Как одурачили Древний Рим

     Из новой главы

     Если бы кто-то задался целью в подробностях поведать миру обо всех восстаниях и революциях, на которые сподвигала сатрапствующая власть простой народ за всю историю человечества, включая легендарные восстание рабов в Древнем Риме под предводительством Спартака, две французских Революции и, наконец, знаменитые события 1917 года в России, покончившие с трёхсотлетней царской династией Романовых – историю всех этих народных выступлений пришлось бы издавать отдельной Энциклопедией, которая, скорее всего, заняла бы не один том. Думаю, нет нужды объяснять, чем сии «бессмысленные и беспощадные» бунты вполне могли закончиться (и нередко действительно кончались) для спровоцировавших их правителей: весьма реальная перспектива отправки на эшафот всего римского сената в ходе того самого восстания Спартака, обезглавленные в итоге триумфа Великой французской революции Людовик XVI и английской революции – Карл I, судьба всех трёх знаменитых «Лжедмитриев» и, наконец, участь царской семьи Николая II – реальность такого исхода выступления простого народа даже самый недалёкий монарх осознавал ещё в незапамятные времена. Так как же сделать так, чтобы народ, несмотря ни на что, никогда в своей жизни не взялся за топоры и не запел «Марсельезу»? Разовые подачки и послабления принесут не более чем временный эффект, казнь лидеров народного недовольства приведёт лишь к тому, что их место займут другие. Лучшие умы прошлого, поставленные властью себе на службу, ещё в далёком прошлом дали ответ на этот вопрос: народ надо заставить думать в нужном элите ключе – думать так, чтобы из его мышления напрочь, на уровне генетической памяти, с рождения и до седых волос, было исключено всякое стремление к чему-либо, идущему вразрез с планами власть имущих. Так на свет появилось то, что много веков спустя назовут ЗОМБИРОВАНИЕМ.

     Какой трюк придумали для своих граждан властители Древнего Рима? Перечислим его составляющие. Первое. Из всех городов античности именно детище Ромула поражает своей грандиозностью, своей монументальностью: для строительства в городе были привлечены лучшие архитекторы и скульпторы Этрурии и Греции – двух цивилизаций, достигших своего расцвета гораздо раньше, у которых Рим и перенял очень многое из созданного ими. Познакомившись с греческой культурой, римляне были поражены её красотой и очарованием и задались целью во всём превзойти Афины. Те, по чьим заказам, помимо Пантеона, Колизея, Форума и прочих основных сооружений в Риме было выстроено великое множество театров, амфитеатров, цирков, стадионов, храмов, знаменитых римских терм, общественных библиотек, акведуков, мостов, базилик, украшенных многочисленными статуями городских площадей и многого, многого другого, явно не скупились на расходы, и в результате сегодня все эти здания, даже лежа в руинах, поражают воображение – а как же роскошно и ослепительно они выглядели тогда! «Фешенебельность» Рима, как бы сказали сегодня, вполне можно было бы сравнить с современным Лас-Вегасом. Какое чувство всё это великолепие, само собой, не могло не вызвать у неискушённого простого смертного? Верно – чувство гордости за свой город и стойкое убеждение, что Рим – лучшее место для жизни на Земле.

