Как боролись с эпидемиями в СССР. Часть четвертая

…Город гудел, как растревоженный улей. Толпы людей, теснившихся на улицах, с искаженными безумным страхом лицами, толкаясь и крича, стремились как можно скорее покинуть городские стены. Казалось, разум оставил этих людей и его место занял беспредельный страх. Страх смерти!

Чаще других повторялось слово «оспа». Болезнь не знала жалости: старые и малые, богатые и бедные – все становились ее жертвами, а заболев, многие умирали, покрывшись черными корками запекшейся крови…

Черная оспа! Эпидемии этой страшной болезни охватывали на протяжении веков сначала страны Азии, а затем Европы и Америки. Особое распространение оспа получила в XVI–XVIII веках. Опустошенные города Перу, 3,5 миллиона погибших от оспы в Мексике, 60 миллионов больных в Европе, наполовину вымершее население в Сибири – таковы масштабы жертв этой болезни за одно лишь XVIII столетие.

В те времена из каждых четырех слепых трое теряли зрение в результате перенесенной оспы. Что говорить о достаточно давних временах, когда в 20-е годы XX века в нашей стране развивались тяжелейшие эпидемии оспы, охватывавшие до 200 тысяч человек в год.

Ключевые симптомы: повышение температуры тела, сильная ломота в мышцах, признаки отравления, характерная геморрагическая сыпь, оставляющая затем рубцы.
Летальность: по разным источникам от 20% до 90%.
Развитие: инкубационный период составляет до двух недель. Впоследствии у человека меняется состав крови, появляются многочисленные осложнения. Если была заранее поставлена прививка, болезнь переносится сравнительно легко, с минимальным шансом летального исхода.

Слева мальчик заболевший оспой

Еще 3500 лет назад в Древнем Китае было подмечено, что люди, перенесшие легкую форму оспы, в дальнейшем никогда больше ею не заболевали. Страшась тяжелой формы этой болезни, которая не только несла с собой неминуемое обезображивание лица, но нередко и смерть, люди стремились намеренно заразить детей легкой формой оспы. Для этого на малышей надевали рубашки больных людей, у которых оспа протекала в легкой форме, в нос вдували подсушенные и измельченные корочки с кожи оспенных больных; наконец, оспу «покупали» – ребенка с крепко зажатой в руке монеткой вели к больному, взамен ребенок получал несколько корочек с оспенных пустул (пузырьков, наполненных гноем), которые по дороге домой должен был крепко сжимать в той же руке.

Этот метод предупреждения оспы (или, по крайней мере, развития ее тяжелой формы), известный под названием вариоляция, не получил широкого распространения. Сохранялась большая опасность заболевания тяжелой формой оспы, и смертность среди привитых таким образом нередко достигала 10 %. При использовании метода вариоляции очень трудно было дозировать заразный материал, получаемый от больного, а потому подобная процедура иногда приводила к развитию опасных очагов оспы. Проблема предохранения от оспы была успешно решена лишь в конце XVIII века. Английский врач Эдвард Дженнер обратил внимание на то, что некоторые доярки никогда не болеют оспой.

Эдвард Дженнер

В 1798 году Э. Дженнер публикует результаты своих 25-летних наблюдений случаев коровьей оспы у людей, приобретших благодаря этому невосприимчивость и к натуральной оспе. Его работа получает достойную оценку: через два года Дженнер был представлен английскому королю, еще через год в его честь чеканят медаль; в 1802 году парламент от имени народа награждает Дженнера 10 000 фунтов стерлингов, а русская императрица присылает ему бриллиантовое кольцо с благодарственным рескриптом. Лондон избирает Дженнера почетным гражданином, диплом ему преподносят в ящике, осыпанном бриллиантами.

Так в 1798 году была впервые доказана возможность надежного предупреждения оспы с помощью вакцинации, а с 1840 года вакцину для прививок начали получать путем заражения телят.

