей компетентности. Благие намерения власти ничего не значат. Значение имеет лишь ее компетентность, ее интеллектуальный уровень. Если миром правят дураки, они его погубят. У вас есть Государственная Дума? Да с чего ей думать? Это же конгломерат невежд и фарисеев. Они даже не желают обсуждать вопрос о проституции. Зато плодят тысячами запреты, которые никто не собирается исполнять.

   О доверии к власти в России, возможно, еще имело смысл говорить во времена Мономаха. Все последующие Иваны и Василии принесли это доверие в жертву Единой и Неделимой. Русский человек давно уже вооружился народной мудростью про тюрьму и суму, про плеть и обух, про закон-дышло – целым сводом собственных правил, не рекомендующих связываться с властью, потому что «нет правды на земле, но нет ее и выше». От власти он привык ждать только подлостей. Ведь она никогда не служила народу. Она всегда служила Единой и Неделимой и боролась со своим народом, с его человеческим фактором. И по отношению к этой власти народ давно уже живет в состоянии стихийной анархии, сам по себе. Он и не ждет от нее благородства. Достался барин добрый, - радуйся. Достался лютый, - терпи. Барина не выбирают. Но если барин не видит, то гори все синим пламенем! Граф Л.Толстой, затеявший воскресные школы для крестьянских детей, узнал на собственном опыте, сколь глубоко недоверие народа к барину. С чего барин такой добрый? Не нужно ничего от власти. Пусть только не мешает жить. Когда Единая и Неделимая сменила вывеску – монархического двуглавого орла на пшеничный венок для социалистической могилы, все осталось по-прежнему. Достался начальник добрый, –  радуйся. Достался лютый, –  терпи. Начальника не выбирают. Но если начальник не видит, то гори все синим пламенем! Русского человека имперская власть так долго била по рукам, что отшибла у него всякое уважение к собственной земле и к собственному труду. Гори все синим пламенем!

         Нормативный выбор власти в любом государстве ничем не отличается от выбора вожака в стае или главаря в банде. На роль вожака выбирается самый подходящий по личным качествам член стаи. Но главное: выбирается он для того, чтобы ему подчиняться. Только в этом смысл выбора: последующее добровольное подчинение. Даже животные это понимают. Иначе, зачем вообще было выбирать? Если выбор окажется ошибочным, это приведет стаю к катастрофе, которая станет возможной именно благодаря тому, что все покорно выполняли приказы избранного вожака, были дисциплинированны.

         Когда эра демократических выборов пришла в Россию, она столкнулась с многовековым стихийным анархизмом. Свободная Россия выбирает власть не для того, чтобы ей подчиняться. Она и не думает это делать. Власть выбирается для того, чтобы она, наконец-то, не мешала жить по-своему. Русский человек даже не допускает мысли, что власть может быть ему полезна. Достаточно, если она будет бесполезна. Он хочет лишь того, чтобы власть не была ему вредна. В России выберут кого угодно, хоть шута горохового. Более того, именно шута скорее всего и выберут. А выбрав, займутся своими привычными делами. Электорат не собирается подчиняться избранному лидеру, читать его указы, исполнять их и требовать исполнения от других. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. Так пусть не мешает! Этот анархизм не создает оппозицию, не выходит на баррикады, не объявляет импичмент, он даже не возражает власти, он молча слушает и поступает так, как сам считает нужным. У этого явления имеются далеко идущие последствия. И они хорошо видны в современной России.

