Китай в среде умеренности и аккуратности

После нападок современных инквизиторов, нобелевский лауреат Джеймс Уотсон не стал публиковать свою работу – «Почему с китайцами скучно?». Суть заключалась в отсутствии инстинкта любопытства, описанного ранее Конрадом Лоренцем. Но как же так вышло? Куда же делось у китайцев любопытство?

Китайская культура вообще исторически бедновата светилами научной и философской мысли, особенно учитывая то, что населения Китая всегда сильно превосходило население Европы. Конфуций да Лао Цзы вкупе со своим последователем Чжуан Цзы — много ли других китайских философов мировой величины вы назовете без особых раздумий? И это за всю, якобы пятитысячелетнюю, историю. Пожалуй, на столь малоплодородном фоне Конфуций действительно может рассматриваться как что-то выдающееся.

Для обычного европейского жителя Конфуций – весьма расплывчатая фигура некого древнего китайского мудреца. Кто-то, из «продвинутых», вспомнит его «Беседы и суждения». Еще меньше людей знают, что практически всю свою жизнь Конфуций посвятил не написанию философских трактатов и научным трудам, а разработке ритуалов и правил поведения подданных в любых жизненных ситуациях. Собственно учение же его, с точки зрения философии, особенно современной, весьма противоречиво и изобилует пространностями типа «Быть правителем тяжело, но нелегко быть и подданным».

Квинтэссенцией его деятельности стал свод законов, регулирующий каждый чих подданных. Чтобы вам оценить этот шедевр, могу отметить, например, то, что во времена Конфуция-министра мужчины и женщины вынуждены были ходить по разным сторонам улицы, а за фасон одежды вне установленных правил полагалась смертная казнь.

Стоит ли говорить о том, что в основном суть конфуцианства сводилась к механическому заучиванию правил, нормативов и ритуалов? А о том, чтобы подвергнуть сомнениям мнение учителя или попытаться проявить самостоятельность в суждениях, и речи быть не могло?

Для сравнения, появившееся приблизительно в то же время, учение Лао Цзы, являющееся, в отличие от конфуцианства, абсолютно полноценным философским и религиозным учением (причем гораздо более гармоничным и менее противоречивым), получило гораздо меньшее распространение. Даосизм в самой своей сути содержит немалую долю антигосударственности и даже асоциальности, ставя во главу угла недеяние как отказ от преобразующей природу деятельности. Чем и заслужил неприятие власти на протяжении практически всего своего существования. С точки зрения правителей, в отличие от конфуцианства, даосская философия была чрезмерно созерцательной, парализующей волю к борьбе и подрывающей общественную нравственность и моральные устои государства.

Конфуцианство же пришлось ко двору и идеально вписалось в китайскую культуру и с государственной, и с «иероглифической» точки зрения.

А потом на это всё наложилось правление Мао и так называемая «Культурная революция». Здесь все было просто. В том плане, что разрушать что бы то ни было всегда не сложно. А за времена культурной революции Мао разрушил много. Была уничтожена интеллигенция. Были уничтожены общественные организации (даже профсоюзы). Закрыты книжные магазины (разрешалось продавать только цитатник Мао) и театры. Репрессиям подверглись самостоятельно думающие люди. Были запрещены книги, спорт и искусство.

Даже времена культа личности Сталина не нанесли столь разрушительного удара по культуре и науке СССР, как это сделал «Великий кормчий» в Китае. Если Сталин и прошелся огнем и мечом по культуре, то хотя бы не уничтожил ее на корню, предоставив возможность существования в рамках «социалистического реализма». Культурные ценности предыдущих поколений также были худо-бедно сохранены, театр и балет — реформированы, а не уничтожены. Наука, сплотив свои поредевшие ряды, но сохранив свою институциональность, была отправлена на службу социалистическому государству.

Но пример «Большого брата» для Мао был не указ. Уничтожение культурных ценностей и всего, как-то связанного с «буржуазными пережитками» было возведено хунвэйбинами в ранг первостепенной важности. И в этой области они сумели достичь существенных высот, устроив геноцид и хаос и за считанные годы превратив страну в культурную пустыню.

Это был серьезнейший удар по культуре и образованию. Были уничтожено как само культурное наследие, так и носители нематериальной составляющей этого наследия — интеллигенция, бывшие феодалы и духовенство.

Как такая чистка сказалась на среднестатистическом уровне культуры и интеллекта — представить не сложно.

Так что же мы наблюдаем в настоящий момент в китайском обществе? «Иероглифический» подход к образованию в совокупности с до сих пор процветающим и пропагандируемым конфуцианством, как великим достижением китайской культуры, отсекли от древа китайского общества все «ненужное».

Под «ненужным» подразумевалось ненужное любопытство и ненужные фантазии, чрезмерно широкий ненужный кругозор, ненужное аналитическое мышление, ненужная способность независимо мыслить и ненужные попытки действовать нестандартно.

