20.07.2011 04:00

Трагедия одиночества вождя и народа

На модерации Отложенный

ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ

Личность и время
В.Д.Попов завершает работу над новой книгой «Моя Россия»: своевременные мысли». Автор вновь обращается к драматическому периоду сталинского времени.

Мы, как правило, забываем, что созидательная, творческая часть населения всегда численно мала, но значимость ее в развитии человечества – абсолютна. Именно эти люди привносят в нацию энергию творчества, осмысленность в достижении высокой цели. Они хранители ее лучшего генетического материала, прообраз будущего народа. Они же первыми, по закону подлости, гибнут в войнах, а в мирное время их свободомыслие и независимость вводят в исступление власть предержащих, искренне верящих в свое мессианское предназначение. Талантливые и активные люди постоянно подвергаются остракизму. Трагический, насильственный уход из жизни пассионарных людей, готовых на действие и, если нужно, самопожертвование ради достижения высокой цели, предопределил во многом и без того сложную судьбу русского народа в прошлом столетии, его нерешительность и неприкаянность в наши дни.
Задумаемся, во что обошлась России Смута прошлого века, с ее неизбежным равнодушием к человеческой жизни. Нет смысла повторять известные цифры погибших в «классовых боях», они не такие астрономические, как вопят на каждом углу патентованные «демократы», но и от реальных потерь волос дыбом встает. Чего стоят только политические репрессии, когда после окончания Гражданской войны до 1953 года физически уничтожили почти 800 тысяч человек. Специалисты говорят, что это в пределах «нормы», в других странах, той же Франции, если брать процентное соотношение численности населения и жертв общественного «прогресса», цифры будут те же. Интересно, с погибшими эти нормы согласовывали? А кто взвесил на весах жизни горе изломанных человеческих судеб? Никакими разговорами о классовой борьбе и «пятой колонне», хотя глупо отрицать ее наличие, не оправдать безумие того времени...
И дело здесь не только в И.Сталине, культовом «злодее» современных либеральных мифов. Хотя истинным творцом самых лживых измышлений о его жизни и государственной деятельности явилась сама КПСС, а точнее, ее руководители, выдвинутые им во власть, на вершину партийного олимпа, в который они вцепились мертвой хваткой. В конечном счете эти «тарантулы» и помогли ему уйти из жизни в начале марта 1953 года. Судя по тому, как в эти дни был радостно возбужден Берия, деловит Хрущёв и нервно суетлив обычно флегматичный и трусоватый Маленков, задуманное удалось. Устранение они начали готовить сразу после XIX съезда партии, когда стало окончательно ясно всем, что Сталин начал политические реформы, и он не остановится, пока не доведет намеченное им до конца. В первые сутки после его смерти все происходящее было, как в тумане, им не верилось в удачу. Казалось, о, ужас, откроется дверь – и, как всегда, неторопливой походкой войдет сосредоточенный Хозяин. От навязчивой мысли новоиспеченного главу Советского правительства бросало в дрожь, и он, оставаясь на короткое время один, начинал по-щенячьи подвывать, но тут появлялся вездесущий, излучающий зло Лаврентий, а перед этим «подельником» приходилось держать форс. Тот наглел, как всем казалось, на глазах. В истории России многие события имеют свойство трагически повторяться. Вспомним хотя бы о Петре III и Павле I. Их судьба и трагический уход из жизни ничего не напоминают?.. О степени нравственной деградации, царившей в те годы в верхнем эшелоне ЦК КПСС и во всей партии, свидетельствует то, что ни один из «верных соратников» не встал грудью на защиту памяти уже лежащего в мавзолее некогда грозного и победоносного Генералиссимуса, спасая имя его от злого навета. Трусливо молчали все, развязав тем самым руки известной «тройке». Поделив на время между собой власть, они начали поспешно и с беспримерной наглостью развенчивать прожитую эпоху и человека, давшего ей свое имя. Молотов, Ворошилов, Каганович и десятки других, в то время уже не менее значимых руководителей государства, ушли сразу в «тень», узнав о его смерти, и, затаившись, стали лихорадочно прикидывать, как бы не пропустить новую «струю» и ненароком не оказаться за бортом власти. Скажете, по-человечески все понятно. Может быть, только как быть с революционными принципами и моралью, которой они так гордились. Ведь в иные времена даже Сталин не сомневался в личном мужестве многих из них. Еще совсем недавно они преданно ловили его взгляд, к месту и не к месту называли своим учителем.. А теперь каждый думал о своей шкуре, перелистывая дрожащей рукой во время бессонных ночей страницы прожитой грешной жизни. Думаю, немало видений известных им покойников посетило их под покровом ночи, напоминая о возмездии. К ХХ съезду партии они опомнились и потребовали от «верного ленинца» более объективного отношения к деятельности И.Сталина, осознав пагубность для СССР, партии, да и собственной репутации, чего уж скрывать, огульного охаивания прошлого. Но было поздно, Никиту «заклинило». Тем более он был уже не один, возле него консолидировались подобранные им люди, успевшие вкусить яд огромной власти.