     Второе. Владевшие землёй жители города объявлялись гражданами, имевшими право принимать участие в Народном собрании и даже накладывать «вето» на решения сената, в то время как жители покорённых Римом земель не имели подобных прав (рабы же были вообще абсолютно бесправны) – видимость такого вот «народовластия», первой в истории официальной «демократии» преподносилась римлянам как некая, безусловно, престижная, особенность статуса гражданина «вечного города», и простой житель Рима вступал во взрослую жизнь, проживал её и уходил в мир иной с твёрдым убеждением, что он, вне всякого сомнения, точно так же может, голосуя на Форуме, влиять на политику властей. На самом деле, естественно, правящая верхушка не допускала и мысли о том, чтобы хоть чуть-чуть, хоть в чём-то поделиться властью с плебсом - на всенародное обсуждение выносились вопросы либо малозначительные, либо те, исход голосования по которым был предсказуем заранее: например, о новых военных походах, против которых и так никто не выступал – в случае победы над врагом возвращавшиеся в Рим полководцы щедро делились с народом награбленным – либо о новых налогах, явно вынужденное введение которых в нелёгкие для города Флавиев и Августов времена преисполненные чувством патриотизма римляне только приветствовали. Все судьбоносные, ключевые в политике государства решения принимались сенатом узким кругом за закрытыми дверьми, народ же затем просто ставился перед фактом, что принятое решение уже имело силу закона, неисполнение которого каралось смертью. Однако сам факт того, что власть всё же столь «многое» доверяет решать простому смертному, в его мышлении, по сути, ставил его на одну доску с ней и наполнял его душу радостным, волнующим убеждением, что в этом городе от него, всё-таки, что-то зависит – и так правители тоже настраивали народ на максимальную им лояльность. Вообще большинство императоров Рима старались выстраивать иерархию власти в городе таким образом, чтобы максимально снизить давление бюрократии на простого жителя – и в результате сама государственная машина не представлялась ему чем-то чуждым и страшным, как сегодня сплошь и рядом мы видим вокруг.

     Третье. Имея мощнейший торговый флот на Апеннинском полуострове, Рим быстро стал центром внутренней и внешней торговли на всём Средиземноморье: именно через него шли торговые пути со всего полуострова и ближайшей Европы в Карфаген, Грецию, Египет и прочие страны и обратно, в результате чего город на берегу Тибра ворочал огромными капиталами. Купцы вывозили из Италии вино, масло, керамику, изделия из металла, ввозя сырьё, камень, краску, стекло, предметы роскоши и прочее. Скупая многое у одних народов и перепродавая другим, Рим и сам немало производил: при столь обширных рынках сбыта как на полуострове, так и за его пределами в городе быстро развернулись многочисленные ремесленные производства, работники которых ввиду стабильного спроса на свои изделия могли рассчитывать на солидный заработок – и из всех полисов античности именно в Риме древних мастеровых ждал столь высокий уровень доходов. Естественно, что все эти люди горой стояли за свой город, не допуская и мысли о переезде в другое место и неизбежно заражая своим патриотизмом и других.

    Четвёртое. Тяжелый физический труд быстро перестал быть прерогативой римлянина – в рудниках, каменоломнях, карьерах и в полях трудились исключительно рабы, число которых в последнее столетие перед наступлением новой эры стремительно приближалось к миллиону человек – в полтора раза больше, нежели свободных жителей города. К I столетию до н.э. на всех без исключения тяжёлых работах были заняты только и единственно рабы – в Риме того периода вы не увидели бы уже свободного гражданина с киркой или молотом в руках. Повседневная необходимость трудиться для римлян становилась всё меньше – и в результате, двигаясь к дате, известной в истории как Рождество Христово, Рим всё больше лицезрел на своих улицах ничем не занятых праздношатающихся горожан, проводивших своё время в толпах на Форуме, в оборудованных бассейнами и гимнастическими залами термах, амфитеатрах или цирках в поисках всё новых развлечений (прекрасный античный аналог сегодняшнего диванно-телевизионного «электората», не правда ли?). «Хлеба и зрелищ!» - требовала изнывающая от безделья толпа дармоедов, породив в итоге всё то, о чём я буду писать в следующем пункте. Проводить время в удовольствиях и ничегонеделании, само собой, всегда приятнее, нежели надрываться в поле или в шахте – естественно, что нежащийся в такой нирване народ всеми фибрами души желал, чтобы сия благодать продолжалась бесконечно и всё и дальше оставалось именно так, как есть, а потому, закономерно, вся эта «когорта» денно и нощно вслух и в мыслях своих возносила хвалы городу, в котором такая вот манна небесная стала для них реальностью.

