МАРК ФРИДЛЯНД. «Прятали в горах человеческого пепла»

На модерации Отложенный

Иосиф Фридлянд – первый военный врач, вошедший в Освенцим. В интервью Jewish.ru его сын Марк рассказал, как отец нашел газовую камеру под Курском, спас 700 узников концлагеря на Украине и заставил Хрущёва расследовать зверства нацистов.

Как ваш отец сделал карьеру биохимика?
– Отец родился в 1907 году в местечке Смиловичи под Минском и был внуком раввина Мордехая Фрида, погибшего в Минском гетто в 1943 году. Пойти в медицинский отцу посоветовал его дядя Семен Маркович Фрид, микробиолог, отслуживший врачом сначала в царской, а после революции – в Красной армии. Отец планировал заниматься математикой, но дядя сказал, что решение уравнений его вряд ли прокормит, а вот медицинский диплом – наверняка. В итоге он закончил Второй медицинский институт в Москве, работал ассистентом кафедры биохимии в мединститутах Москвы и Архангельска. В 1939 году защитил кандидатскую. А потом началась война.

 

 

Он сразу ушел на фронт?
– В 1941 году отец добровольно записался в народное ополчение Москвы, но в военкомате ему просто велели ждать вызова. Как ученого-биохимика его планировали использовать в тылу. Отец с этим не согласился – прошел курсы токсикологов и с октября 1941-го находился на фронте в 38-й армии. После ее разгрома летом 1942 года папа уходил из-под Харькова с последними санитарными машинами. Он вспоминал, что обочины дорог казались белыми от многочисленных бинтов. Вскоре он сам был контужен во время бомбежки. В преклонном возрасте отголоски этого происшествия болезненно напоминали о себе.

 

 

Однако после ранения он все равно вернулся на фронт?
– В сентябре 1942 года его направили главным токсикологом в 60-ю армию, которой командовал Иван Черняховский. Там он занимался организацией медицинской службы. Один из госпиталей папа создал в Курске, когда Черняховский в 1943 году прорвал немецкую оборону и образовался знаменитый Курский выступ. Поскольку медицинские тылы отставали, папе приказали развернуть внештатную больницу с гражданскими сотрудниками в здании школы № 7. За пару дней он создал там полноценный медицинский центр для легкораненых – и это при отсутствии военных специалистов и оборудования. Ему удалось мобилизовать местное население, вернуть то, что было разграблено из прежнего немецкого лечебного пункта. В бывшем же немецком военном госпитале в Курске отец нашел странное сооружение и запасы «Циклона Б». Когда он позже попал в Освенцим, убедился – это была газовая камера.

Еще одной значимой военной операцией в его биографии стала эвакуация 700 заключенных из славутского концлагеря «Гросс-лазарет» на Украине в 1944 году. Немцы содержали там советских военнопленных в каких-то нечеловеческих условиях: пытали, всячески издевались. Именно доклады отца способствовали созданию специальной комиссии во главе с Никитой Хрущёвым для расследования преступлений, совершенных нацистами в лагере Славута.

 

 

Правда, что всю войну Иосиф Фридлянд вел военные дневники?
– Да, и судя по этим записям, он не находился на одном месте и пары дней, наоборот – мотался от одного госпиталя к другому. В одной из своих полевых заметок он описал, как под Харьковом встретил своего одногруппника – на тот момент уже хирурга. Так вот тот спал у операционного стола стоя. То есть пока на столе меняли больного, он пытался восстановиться.

Докторов тогда сильно не хватало из-за огромного числа раненых, бомбежка не прекращалась, и хирург взмолился: «Иосиф, ты же врач, вставай и помогай мне!» Папа ответил, что он – биохимик и оперировал только крыс. «Значит, умеешь накладывать швы. Я буду делать основную работу, а ты – зашивать». Так отец простоял с ним за одним операционным столом много часов подряд.

 

 

Ваш отец первым из военных врачей вошел в Освенцим. Он делился воспоминаниями об увиденном?
– То, что предстало его взору в Освенциме, было чудовищно и жутко. Поскольку он знал идиш, ему не составило труда переговорить с освобожденными и понять, что там происходило годами. Он немедленно отправился к начальству и потребовал развернуть госпиталь для оказания медпомощи бывшим узникам. Сначала начальник посчитал подобные действия необязательными: «Это польская территория, пусть поляки и лечат». Но отец стоял на своем: «Здесь отнюдь не польский, а мировой масштаб, и нас не простят, если мы это проигнорируем!» Только после давления отца туда отправили два терапевтических госпиталя, началась активная работа по спасению людей.

 

 

Какие еще сведения об Освенциме оставил Фридлянд в своем дневнике?
– Что в Освенциме были, например, люди, которые после трудового дня поднимались на чердак барака и подробно описывали события: количество уничтоженных, примененные пытки. Все записи помещали в бутылку, которую хорошо закупоривали и через членов зондеркоманды прятали в горах человеческого пепла. Отец воочию лицезрел данную стеклотару.

Фамилии, упомянутые в отцовском дневнике, позже встречались мне среди свидетелей на Нюрнбергском процессе – отцу удалось уговорить какое-то количество людей не уходить из Освенцима, дабы потом свидетельствовать о нечеловеческих злодеяниях гитлеровцев. Сам он при этом отказался выступать свидетелем, имея на этот счет какие-то свои соображения, о которых я не могу судить. В мирной жизни он практически не рассказывал о войне, за исключением нескольких эпизодов.

 

 

Он лично встречался с проявлениями антисемитизма?
– Помню один эпизод, как раз не попавший в отцовские дневники. Когда немцы вторглись на территорию СССР, в штаб пришло негласное указание «с большой осторожностью относиться к евреям» – поскольку те якобы могли перебежать на сторону противника. После этого отца пытались сделать информатором – он отказался. Возможно, в отместку на него не приходил ни один наградной лист. Когда освободили Освенцим, папу хотели представить к званию Героя Советского Союза, однако «первый отдел» не пропустил. Поэтому наград у него всего две: орден Красной Звезды и орден Отечественной войны II степени – за спасение и возвращение в строй тысяч раненых солдат и офицеров.

 

 

Снова о его еврействе вспомнили, когда началось знаменитое «дело врачей». В это время он работал во 2-м Московском медицинском институте, из которого ему предложили уйти «по собственному желанию». И только после смерти Сталина отцу удалось защитить докторскую диссертацию и возглавить кафедру биохимии ярославского медицинского вуза.

Яна Любарская