Желая понравиться новому политическому руководству страны и стремясь тоже не выпасть из обоймы, многие боевые маршалы и генералы, получавшие погоны и награды из рук Верховного Главнокомандующего, забыв об офицерской чести, с готовностью подключились к процессу «жертвоприношения» во имя восстановления мифических ленинских норм партийной жизни. Злая ирония заключалась в том, что и «дорогой Никита Сергеевич», и примкнувшие к нему военные, не имели об этом ни малейшего представления, их волновали только собственные карьеристские устремления.
Но наиболее поразительной была реакция рядовых коммунистов и самого народа на происходящее. Еще совсем недавно с именем Сталина они отрывались от спасительной родной земли, под шквальным огнем отчаянно поднимались в атаку. Он для них был символом грядущей победы и оправданием их жизни или смерти в этой проклятой войне, полубогом, если не сказать больше. Его смерть никого не оставила равнодушным, ощущение боли от страшной потери рвало сердце на части. И вдруг прошло совсем немного времени, а память о прошлом растворилась, словно мираж оазиса в пустыне. Людей словно подменили. На собраниях в трудовых коллективах они угрюмо молчали или под дирижерскую палочку секретарей партийных организаций во всю ивановскую клеймили непонятный им культ личности, как когда-то разных троцкистов, уклонистов и проклятых космополитов с еврейскими фамилиями и неведомых, но очень враждебных советским людям вейсманистов-морганистов.
В 25 лет от роду, после окончания вечернего отделения юридического института я продолжил обучение в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ, в надежде, разумеется, сделать успешную карьеру в комсомольских органах. Ничего в этом плохого не видел тогда и не вижу сегодня, когда молодые честолюбивые ребята, сознательно строят свою жизнь в тех или иных областях общественной жизни, уверенно делая ставку на свои профессиональные знания. Условия для изучения гуманитарных наук там были созданы прекрасные и я помимо многого чего еще основательно погрузился в сталинскую эпоху, штудируя документы и книги, не доступные простым смертным. . Наконец-то представилась возможность приоткрыть занавес в прошлое и попробовать ответить самому себе на многие вопросы, мучавшие лет так с пятнадцати.