     Пятое. Я уже писал, что римская архитектура того периода впечатляла – и упомянутый Колизей, достигавший 700 метров в окружности и вмещавший одновременно, по разным оценкам, от 50 до 85 тысяч человек, был величайшим античным сооружением стадионного типа. Для сравнения достаточно сказать, что выстроенные два тысячелетия спустя в исполинских мегаполисах современности московские «Лужники» и лондонский «Уэмбли» лишь в полтора раза превзошли этот римский амфитеатр по занимаемой площади и вместимости – представьте себе, чем же он был для намного меньшего Рима тогда. Но не менее грандиозно было и то, что происходило на его, занимавшей почти полгектара, арене. Монополизировав всю торговлю и немалую часть производства, завоёвывая новые земли и грабя уже имеющиеся, Рим богател и уже мог позволить себе гораздо больше, нежели прочие цивилизации античности. Обычные, во многом схожие с греческими, празднества – праздники Римских игр, знаменитые флоралии и прочие – пресыщенной толпе в конце концов наскучили. Публика захотела чего-то особенного – и знать, само собой, быстро отреагировала на появившийся «спрос». Стоило в 264 году до н.э. римским патрициям увидеть первый гладиаторский бой – а два века спустя в Помпеях уже был выстроен первый амфитеатр, где подобные поединки проходили регулярно. А ещё через столетие как раз и было возведено то, по руинам чего сегодня любой мало-мальски грамотный житель планеты Земля безошибочно определяет столицу современной Италии, равно как по Биг-Бену – Лондон или по Триумфальной арке – Париж. Если бы вы каким-то волшебным образом смогли совершить путешествие во времени и, перенесясь в Рим тех времён, воочию увидеть всё то, что происходило на арене «амфитеатра Флавиев» - душа у вас ушла бы в пятки, волосы стали дыбом, а увиденное ещё долго преследовало бы вас в самых жутких ночных кошмарах, но прочие зрители смотрели бы на вас как на белую ворону, всего лишь подверженную глупой сентиментальности. Граждане Рима приходили в дикий восторг от гладиаторских боёв, в ходе которых ежедневно мучительной смертью погибали десятки их участников, от массового убийства там же безоружных христиан, отданных на растерзание голодным хищникам, а также обычных животных – рысей, леопардов, быков, зубров, диких лошадей, лосей, оленей, антилоп, косуль, журавлей и прочих, разрываемых на глазах у зрителей всё теми же хищниками - гул оваций и лес поднятых на трибунах в знак одобрения больших пальцев возрастал прямо пропорционально потокам лившейся на песок арены крови. Однако здесь я не собираюсь докапываться до причин того, как так получилось, что римляне в своей безнравственности умудрились превзойти всех неандертальцев планеты Земля – тема главы иная, и сейчас я озвучу, каким боком к ней крупнейший амфитеатр Апеннин и всё, что в нём происходило. Вся эта вакханалия античного «шоу-бизнеса», помимо бесспорной материальной выгоды, несла огромный пропагандистский эффект: только в Колизее (а значит – только в Риме) можно было увидеть зрелища такого размаха, продолжавшиеся порой по несколько дней, когда гладиаторские бои сменялись праздничными представлениями и спектаклями, разыгрываемыми многочисленными труппами профессиональных актёров. Дальше шли сцены охоты и травли диких зверей, для чего на арене имитировали ландшафты дикой природы, сцены пыток и казней осуждённых на смерть, спортивные состязания, включая любимые римлянами гонки на колесницах, и всё это вполне могло продолжиться «навмахией» - имитацией на арене амфитеатра морского боя, когда арена с помощью специальных механизмов заполнялась водой и «в набежавшую волну» выпускались настоящие корабли с командами гребцов и воинов-абордажников. И сам тот факт, что таких масштабов античную индустрию развлечений смогли «раскрутить» именно в Риме и нигде более, о чём свидетельствовали восторженные отзывы многочисленных, хоть раз посетивших Колизей, гостей города (видимо, точно так же, как и римляне, не видевших ничего предосудительного в созерцании страданий и смерти себе подобных), ещё больше убеждал жителей «вечного города», что их Рим – самый-самый-самый на всей планете…

     Шестое. Завоевательные успехи Рима и впрямь были впечатляющи: начав с покорения соседних народов – этрусков, самнитов, галлов и прочих – будущая великая империя на том, естественно, не остановилась и в период наибольшего могущества владела территориями от современных Испании и Великобритании на западе до Ирана на востоке и Судана на юге.