Вакцина против оспы оказалась первой противовирусной вакциной и по сути представляла собой живой вирус с резко ослабленной болезнетворной способностью.

Идеи Э. Дженнера сыграли немалую роль в создании Л. Пастером учения о предохранительных прививках. Ведь и само название препаратов для предохранительных прививок – «вакцины» – введено Л. Пастером в честь Э. Дженнера: «Я придал слову „вакцинация” более широкий смысл, чем это делалось до сих пор. Надеюсь, что наука сохранит это название в знак уважения к заслугам и огромным благодеяниям, которые оказал человечеству один из самых великих людей Англии – Дженнер. Какое удовольствие доставляет мне возможность почтить это бессмертное имя…»

С тех пор прошло много лет, но все препараты микроорганизмов (вирусов, бактерий или других возбудителей), представляющие собой живые ослабленные или убитые микроорганизмы, а также их фрагменты, служащие для предупреждения различных инфекционных заболеваний, называют вакцинами, тем самым увековечив историю блестящей победы человеческого разума над тяжелейшим инфекционным заболеванием – натуральной оспой.

Наверно, вы все помните середину 90-х, когда на телеэкранах страны появилась новая телеведущая Ольга Кокорекина.

Так вот её родной дед, очень известный художник-график и плакатист, дважды лауреат Сталинской премии Алексей Алексеевич Кокорекин едва не подверг Советский Союз эпидемии черной оспы.

Кокорекин родился в 1906 году в городе Саракамыш (сейчас Турция), и после окончания художественной школы и техникума переехал в Москву. Молодой человек начинал с пейзажей и декораций к постановкам провинциальных театров, но познакомившись с творчеством «Общества станковистов», куда входили многие художники-плакатисты, решил попробовать себя в этом жанре. Первый агитационный плакат "От ударных бригад к ударным заводам" Кокорекин сдал в печать в 1930 году.

Уже через шесть лет состоялась его первая персональная выставка, где демонстрировались плакаты «Увеличим суточную работу паровоза», «Каждый осоавиахимовец – ударник!» и прочие. График любил изображать советских людей крупными, мужественными и сильными, похожими на спортсменов-тяжелоатлетов.

В тот же период Алексей Кокорекин увлекся спортивной тематикой, которой занимался двадцать лет. Первыми плакатами графика, посвященными спорту, стали «Здоровый отдых», о катании на коньках, и «К труду и обороне будь готов».

По воспоминаниям его друга графика Виктора Иванова, Кокорекин любил спорт, особенно увлекался футболом и легкой атлетикой, ходил на матчи «Спартака» братьев Старостиных и сам с удовольствием участвовал в физкульт-минутках и марафонах. В военные годы художник стал автором десятков известных всей стране плакатов, от «Смерть фашистской гадине!»

 до «Бить, чтобы дух вон!». Помимо этого, Кокорекин в качестве одного из участников политпросвета выезжал в авиационные полки, дислоцировавшиеся в Смоленской области, где оформлял стенгазеты, рисовал портреты летчиков, читал лекции. Самые известные работы, посвященные спорту (их фрагменты и сегодня используют в качестве иллюстраций), Кокорекин создал уже после войны. Это «Выше класс советского футбола!», «К новым победам в труде и спорте!», «Занимайтесь велосипедным спортом!»

Эти работы, издававшиеся миллионными тиражами, украшали множество спортивных залов и клубов по всей огромной стране. 

Свой последний спортивный плакат, «Выше знамя советского спорта», Алексей Кокорекин закончил незадолго до смерти.

Художник, которого всегда любили власти, жил по советским меркам роскошно: большая квартира в Москве, дача, машина, поездки заграницу в составе различных делегаций. Его работы выставлялись в Чикаго, Нью-Йорке, Мадриде, Париже, Венеции, Риме, Вене, Пекине.