Первый учебный год пролетел незаметно. И уже после Норильска, где в составе стройотряда, вооруженный до зубов отбойным молотком и пролетарской лопатой, я два с лишним месяца создавал, как выяснилось через двадцать лет спустя, материальные активы Потанину и его команде, заглянул на неделю домой, в Новосибирск. Естественно, первым делом решил навестить матушку, жившую с моей сестрой в районном центре Баган, что на границе с Казахстаном. Явившись, до слез обрадовал свою незабвенную Екатерину Сергеевну. Как всегда, разговорились о житье-бытье и что-то разговорились о Сталине. Мы часто с ней говорили о нем, для меня были крайне важны ее точные наблюдения о том времени и образные характеристики своих современников. Мама была от природы умна, наблюдательна, остра на язык и потому, слушать ее было одно удовольствие. Я спросил, что же происходило в нашей деревне, когда сообщили о его смерти и что запомнилось еще в 1953 году. «Что происходило, – задумчиво переспросила она, – бабы опять выли и причитали в полный голос, как будто с фронта весть пришла о смерти отца или мужа. Я с самой той войны таких слез не видела. Но наступила весна, как сейчас помню, запоздалая была, а значит, пора выходить в поле, посевную ведь никто не отменял. С горем жить вечно невозможно, да и притерпелись мы к нему за долгие годы. Война ведь для нас, баб, в 45-м не закончилась, да и закончится ли когда-нибудь». «А как вы относились к тому, что происходило в Москве, там же черт знает, что началось», – пытал я ее. «Мы ничего не понимали, сынок, да нас как-то это и не волновало. Арестовали Берию, ну и что, сколько на нашем веку было тех арестов. Шпионом каких-то разведок вдруг оказался, а что раньше не замечали. Не верили мы в эту чушь... А Берию не любили, неприятный он, лицо надменное и злое. А с другой стороны, что Маленков с его бабьей физиономией был красавец? Глаза бы не видели. На Хрущёва вообще без смеха смотреть было нельзя. Кукурузник, он и есть кукурузник. Только Клемент Ефремович Ворошилов, да еще Булганин выглядели солидно. Видные были мужчины. После смерти Сталина вообще все стало каким-то блеклым, потеряло величие». И тогда я задал последний вопрос: «Как сельчане восприняли начавшуюся критику Сталина и когда вы почувствовали, что подул другой ветер?» «Об этом лучше не спрашивай, до сих пор неприятно вспоминать. Все выглядело постыдно. А уж, когда в конце лета 1953 года пришло из района указание все работы его изъять из школьной и сельской библиотеки, из магазина сельпо и актировать их, мы просто были в шоке». Я сначала не понял, что же означает актировать книги, и переспросил. «Что означает, то и означает, – получил ответ, – составить акт об изъятии и уничтожении». «Как, уничтожении, – возмутился я, – это только в Германии при Гитлере сжигали книги». Моя Екатерина Сергеевна очень внимательно посмотрела на меня, с каким-то даже состраданием, и потом очень мягко ответила: «А книги жгли у нас и в 30-е годы». «И как это все выглядело?» – после некоторого молчания спросил я и получил ответ: «Как всегда. Во дворе сельпо свалили все в кучу, но долго не поджигали, так как собралось много народа. Многие взяли книги на память, а колхозные начальники не идиоты же, сделали вид, что ничего не заметили, а потом облили бензином и подожгли. Бабы, как всегда, заплакали, мужики нервно матерились, а потом пошли в сельпо, купили водки, пили всю ночь и на все село орали военные песни. Никто на них не ругался – не спало все село». Жутковатая правда о том, в каких диких формах проходило развенчание вождя в глубинке, поведанная матерью, для меня убедительнее всех самых объективных монографий о том времени.

Мое отношение к маршалу Георгию Жукову более чем уважительное, я склоняю голову перед его ярким полководческим талантом и мужеством в годы войны, как, впрочем, и перед другими менее именитыми военачальниками. И все же, все же, все же… Прочитайте, интереса ради, не сказанную им речь на ХХ съезде КПСС. Она сохранилась в архиве и была опубликована. Сравните ее текст с тем, что говорил он на пресс-конференции 9 мая 1945 года в Берлине, отвечая на вопрос корреспондента «Таймс» Р.Паркера. Или перелистайте его статьи и два тома мемуаров «Воспоминания и размышления», вышедших в семидесятые годы, где была неоднократно дана высочайшая оценка роли Сталина, как военного и государственного деятеля в годы войны. Стыдно и обидно за полководца лично мне, как вам, не знаю. Но, как гласит русская пословица, что написано пером, не вырубишь топором. Эти штрихи, достаточно ясно характеризующие маршала как человека, мы тоже должны знать. Правда, такое познание умножает скорбь, по крайней мере у меня.