Из более чем 60 войн с участием Рима я насчитал лишь пять проигранных, из которых три пришлись на знаменитый период упадка и вторжений варваров, когда былой гигант уже просто агонизировал и, естественно, был не в состоянии оказать захватчикам хоть сколько-нибудь серьёзного сопротивления. По сути, римский легион был практически непобедим, превзойдя в ратном мастерстве не только детище Александра Великого – македонскую «фалангу», но и даже легендарных спартанцев. В деле возвеличивания Рима в глазах его же граждан победоносные войны несли двойной эффект: мало того, что в результате их была создана небывалая по территории страна, величайшая империя античности (о чём, я не сомневаюсь, простым гражданам Рима напоминали постоянно) и армия была настолько сильна, что могла не только завоевать кого угодно, но и защитить свою землю от кого угодно (до тех самых, ставших фатальными, нашествий германцев «вечный город» за тысячу с лишним лет своей истории был завоёван лишь однажды – в 390 году до н.э. во время знаменитого Первого похода галлов на Рим, когда те просто взяли числом) – награбленное в военных походах стекалось именно в Рим и никуда иначе. Площади города украшали статуи и картины, украденные у покорённых народов, вернувшиеся с победой полководцы щедро делились добычей с народом, а воины – с семьями и соседями, в итоге делая Рим ещё роскошнее и ещё больше укрепляя римлян в их убеждении в том, что для проживания они выбрали верный город. Именно в Риме с однозначно пропагандистскими целями была придумана традиция устраивать по случаю военных побед пышные «триумфы» - помпезные вхождения военачальника-победителя («триумфатора») и его армии через главные ворота в город в сопровождении колонн пленных и носильщиков захваченных в походе богатств. Этих самых богатств порой было так много, что шествие растягивалось аж на 2-3 дня: вот как описывал, к примеру, Плутарх триумф Павла Эмилия по его возвращении в 167 году до н.э со знаменитой Третьей Македонской войны: «…в первый день на 250 огромных телегах провезли статуи и картины, на другой – появился целый арсенал оружия, несколько тысяч человек тащили на плечах сосуды с серебряной монетой, на третий – несли золото в деньгах, золотую посуду побеждённого македонского царя Персея…»(Р.Ю.Виппер, «История Древнего мира». М,: Республика, 1993.) Википедия к сказанному добавляет, что в казну Рима этот самый Павел Эмилий тогда сдал столько, что это позволило освободить граждан города от знаменитого прямого налога на содержание армии («трибута») аж на 120 лет – я не был свидетелем тому, о чём напишу дальше, но думаю, что после такого римляне уже просто-напросто боготворили свой город и молились на него, как на икону.

     Седьмое. Я уже писал о том, что в Древнем Риме труд рабов был обычным делом, однако у этой стороны жизни «вечного города», помимо упомянутого «счастья» для простого римлянина не исполнять более тяжёлую ручную работу, был и ещё один психологический аспект. Работорговля в Риме достигла гигантских масштабов: завоевав множество стран, римляне обратили в рабство сотни тысяч их бывших жителей, сами же при этом попадая в рабство к другим народам довольно редко – и это, естественно, не укрылось от бдительного ока работавших на Капитолий пропагандистов. Сам факт того, что за тысячу с лишним лет существования города в рабах оказывался кто угодно, но только не римляне, волей-неволей работал на повышение самооценки римских граждан в их собственных глазах и на неизбежное отнесение других народов к касте неполноценных. С презрением глядя на раба-чужестранца, римлянин ещё больше гордился тем, что он римлянин.