В начале 1959 года Кокорекин собрался в Африку, регион, как говорили врачи, эпидемически неблагополучный. Художника привили от оспы, хотя в СССР болезнь была признана побежденной еще в 1936 году. Прививка не удалась, в Африку график так и не поехал, но отметка в медицинской карте осталась. Поэтому, когда в декабре того же года Кокорекин отправился в Индию в туристическую поездку, никаких дополнительных прививок ему не ставили.

В Дели художник с удовольствием посещал различные мероприятия, в том числе и те, которые не были запланированы в строгом распорядке советской турпоездки. По воспоминаниям хирурга Юрия Шапиро, один из местных гидов отвел графика на кремацию неизвестно от чего скончавшегося брамина, и Кокорекин даже приобрел оставшийся после него ковер. Накупив множество других подарков, художник отправился домой, причем КГБ позже установил, что к жене и близким Алексей попал далеко не сразу.

Дело в том, что в туристической визе Кокорекина датой прибытия в Москву значилось 22 декабря, а самолет прилетел 21-го. График тут же отправился к своей любовнице Наталье, с которой провел сутки, оставил у нее часть подарков, а на следующий день, подгадав время, отправился в аэропорт, где разыграл усталость после долгого перелета во время встречи с женой и дочерью. Вечером у Кокорекиных собрались гости, пришедшие послушать об экзотической стране и забрать подарки.

На следующий день художник почувствовал себя плохо: температура, слабость, ломота в костях. Кокорекин отправился в поликлинику, где получил противопростудные лекарства и ушел домой.

Состояние Алексея ухудшалось, через два дня его на скорой отвезли в Боткинскую больницу с подозрением на тяжелую форму гриппа, и положили в общую палату с другими гриппозными больными. Появившуюся на теле плакатиста сыпь врачи посчитали аллергической реакцией на антибиотики. Вскоре у Кокорекина появилась кровь в мокроте, нарушения дыхания и 29 декабря стало ясно, что он при смерти. В палату пустили родных – попрощаться. В ту же ночь художник умер. Ему было 53 года.

Врачи по-прежнему не могли понять, от чего так скоропостижно скончался график. Патологоанатом Краевский предположил, что это могла быть геморрагическая форма чумы, но при тщательном исследовании этот диагноз отвергли. 31 декабря сразу два человека, лежавших в Боткинской больнице, покрылись гнойничками, похожими на сыпь при ветрянке. Но одному из них было за шестьдесят, а ветрянкой после тридцати не болеют. Затем заболели еще трое. И тут кто-то вспомнил об умершем Кокорекине, чье тело до сих пор не выдали родным до окончания всех проверок.

Вот как вспоминает о произошедшем непосредственный свидетель, доктор медицинских наук, профессор Виктор Абрамович Зуев, в ту пору еще молодой человек:

«Ясным ноябрьским утром 1959 года автор этих строк в прекрасном настроении приехал на работу в Московский научно-исследовательский институт вакцин и сывороток (НИИВС) им. И.И. Мечникова. Молодой кандидат медицинских наук, младший научный сотрудник отправлялся в первую в своей жизни научную командировку в Ленинград. И как же велико было мое разочарование, когда заведующая отделом вирусов профессор С. С. Маренникова сообщила, что командировка отменяется в связи с чрезвычайными обстоятельствами.

Маренникова С.С.

Мало того, она попросила приготовиться к приезду в лабораторию академика М. А. Морозова – главного специалиста в стране по вопросам оспы и оспопрививания.

Как оказалось, несколько дней назад в Боткинскую больницу поступил художник А. А. Кокорекин, только что вернувшийся из Индии. Художник был свидетелем похорон брамина, умершего от оспы. Он даже протянул руку через костер, которым индусы обычно обкладывают место, где жил погибший от оспы, и потрогал понравившуюся ему удивительно красивую ткань, покрывавшую часть вещей брамина.