Можете, конечно, не соглашаться, но политиком он оказался никаким. В качестве единственного заместителя Верховного Главнокомандующего, что может быть еще более почетным, он принял 8 мая безоговорочную капитуляцию вооруженных сил Германии в Карлхорсте под Берлином и Парад Победы на Красной площади в Москве. Разве это не высокое доверие, которое он, конечно, заслужил. Верховный очень высоко ценил его военное мастерство, твердый характер и непреклонную волю. В те годы маршал был безмерно обласкан и вниманием, и заботой, и наградами государства.
Напомню, сразу после войны он назначается Главнокомандующим Группой советских войск в Германии, одновременно Главнокомандующим Сухопутными войсками и заместителем министра Вооруженных Сил СССР. Не все знают, что Сталин хотел видеть его во главе Министерства обороны, но члены высшего политического руководства страны Маленков, Берия, Булганин и Хрущёв были категорически против назначения, как, впрочем, и многие военачальники, хорошо познавшие его характер в годы войны и специфические методы командования войсками. Хотя, что греха таить, зависть и ревность, и не только у «однополчан», играли здесь далеко не последнюю роль. Но Жукову уже нестерпимо хотелось большего положения в «табеле о рангах», и он не считал нужным скрывать свои амбиции, находясь в зените славы и являясь фактически всевластным хозяином в советской зоне оккупации Германии. Много чего лишнего наговорил тогда Георгий Константинович, о чем, полагаю, в последующем неоднократно раскаивался, но было поздно. Положение у него сложилось почти безвыходное, многие в руководстве страной только и ждали повода, чтобы навсегда устранить честолюбивого конкурента. Сталин прислушался тогда к мнению военных, поддержавших маршала и тщательно разобравшись в предъявленных тому обвинениях, твердо сказал будущим своим палачам: «Я вам его не отдам». Что лукавить, он спас тогда ему жизнь.
Назначенный после смерти Сталина министром обороны СССР Георгий Жуков поддержал в борьбе за власть в партии и государстве в середине 50-х годов Хрущёва и спас того от неминуемого политического краха. Тем самым совершил еще одну стратегическую ошибку и невольно нанес колоссальный вред стране, которую он так мужественно и талантливо защищал в годы войны. Поэтому досужие разговоры знающих все задним числом политологов о несостоявшейся судьбе Г.Жукова в качестве руководителя партии и страны, апеллируя к биографии другого военного, Д.Эйзенхауэра, просто смешны. Не тот калибр государственного деятеля, хотя, все не так однозначно. Весь вопрос, с кем сравнивать его в том историческом времени? С Хрущёвым, Молотовым или Маленковым? А может, с Лаврентием Берией? Еще одна информация к размышлению о противоречивости и несовершенстве человеческой личности. Когда Иосифу Сталину показали список товаров, складированных на даче, подаренной маршалу правительством, он был потрясен. Ему, истинному революционеру, было непонятно, зачем Георгию Константиновичу, герою войны, полководцу, обессмертившему свое имя, были нужны в таком количестве картины, гобелены, сервизы и тысячи метров различных тканей. Он, по свидетельству очевидцев, долго ходил по кабинету, нервно курил свою знаменитую трубку, что-то напряженно думал про себя, а потом, не скрывая горечи, произнес: «Как был сапожником, так и остался им!»
Трагедия заключалась в том, что Г.К.Жуков оказался таким не единственным. Сотни известных Сталину партийцев, с кем он был во власти с 1917 года и которых, как ему казалось, хорошо знал еще со времен Гражданской войны, открывались ему с неожиданной и очень неприятной стороны. Их словно подменили, могло показаться на первый взгляд. Но это было не так. Просто они не были людьми, созданными из «стали», и в своей жизни не руководствовались нравственным императивом, который для себя еще в юности сформулировал Коба. Вот уж поистине многие из них оказались настоящими «марксистами», и вслед за Марксом, как заклинание могли повторять – ничто человеческое нам не чуждо. Истинные аристократы духа формируются поколениями, и, даже в этом счастливом случае, их единицы. Революции же рождают народных трибунов, героев, которым суждено погибнуть молодыми, хватких, беспринципных и аполитичных управленцев, и, разумеется, будущих диктаторов, т.к. никто, кроме них, не в состоянии подморозить стихию народного бунта и направить ее в русло созидания.