     Восьмое и последнее. Я также писал и о том, что в Риме творили лучшие скульпторы, архитекторы, живописцы античности, однако «вечный город» привлекал не только их. В провинциях многие жители мечтали о переезде в столицу и грезили Римом точно так же, как сегодня многие провинциалы в России продолжают грезить Москвой, а в США – Голливудом и Нью-Йорком. Зная об этом, всякий рядовой римлянин ежедневно возносил хвалу господу за то, что он римлянин, и пренебрежительно, со снисхождением смотрел на прибывавших в город провинциалов, как сегодня нередко смотрит коренной москвич на рязанцев и калужан и ньюйоркец – на жителей какого-нибудь Техаса или Небраски. Сам статус гражданина величайшего города античности давал осознание принадлежности к некоей касте «избранных», собранных под одной крышей, имя которой – Рим.

     Теперь сложите всё перечисленное вместе - уловили, в чём заключалась хитрость Цезарей и Августов? Жителю Рима всячески внушали и в итоге внушили иллюзию о превосходстве, о непобедимости, а значит - исключительности его города, его нации и, как само собой разумеющееся – его лично по отношению ко всем остальным странам и народам. Естественно, никто тогда, выступая с высоких трибун, ни разу не произнёс само это слово - «исключительность»: мышление римлян с успехом додумало его самостоятельно, на что и рассчитывали авторы того, что сегодня можно было бы назвать первой в истории «технологией комплексного зомбирования» своих граждан. Опьянённый победами Рима и богатыми дарами, приносимыми триумфаторами, ослеплённый великолепием римской архитектуры, отъевшийся на доходах с выгодной торговли, что велась везде и всюду, буквально лопающийся от осознания собственной дутой важности и значимости, от глубокой убеждённости в том, что с рождения принадлежит к той самой когорте «избранных», которой так благоволят боги и которой выпала великая честь править миром и идти в авангарде мировой цивилизации, с гордостью и восхищением, прямо-таки с придыханием взирал римлянин на свой город. Смотрел – и на «ура», без раздумий, принимал практически всё, проводимое в жизнь политиками, нисколько не задумываясь о том, к каким последствиям, скорее всего, приведёт в конечном итоге это самое «всё». За небывало высокий уровень жизни римляне были готовы буквально носить своих императоров на руках, упорно закрывая глаза на то, за счёт чего – вся эта благодать. Никто не выступал с обличением позорного рабства, в которое обращались тысячи вчерашних жителей других стран, никто не был против регулярно развязываемых Римом захватнических войн, в ходе которых гибло великое множество мирных жителей и разрушались красивейшие города античности, всех вполне устраивало то, что «вечный город» облагораживал себя украденными у других народов ценностями и поднимал благосостояние своих граждан ценой обнищания других - тех, кому не выпал счастливый жребий родиться под сенью Палатина и Капитолия. Римлянин просыпался в предвкушении того, как сегодня он снова будет любоваться в зеркале собой, любимым, и с презрением взирать на гибель предназначенного на убой «мяса» на арене Колизея, и отходил ко сну в полной уверенности, что и завтра, и послезавтра, и через год, и через столетие будет всё то же самое и так будет всегда. Даже легенда о той самой Капитолийской волчице, которая вскормила своим молоком будущих основателей города Ромула и Рема, очень льстила римлянам, считавшим, что их предки «впитали в себя волчью храбрость и мужество, что называется, с молоком матери…» Всякий несогласный с единодушно одобряемой народом политикой сената становился изгоем, отторгаемым обществом, в которого тыкали пальцем, который становился объектом столь мощного града насмешек и обвинений в отступничестве, что даже не самые красивые римлянки смотрели на такого, как на пустое место – и в результате он просто не продолжал свой род и в итоге вырождался. И так за несколько столетий власть вырастила и воспитала нацию абсолютно послушных, лояльных ей людей: за тысячу с лишним лет существования «вечного города» было множество восстаний среди бесправных рабов и жителей подконтрольных Риму провинций, но ни одного – среди римских граждан.