В Боткинской больнице молодая ординатор приемного покоя больницы, узнав, откуда приехал больной, поставила диагноз «натуральная оспа». Маститый профессор высмеял неопытного специалиста и изменил диагноз на «грипп». Ну конечно, грипп, а как же иначе? На дворе зима, сезон гриппа, в больнице уже развернуто специальное отделение для гриппозных больных, и поступившего художника поместили… именно к ним в палату. А Кокорекину становилось все хуже и хуже. В это время начинают заболевать работники больницы: регистратор, принимавшая художника; врач-отоларинголог, консультировавший его; врачи и сестры того же отделения; сантехник, проходивший по коридору, и, конечно же, больные, которые находились с Кокорекиным в одной палате.

В конце концов художник умирает. Кожные поражения погибшего были покрыты черной коркой. На вскрытии – картина, не характерная для гриппа и его осложнений… Так что же это? Предположения высказывались самые невероятные. Кто-то даже предложил поставить диагноз «чума под вопросом». (И это в Москве!!!) И тогда были сделаны мазки из гнойного содержимого кожных поражений заболевшего работника больницы доктора Т., которые были доставлены в оспенную лабораторию Московского НИИВС им. И.И.Мечникова, единственную, в которой разрешалась работа с вирусом натуральной оспы. Руководила лабораторией С.С.Маренникова. А тем временем я судорожно готовился к приезду известного академика: расчехлил микроскоп, установил свет, приготовил бумагу и ручку и даже (на всякий случай) вскипятил чайник.

Сдвинув седые брови, академик М.А.Морозов прильнул к окуляру микроскопа и через некоторое время проворчал: «Молодой человек! Садитесь писать докладную министру здравоохранения СССР». Нетвердой рукой я вывел под диктовку академика: «В препаратах больного Т. обнаружены тельца Пашена».

Да-да! Тельца Пашена – это и есть частицы вируса оспы. В связи с тем, что частицы эти достаточно крупные, много лет назад немецкий бактериолог Е.Пашен предложил способ их окрашивания для последующего рассматривания в обычный световой микроскоп.

Значит, в Москве НАТУРАЛЬНАЯ ОСПА!!!

С невиданной оперативностью был создан штаб по борьбе с оспой. Лаборатории С.С.Маренниковой поручили диагностику всех случаев имеющихся и вновь возникающих заболеваний. А это означало ежедневный забор материала от больных людей и его анализ, а кроме того, и анализ материалов, поступающих от жителей города (вплоть до выезда в посольства), многим из которых стало казаться, что у них начинается оспа (ведь у страха глаза велики!).

В первый же день на вопрос: «Кто поедет в Боткинскую брать материал от больных?» – полный энтузиазма, я, не колеблясь, предложил свою кандидатуру и вскоре в автомобиле «ЗИМ» главного врача больницы торжественно въехал на территорию больницы.

Процедура оказалась не такой романтичной, как мне по наивности представлялось: раздевание донага, душ, надевание больничного белья, двух медицинских халатов (один на другой), медицинской шапочки, двух пар резиновых перчаток и марлевой маски с колоссальным комом ваты. Проблема возникла с резиновыми сапогами: у меня 45-й, а мне предложили на выбор 42-й или 43-й, но… оба правых. Я выбрал последний вариант, а пришлось проработать в палатах с больными пять часов подряд.

Началось повальное прививание оспенной вакциной всех жителей Москвы. Специальная комиссия выявляла и немедленно госпитализировала всех, кто находился в контакте с погибшим художником или членами его семьи, и даже тех, что контактировал с контактировавшими.

Боткинскую больницу перевели на казарменное положение (посещение больных запрещено, все сотрудники больницы живут в больнице). Между прочим, в Боткинской больнице обслуживающий персонал уже тогда насчитывал несколько тысяч человек. Кроватей и матрасов хватило на всех, а вот белья – нет. Оперативно специальным постановлением Совета Министров Союза ССР, был вскрыт неприкосновенный бельевой запас по «линии» противовоздушной обороны.»