Конечно, у меня много вопросов к Иосифу Сталину. И если можно было бы воспользоваться машиной времени, задал бы их со всей «пролетарской» беспощадностью. Почему не остановил массовые репрессии в стране, в которых не был лично заинтересован и потому не имел к ним прямого отношения, хотя ему это упорно ставят в вину. Тем не менее отдал на заклание многих, чья вина заключалась лишь в том, что они поверили в справедливость Советской власти и не захотели быть безголосым строительным материалом на промышленных стройках социализма. Ведь он прекрасно понимал, что номенклатура союзных республик, краев и областей таким методом избавляется от опасных свидетелей совершенных ими преступлений и очевидной неспособности работать в новых условиях, когда требовались иные знания и опыт. И, самое главное, устраняли потенциальных конкурентов в неминуемой борьбе за власть на предстоящих выборах в Верховный Совет СССР. Потому и репрессировали наиболее грамотных, профессиональных и самостоятельных. А все остальные шли «прицепом», чтобы страха больше было.
Прочитав эти строки, кое-кто может возмутиться, как это так, Сталин не виновен в массовых репрессиях, и в чем-то будут правы. Как первое лицо в правящей политической партии, он ответственен за все, и спорить здесь не о чем, если абстрагироваться от конкретной исторической эпохи, с ее кричащими противоречиями и человеческим «материалом», изуродованным двумя войнами, революциями и не прекращающейся классовой борьбой. Не станете же вы утверждать, что сотни тысяч состоятельных граждан российской империи, «обиженных» большевиками, смирились с поражением. Большинство их осталось в стране, в надежде, что изломанная жизнь вернется на круги своя. Нэп, во спасение провозглашенный В.И.Лениным, вселил надежду, расстаться с которой было свыше сил. Они ничего не забыли и никого не простили. Многие из них имели хорошее общее и профессиональное образование, и как специалисты были востребованы новой властью, но душа оставалась в прошлом и требовала отмщения. Они ждали реванша, жили им и готовились получить сатисфакцию за пережитое унижение человеческого достоинства, годы жизни в страхе между небом и землей в ожидании ареста, за смерть и страдание близких им людей. И можете не сомневаться, посчитались бы крепко, без оглядки на христианский гуманизм и естественные права человека на жизнь.
Таковы жесткие реалии любых попыток революционного переустройства общества и неизбежного термидора. В мире людском с той поры ничего не изменилось, не стало меньше крови и бессердечия, не прибавилось уважения к человеческому достоинству. Жизнь, как и прежде, ломаного гроша не стоит. Россия тому пример. Сомневаюсь, что когда-нибудь наступит эра милосердия и все будет по-другому. Многие заповеди Нагорной проповеди Христа, как и положения замечательного по своей нравственной направленности морального кодекса строителей коммунизма не совместимы с животной природой человека, его непреодолимым эгоизмом. Скажете, пессимистично? Да. Но, кто такие пессимисты – хорошо информированные оптимисты. На этом вынужденно и стоим.