     Однако к чему в итоге привела та «морковка», соблазняя которой, римлян столь искусно вели нужной «высшему свету» дорогой? Та нирвана, в которой обитатели Палатина и Капитолия пребывали столько столетий, в конце концов обернулась против них самих. Негласная и незыблемая аксиома о том, что на чужом несчастье счастья не построишь, что друзей можно завести, лишь делая добро и отдавая, римлянами напрочь игнорировалась - завоёвывая и силой оружия порабощая другие страны, Рим приобретал не соратников и даже не союзников, а врагов. Никто при этом как-то не озвучил мысль о том, что врагов этих когда-нибудь может стать больше, чем столько, сколько империя была бы в силах «переварить». Провинции, которые столица безо всякого стеснения грабила столько лет, дабы самой жить в роскоши, естественно, люто её возненавидели – и в период нашествия Алариха и пальцем не пошевелили, чтобы хоть чем-то помочь своему вчерашнему притеснителю. Им даже не понадобилось вступать в войну на стороне германцев и отправлять в Италию войска – достаточно оказалось просто ничего не делать, сидя в своих владениях и тупо, со злорадством взирая оттуда, как вестготы равняют вчерашний величайший город планеты с землёй. Дальние походы и всё новые завоевания, которым римляне всегда столь восторженно рукоплескали, в итоге раздвинули границы империи настолько, что пришлось распылить по ним войска – а в результате в самый решающий момент Рим просто не смог собрать достаточно сил для отражения набегов варваров, хлынувших с севера, развращенные же, обрюзгшие в жизни в роскоши, давным-давно не державшие в руках меча римские граждане, естественно, воевать и не могли и не хотели и в итоге защитить свой город оказались не в состоянии. В бесконечных войнах с соседями Римская империя в конце концов истощила себя, да плюс к тому вернувшиеся из восточных походов легионеры «принесли» с собой невиданные доселе в Европе болезни – чуму и оспу – лечения от которых тогда ещё не было и которые быстро начали выкашивать и без того шедшее на спад население империи. По причине этого в армию всё чаще набирали германских наёмников, которые совсем не горели желанием верно и преданно служить «вечному городу» и при случае всегда были готовы перейти на сторону врага – что массово и произошло, как только Аларих и его воины подошли к городским стенам.

     Таковы были «военные» причины того, что в 476 году нашей эры Древний Рим навсегда прекратил своё существование, однако всеобщая картина крушения древнеримского «Титаника» была бы неполной без экономических причин, которые вкупе с военными не оставили «вечному городу» ни единого шанса. Празднества, к которым в «тучные» годы римляне так привыкли и от которых никто, естественно, не захотел отказываться, в тяжёлые для империи времена стали тяжким бременем для казны – и в итоге даже поставить под свои знамёна ещё иностранных наёмников, помимо германцев, сенат оказался не в состоянии. Сотни тысяч безработных жителей столицы бесплатно получали еду – и это тоже опустошало и без того полунищий бюджет некогда богатейшей империи мира. «…Дешёвый рабский труд, почти даровой хлеб из провинций делал обработку земли для вчерашних коренных жителей-хлеборобов делом невыгодным, бывшие земледельцы заполняли Рим, живя на подачки богатых людей и государства, они уже отвыкли от земли и предпочитали полуголодную жизнь в городе сельскому труду…» (А.И. Немировский, «История Древнего Рима») – так Рим постепенно потерял практически всех своих производителей, попав в зависимость от труда тех, кто был по одну сторону с ним лишь в ясную погоду – но как только сгустились тучи, в самый тяжкий час, не раздумывая, повернулся к нему спиной (ничего из сегодняшнего не напоминает?). Агитируя и всячески пропагандируя в глазах своих собственных граждан исключительность и бесспорную выигрышность именно такого образа жизни и такой модели общества, Рим взвалил на себя ношу, которая оказалась ему не по силам – и в итоге переломила ему хребет. Варвары, по сути, стали лишь той морской водой, которая во время кораблекрушения, заполнив дырявое судно, отправляет его на дно – у кого-нибудь хватит ума обвинять в кораблекрушениях моря и океаны? И потому сегодня лишь руины Колизея и Форума напоминают нам о том, как неотвратимо, неизбежно обречено на гибель всё то, что лишь кажется великим, когда никто из одураченных пропагандой адептов этого колосса на глиняных ногах ни разу не укажет другим на те изъяны их «корабля», что в конечном итоге способны стать для него роковыми…