 Москва оказалась на пороге страшной эпидемии. Об этом немедленно проинформировали высшее руководство страны во главе с самим Хрущевым. После совещания «первых лиц» государства из Кремля последовало распоряжение принять все возможные меры, чтобы остановить дальнейшее распространение черной оспы по городу.

Главными исполнителями стали сотрудники «органов» — милиции и КГБ. Используя свои фирменные наработки, чекисты занялись выявлением всех, с кем контактировал (или мог контактировать) «нулевой пациент» по пути домой из Индии. В итоге вычислили и изолировали на карантине всех пассажиров с авиарейса, которым летел Кокорекин, экипаж лайнера, сотрудников таможни и погранслужбы на пункте пропуска прилетевших...

Пришлось пойти даже на беспрецедентную меру. Оказалось, что один из пассажиров «кокорекинского» самолета летел через Москву транзитом в Европу и уже успел пересесть на стыкующийся рейс, который скоро должен приземлиться в Париже. Наши службы умудрились все-таки в последний момент развернуть этот авиалайнер (чуть ли не над Эйфелевой башней!) и вернуть потенциального разносчика инфекции в Москву, где его и других пассажиров отправили на карантин.

Дальше пошли «зачищать» родственников, знакомых, друзей и коллег...

Круг потенциально инфицированных расширялся в геометрической прогрессии. Например, одна из приятельниц художника, успевшая, на свою беду, посетить его после прилета, работала преподавателем в вузе и принимала зачеты и экзамены у нескольких групп студентов. Пришлось отправить на карантин и ее, и еще около 200 парней и девушек.

 Чекисты докопались и до приватной встречи художника по прилете в Москву. Эту даму тоже отправили в отдельную больничную палату, но вот с индийскими сувенирами и подарками, полученными ею от художника (а они ведь являются потенциальными переносчиками инфекции!), возникла дополнительная проблема. Женщина некоторые не приглянувшиеся ей импортные вещи успела отнести в комиссионку. Сотрудники спецслужб в кратчайшие сроки выявили всех новых хозяев этих вещей. Неудачливые посетители магазина были отправлены в больницу, а купленные ими индийские вещи сожгли.

 Все, кто имел малейший контакт с Кокорекиным, его родными и друзьями, отправились на Соколиную гору, в инфекционную больницу, рассчитанную на пять тысяч коек. Остальных москвичей спешно прививали.

Из бюджета были выделены огромные деньги, из бункеров, построенных на случай ядерной войны, спешно доставались складные койки, медицинские препараты. 27 тысяч медицинских работников за три недели привили пять с половиной миллионов (!) жителей столицы – подобных результатов история медицины еще не знала.

С 22 декабря по 3 февраля оспой переболело 46 человек, пятеро из них скончались (по другим данным, трое). Среди случаев заражения опасной болезнью были и такие: вирус по вентиляции проник в палату над палатой Кокорекина, где лежал подросток с гриппом, регистраторша заразилась от телефона, по которому говорил лечащий врач художника, а еще одним заболевшим оказался истопник, несколько раз проходивший по коридору мимо палаты графика.

Тело Алексея Кокорекина со всеми необходимыми предосторожностями было кремировано, однако и здесь советское чинопочитание осталось несломленным: дважды лауреата Сталинской премии похоронили на Новодевичьем кладбище.

Последняя в истории СССР вспышка черной оспы была остановлена благодаря беспрецедентным мерам, принятым советским министерством здравоохранения и службами безопасности.

В работе над статьей были использованы источники:

Ю. В. Шапиро, «Воспоминания о прожитой жизни»; Н. Ларинский, «ЧП советского масштабаI»; В. Зуев, «Многоликий вирус. Тайны скрытых инфекций» В. Иванов, «О друге и собрате по оружию».