Вернемся снова к основной мысли, почему стал возможным 37-й год. Я утверждаю, в репрессиях консолидировано были заинтересованы и местная и центральная номенклатура, укрепившиеся во власти и не желавшие ее терять. У Сталина объективно не хватило сил им открыто противостоять, он сам был на краю от гибели. Опасность его физического устранения в 1937–1938 годах была реальной. Сегодня мы уже об этом знаем наверняка. Он вынужденно вошел в этот неотвратимый «процесс» борьбы различных группировок и кланов за право распоряжаться от имени народа страной и решил свои стратегические проблемы в преддверии войны. Пришлось устранить «навечно» из политической системы «интернационалистов» с дореволюционным стажем, продолжавших бредить о мировом революционном пожаре и путавшихся постоянно под ногами со своими завиральными идеями, руководителей разных уровней НКВД – организаторов террора в 20–30 годы, которые подобно паукам в банке начали пожирать друг друга, и военных, мечтавших о лаврах Бонапарта. Не забыл и о хозяйственниках, не оправдавших его надежд, многие из которых элементарно проворовались. Жестоко? Да. Цинично? Скорее всего, но точнее, прагматично. Не захотели выборов на альтернативной основе и мирного ухода из власти, тогда, решил он, будет, как вы сами пожелали. По странному стечению обстоятельств, среди тех, кто был репрессирован с его согласия, оказалось большинство руководителей и сотрудников, как бы сейчас сказали, федеральных ведомств, с еврейскими фамилиями, «рекрутированных» во власть руководством большевиков сразу после революции. Это не простится ему в веках. Но что интересно, 9 марта 1953 года в Израиле был объявлен национальный траур по случаю кончины Сталина. Кто помнит об этом событии, как и то, что только благодаря СССР евреи получили свое суверенное государство.
И еще позволю один вывод. Он убедил себя, что жестокость и страх в эпоху модернизации страны и подготовки ее к неизбежной войне, при дефиците оставшегося времени наиболее эффективные методы управления и «убеждения» нового, наспех сформированного правящего слоя. Это моя версия причин репрессий в 30-е годы. Или все-таки мы предпочтем оставаться жертвами пропагандистского тумана, и потому нам не будет дано понять, что Сталин, являясь творцом эпохи, носящей его имя, еще в большей степени был и сам заложником темных, подлых сил, которые всегда всплывают в ходе революций, как гнилостная тина со дна водоемов в весеннее половодье. Что, кстати, и помешало ему, истинному в сознании народа вождю, оставить после себя в руководстве страны, возвеличиванию которой посвятил немыслимую по тяжести и во многом трагическую жизнь борца, достойных преемников, а не моральных пигмеев. Жаль, что на этот вопрос нам не суждено услышать его честный и исчерпывающий ответ.
Для меня ясно одно, высшая партийная номенклатура, «выстрадав» свое право на власть, как гарантию вожделенного мещанского счастьица, не простила Генералиссимусу планов реформирования политической системы, где им отводилась совершенно другая роль. Интеллектуальные возможности не позволяли им понять изначальную ущербность положения правящей партии без наличия сильной и конструктивной оппозиции, с ее монополией на власть и опасными для развития страны претензиями на знание абсолютной истины. Они не мыслили себя пристяжными у государства-коренника. В их понимании государство, как и все остальные организации, должно было являться лишь приводным ремнем диктатуры пролетариата, отождествляя ее с аппаратом управления партии, т.е. с собой, любимыми. Это же отступление от ленинских заветов, бились они в «падучей», какое еще ограничение наших полномочий только пропагандистской и кадровой работой? Партийные органы для них оставались, как в годы Гражданской войны, ревкомами во главе с ними, чрезвычайными комиссарами, наместниками Карла Маркса на российской
земле.
Они не забыли и не простили Сталину его интеллектуального превосходства, всесокрушающей и часто немилосердной воли в достижении поставленной цели, да и что скрывать, животного страха за свою жизнь. Поэтому недоверие к ним вождя был совсем не случайно, тем более, не проявлением психической болезни, о чем, радостно потирая ручонки, таинственно намекают современные творцы легенд. Эта публика страсть как любит перепевать старые выдумки, исходящие, по преданию, ничем не подтвержденному, от самого В.М.Бехтерева. Дело в том, что Сталин, работавший уже многие годы на износ, от переутомления стал страдать бессонницей и обратился к знаменитому ученому за консультацией. Встреча состоялась в 1927 году. И тот, как утверждают его «биографы», сразу же поставил пациенту страшный диагноз психической болезни... Он, как выяснилось, обладал редкой способностью видеть за горизонтом, и сразу осознал надвигающуюся для страны, особенно для ее новых «дворян», смертельную опасность. И потому сразу же, как только переступил порог дома, поделился новостью с домочадцами, начисто забыв о данной в юности клятве Гиппократа. И все бы ничего, но «знатоки» информируют пристрастных читателей, к коим отношусь и я, что Бехтерев соединил свою судьбу в преклонные годы с некой молодой «Юдифью», приходящейся племянницей Генриху Ягоде, уже тогда одному из всесильных руководителей НКВД. Об этом поведал писатель Олег Грейгъ в одной из своих, прямо скажу, фантастических книг, посвященным проискам масонов. Слухам, словно по заказу выпорхнувшим из семьи ученого в годы горбачевской перестройки, охотно внимали и советский обыватель, и прочая номенклатурная плесень. С каждым годом почти детективная история обрастает все новыми подробностями, достойными пера братьев Вайнеров. Господи, какая чушь, в которую верят страдающие врожденными комплексами неполноценности политические и творческие импотенты.