Невзирая на то, что именно эти «ненужности» являлись двигателем человечества на протяжении всего его существования.

Поэтому до культурной революции китайское общество визуально представляло собой некий ровненький столбик, без непозволительных отклонений влево или вправо в виде вредной любознательности, желаний мыслить не так, как все и прочих ответвлений от прямолинейного конфуцианского идеала китайского жителя. Но столбику, по крайней мере, было позволено расти вверх внутри заданных рамок. Расти интеллектуально, хоть и в жестко заданном направлении.

Но рост этот был возможен только до прихода «Великого вождя». Придя к власти, Мао, в один момент, своей культурнореволюционной пилой срезал всю интеллигенцию, радикально подровняв этот столб китайского общества сверху. Фактически, превратив его в пенек.

И вот именно этот культурологический пенек мы и наблюдаем сегодня в Китае. Наблюдаем общество, веками искоренявшее «ненужные» отклонения вправо и влево, весьма в этом преуспевшее, а затем махом уничтожившее то единственное, благодаря чему оно имело хоть какую-то возможность развиваться — людей, обладавших интеллектом и независимым мышлением.

Иероглифика. Кофуцианство. Культурная революция. Вот они, три компонента современного китайского ментелитет-коктейля. Добавьте в него основу — многовековую сильнейшую внутреннюю социальную конкуренцию в связи с перенаселенностью и нехваткой любого рода ресурсов — и можно подавать к столу.

Как будет выглядеть общество полуголодных, принужденных к жесткой борьбе друг с другом за кусок хлеба, людей? И не просто людей, но людей, у которых нет «интеллигентных» способов конкуренции в виде возможности проявить свой IQ, нестандартные подходы, оригинальное мышление и тем самым немного вырваться вперед в гонке на выживание? Такое общество будет выглядеть весьма непривлекательно. Первое, что отмирает в таком обществе — это восприятие соседа как своего ближнего. Сосед — это конкурент.

А если речь идет о последней чашке риса — то и враг. Уважение и прочие человеческие эмоции в отношении врагов и конкурентов сделают тебя слабее. Надо идти по головам, иначе ты сам окажешься внизу и не выживешь. Поэтому хождение по головам и, на генетическом уровне сформированная привычка пытаться обойти ближнего во всем, даже в мелочах типа очереди — это просто средство выживания. И именно поэтому никакой агрессии у китайцев нет. Потому как агрессия иррациональна, то бишь вредна для выживания.

Пост-культурнореволюционное китайское общество — это общество нелюбознательных, рамочно мыслящих людей, культурно и интеллектуально обескровленных и характеризующееся моральным нигилизмом по отношению к себе подобным.

Так чего же мы хотим от такого общества? Мы хотим человеколюбия, благородства, уважения к себе подобным и заботы о природе? Да вот только психологи утверждают, что человек полностью формируется в возрасте до шести лет. И как бы ни изменился Китай внешне за последние десятилетия, самая активная часть его населения — это до сих пор выходцы из того самого постмаоистского Китая.

Посмотрите на нас, «рожденных в СССР». Никакими катаклизмами не выбить из нас того, что было заложено в самом гуттаперчевом возрасте. И китайцы здесь не исключение.

Безусловно, время идет и все меняется. Совершенно очевидно, что Китай в настоящий момент движется в сторону общества, в котором уважение к ближнему не является чем-то исключительным, обусловленным, например, более высоким статусом последнего, а является общепринятым негласным жизненным правилом.

Рост благосостояния, сопровождающий экономический рост, серьезно ослабляет внутреннюю конкуренцию (борьба за единственный кусок хлеба не в пример острее борьбы за кусок хлеба с маслом при свободном наличии хлеба обыкновенного). Как следствие, члены такого общества начинают воспринимать окружающих не как соперников, а как, в первую очередь, людей. В области воспитания и образования в Китае процесс идет медленнее, ведь иероглифику никто не отменял, да и конфуцианский стиль преподавания к пересмотру не планируется. Да и политика одного ребенка в семье, плюс ко всему, породила поколение самоуверенных и самовлюбленных эгоистов. И, тем не менее, по моему ощущению, и здесь какие-то изменения происходят.

Другое дело, что все эти изменения в масштабе такой страны, как Китай и в такой глобальной сфере, как изменение самосознания целой нации, не могут произойти быстро. Заметные изменения произойдут со сменой поколений, да и то при условии, что темп и курс этих изменений сохранится.

Ну а пока, на протяжении, как минимум, нескольких десятилетий, мы продолжим сталкиваться с этими особенностями китайского мышления и поведения, которые, мягко говоря, европейского человека в состояние эйфории не вводят.

Но, по крайней мере, «Предупрежден — значит, вооружен». А что и как изменится со временем — поживем-увидим.