        Первое из них – паралич власти. Наверху могут принимать сколь угодно мудрые или глупые указы. По мере их спуска по иерархической лестнице их ждет одна участь – лечь под сукно. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. Никто не собирается быть дисциплинированным, и педанты-правдоискатели лишь раздражают народ. История любой империи, включая Россию, – это история имперского рабства. А великодержавные философы, историки и социологи, вся эта интеллектуальная обслуга власти, сетуют: в России не формируется гражданское общество. Как бы его сформировать? Если не вспоминать метод Чернышевского, который одним махом превращал крепостную общину в коммунистический фаланстер, то – никак! Когда на вершине пирамиды власти оказывается один, который берется «за всех направлять потоки явлений», то он, как известно, рифмуется с «гением», и никакого гражданского общества. Империя и гражданское общество несовместимы, как два медведя в одной берлоге. Кто-то должен уйти. Либо империя, либо общество. Но, похоже, эти глупцы по-прежнему хотят усидеть на двух стульях.

       Второе следствие – цинизм власти. В систему власти можно войти и с альтруистическими намерениями, но вскоре российский опыт учит каждого чиновника: власть в Единой и Неделимой может иметь только одну пользу – личную. Всякую другую пользу стихийный анархизм сводит к нулю. Ведь на этой шахматной доске каждая пешка живет по собственным законам. Ей никто не указ! Но российскому чиновнику нет нужды горевать вслед за Наполеоном, который говорил: недостаточно уметь отдавать правильные приказы, нужны еще те, кто захотел бы их исполнять. Этот чиновник выиграл свое Ватерлоо и получил свою Эльбу со всеми удобствами и видом на море. Что для Наполеона позорная ссылка, то для российского чиновника – престижная собственность за границей, подальше от необъятной родины. И тогда уже наступает парад цинизма, ибо среди тех, кто приходит этим чиновникам на смену, только простаки могут строить иллюзии. Все разумные чиновники давно играют по правилам. Народ сам по себе. Чиновники сами по себе. Власть в России может иметь только одну пользу – личную. Оставь надежду, всяк сюда входящий.

       Третье следствие – самодостаточность власти. Пресса не оказывает на нее пресса, трудящиеся ее не утруждают, оппозиция не оппозиционируется. Власть в России – это пьянка без похмелья, куча прав без всякой ответственности, ибо пирамида власти в сложившихся условиях анархизма выстраивается исключительно на личной преданности низших высшим. Только на честолюбивом чиновнике, тянущем лямку исполнительной власти, стоит державное тело. Эта кукла разучилась ходить за пятьсот лет, и ее приходится таскать на веревках. Стая и не думает ходить за вожаком. Пешки не играют по правилам гроссмейстера. Для системы чиновник становится дороже общественного мнения. Система не отдаст его так просто на растерзание массам. И он знает это. Если чиновник будет умеренно циничен и не обнаглеет абсолютно на своем посту, система его не отторгнет. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. И власть была выбрана для себя самой.

       У России только две дороги. Можно встать на прежний «особый» путь. И опять пытаться усидеть на двух стульях, обижаясь, что вас используют и спереди, и сзади. И поклоняться двуглавому выродку. И опять задаваться пошлым интеллигентским вопросом: кто виноват. И взрастить очередного Хозяина, который всех расставит по местам, ибо «земля наша обширна и хороша, а порядка в ней нет». А потом шептаться на своих интернетовских кухнях и уже это считать неслыханной храбростью. И опять чувствовать свое странное уродство среди народов, с которыми хочешь быть на равных. И опять негодяйствовать в хохоте. И опять быть идоложертвенным мясом империи. И опять ждать часа, когда можно будет воскликнуть: король умер, да здравствует раскол!

   Или, наконец, дать Единой и Неделимой умереть с голоду. И разойтись по десяткам своих человеческих родин. Пусть этот бог, питающаяся человечиной, сдохнет! Освободиться от этой родной и ненавистной коммунальной отчизны, от этого Молоха, в пасть которого необходимо каждодневно бросать человеческие жертвы, ибо тварь эта постоянно требует жрать. Пусть низвергнется в бездну прошлого этот багряный зверь со всеми его головами, рогами и печатями на челе. И пусть вострубят все ангелы разом: не человек для родины, родина – для человека!

                           Родина должна умещаться в шляпу.