Еще раз повторяю, у Сталина были все основания не доверять бывшим своим соратникам. За годы революционной борьбы, ссылок и тридцать пять лет совместной работы в составе Политбюро и ЦК, он, лишенный мещанских инстинктов, слишком хорошо узнал их человеческую сущность, чтобы быть спокойным за дело своей жизни и будущее страны. Оказалось, что служение революционным идеалам они довольно ловко соединяют с интересами раннего купечества, стяжательством, а некоторые и нравственной распущенностью. Достойно сожаления, но внучка Владимира Михайловича – академик Наталья Петровна Бехтерева внесла свою лепту в эти инсинуации, правда впоследствии на страницах еженедельника «Аргументы и факты» в 1995 году призналась, что сделала это под давлением заинтересованных лиц. Все, что пишется – ложь, никакого высказывания ее знаменитого деда не было, и к его смерти Сталин не имеет никакого отношения. Как здесь не вспомнить классику: «О времена! О нравы!» Хотя разве когда-нибудь они были другими?

Еще раз, вслед за Ф.Энгельсом, вынужден повторить, что все идеологии – суть ложное сознание. Эта аксиома марксизма, неведомая многим «верным ленинцам», ему была знакома, как «Отче наш…», как и понимание недолговечности самих идеологий, и потому, как только условия позволили, он принял решение вернуть патриаршество в России, а вместе с ним и православие в повседневную жизнь людей. Вдумайтесь в мой вопрос. Вы можете представить себе патриарха и высших экзархов православной церкви, не знающих ее истории, теологии, не читающих постоянно Священное Писание. Необъяснимо, но после Сталина в руководстве партии не было людей, глубоко понимающих теорию марксизма, имеющих свое, основанное на знаниях, представление о закономерностях государственного и общественного развития Советского Союза и стран народной демократии. Они понятия не имели о том, какую цивилизацию строят почти полтора миллиарда людей. Не говоря уже о том, что происходит в западных капиталистических странах, куда так любили потом ездить их дети и внуки. Поэтому, реально оценивая опасность идейного вырождения будущих руководителей партии, но никак не от бессилия, Сталин вернул церковь народу. Он просто знал, как никто в его окружении, могучий потенциал созданного им государства и непомерную сложность задач, которые предстояло решать после войны, и не только в сфере экономики.
Тем более процесс возвращения православия он начал еще в середине тридцатых годов, не форсируя события, с учетом состояния общества и устойчивости собственного положения во властной пирамиде. Я напомню читателю об одном любопытном, тщательно замалчиваемом постановлении Политбюро ЦК ВКП(Б), вышедшем в ноябре 1939 года: «Об отношении к религии, служителям Русской православной церкви и православноверующим». В нем содержатся весьма необычные для того времени, но характеризующие прежде всего Сталина формулировки: «Признать нецелесообразным впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей Русской православной церкви, преследования верующих. Указание товарища Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 года номером 13666-2 «О Борьбе с попами и религией», адресованное тов. Дзержинскому – отменить». 4 сентября 1943 года, и это была уже не первая их встреча, И.Сталин пригласил в Кремль иерархов церкви во главе с патриаршим местоблюстителем митрополитом Московским и Коломенским Сергием. Дав высокую оценку их служению и патриотической работе среди населения с первых дней войны, предложил «проявить большевистские темпы» и собрать Архиерейский собор для избрания ПАТРИАРХА. «Русская православная церковь, – сказал он, – может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопросах». К слову, помощь была оказана незамедлительно. И уже, прощаясь с иерархами, обратился к Сергию: «Ваше высокопреосвященство, это все, что я пока могу для вас сделать».
Сталин давно знал, что нужно делать. Очищенный от троцкистской и бухаринской скверны патриотизм, сплотивший русский народ в годы войны, позволил уже в 1943 году сломать хребет фашистской Германии. Это ему принадлежат предельно откровенные слова, свидетельствующие о трезвом понимании происходящих изменений в душе и сознании людей, сказанные после битвы под Москвой послу США в СССР А.Гарриману: «Вы думаете, они воюют за нас? Они воют за матушку-Русь!» Можно не сомневаться, для державника Иосифа Сталина эти политические и человеческие решения по изменению курса революционного развития общества были во многом закономерны. Нет вечных истин и идей, и, как показала жизнь, не способны они вытеснить веру в Создателя из духовной и повседневной жизни народа, даже если ему суждено жить в обществе воинствующего атеизма. Как писал Н.Бердяев, атеизм – это дверь к Богу с черного хода. Поэтому возвращение народу тысячелетнего православного сознания и особенно религиозного нравственного учения, изуродованного в катастрофическом ХХ веке, было не менее важной задачей, чем построение материально-технической основы социализма. Без этих базовых предпосылок никакая, даже самая прогрессивная конституция, никогда не станет нормой бытия простого человека. Своей последней прижизненной задачей революционера он считал создание правовых, организационных и материальных условий, которые позволили бы строить в СССР полноценное демократическое государство, превосходящее по экономической, военной мощи и гуманизму современные капиталистические страны. Он, как никто другой из своих современников, понимал обреченность западного мира, будущее народов виделось ему в расцвете цивилизации, построенной на социалистической основе. Смею утверждать, что Сталин реально оценивал достоинство и ущербность построенного под его началом общества, истинного гуманизма в нем было мало. Оно и не могло быть другим. О какой демократии и социализме можно было говорить, если все прожитые при нем годы мы жили в условиях непрекращающейся войны, где решался один вопрос – быть или не быть государству – Советскому Союзу во главе с державным русским народом. Именно так следует понимать цель и смысл сталинской национальной политики, особенно после войны. Я представляю, как кощунственно звучат эти слова для всех кремлевских борцов со сталинизмом и им сочувствующих. Ничем не могу помочь, господа. Мы просто обязаны знать как можно больше правды о невыдуманном Сталине, какой бы порой неожиданной для вас и горькой для его искренних сторонников, она не была. Не могу отказать себе в удовольствии взять в единомышленники знаменитого римлянина Цицерона, провозгласившего однажды: «Первый закон истории – бояться какой бы то ни было лжи, а затем – не бояться какой бы то ни было правды». Он, как никто другой из политических деятелей России, воплотил в себе противоречивость двадцатого века, с взлетами к космическим высотам человеческого духа и беспримерной жестокостью к ближним. И когда политологи, получившие от Кремля патент на критику, смело, а зачастую нахально судят о вкладе Сталина в развитие страны, не боясь поставить себя в глупое положение резонера, то объективности ради они должны, хотя бы иногда, реально оценивать сделанное им в конкретных исторических условиях. А не говорить о мифических замках, что он должен был построить по их «просвещенному мнению дилетантов», живущих и разглагольствующих о вечных истинах добра и зла в совершенно иной эпохе. Когда мы, не скрывая ненависти, рассуждаем о культе личности И.Сталина, неплохо было бы сначала осмыслить саму личность и время, в котором он жил и созидал. И не боясь испачкать «либеральные» ручки, перелопатить тонны исторической почвы, на которой произрос Советский Союз.