ВНЕШНИЕ ПРИЧИНЫ И ПРЕДПОСЫЛКИ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИИ* КОСОВСКОГО КОНФЛИКТА #1

(посвящается годовщине агрессии НАТО против Югославии, 24 марта 1999 года)

*-Представляется необходимым сразу дать определение ключевого используемого нами понятия – «интернационализация». Как заметила специалист по исследованию проблем мира и конфликтов Е. А. Степанова, лидирующий в области прикладной конфликтологии западный институт – СИПРИ – данным термином вообще не оперирует , заменяя его «иностранным вмешательством во внутренний конфликт», что скорее соответствует определению «интервенции». Под интернационализацией, отмечает эксперт, «следует понимать не только прямое вмешательство сил иностранного государства/государств на стороне одного из участников внутреннего конфликта, но и весь комплекс международных усилий по внешнему регулированию конфликта (в том числе под предлогом посредничества между противоборствующими сторонами)».

Представляется важным начать со следующего замечания: эволюция албанского сепаратизма в Косово и его восприятие международным сообществом – процесс взаимозависимый.

— Не только само развитие событий в регионе влияло на взаимоотношения Югославии с остальным миром и его позицию относительно путей разрешения проблемы, но и сама международная обстановка зачастую предопределяла их динамику. Следовательно, если движение косовских албанцев за независимость «вписывалось» в геополитическую конъюнктуру и соответствовало геостратегическим интересам ведущих мировых держав (в первую очередь США), оно не только получало «карт-бланш» на активизацию своей деятельности, но и «индульгенцию» на благожелательное отношение к ней. Что, по сути, и произошло в последнем десятилетии XX века, обеспечив трагический исход конфликта.

— Геополитический контекст: три основных измерения.
Однако это не объясняет в полной мере происшедшую метаморфозу проблемы Косово и её выхода на международную сцену во второй половине 1990-х.
Дело в том, что международный контекст данного вопроса обладает несколькими тесно взаимосвязанными геополитическими измерениями:
глобальным,
региональным,
локальным.

Кратко говоря,
в первом случае речь идёт об постбиполярных изменениях в системе международных отношений, в результате которых единственной сверхдержавой остались США, а Россия лишилась своего былого влияния на мировую политику, которая теперь была подчинена доктрине «Нового Мирового Порядка», провозглашённого Дж. Бушем ст. в сентябре 1990 года ;
во втором – о так называемом «двойном расширении» НАТО и образовании Европейского союза (в результате Маастрихтских соглашений, февраль 1992);
в третьем – о Югославском кризисе, в ходе которого (не без «помощи» извне) произошёл сопровождаемый кровопролитными гражданскими войнами распад СФРЮ.
Интерференция этих трёх измерений проявилась подобно «эффекту домино» и её роль в развитии Косовского конфликта трудно переоценить, а без неё – не понять до конца и саму его динамику.
Поэтому здесь следует остановиться подробнее.

1) Глобальное измерение.
Победа США в Холодной войне (над Советским Союзом) утвердила в мире беспрецедентную американскую гегемонию. Стратегические цели Соединённых Штатов в этот решающий исторический момент «однополярности» исчерпывающе иллюстрирует знаменитый «меморандум Пентагона», который был составлен в начале 1992 года при поддержке министра обороны Дика Чейни и под непосредственным руководством его заместителя Пола Вулфовица для внутреннего пользования и адресован военному руководству, но вскоре, благодаря одному из сотрудников министерства, его отрывки попали на страницы авторитетной газеты «The New York Times». Данный документ, изначально имевший пометку «не для иностранцев» (Secret/Noforn) и являвшийся «проектом» (draft), был рассекречен и официально опубликован лишь в декабре 2007 года, притом со значительными, а иногда и сплошными, купюрами в самых важных его разделах (например, экс-СССР и Западная Европа). Уже само полное название говорит о многом – «Руководство по оборонному планированию, бюджетные годы 1994-1999 (sic!)».

Итак, данное руководство, будучи обращено к «фундаментально новой ситуации, которая была создана распадом Советского Союза», указывает на «две широкие стратегические задачи», стоящие перед Америкой:
во-первых, «предотвратить возникновение нового [достойного] противника, будь то на территории бывшего Советского Союза или где-либо ещё», а поэтому, в частности, необходимо «сохранить механизмы для удержания потенциальных соперников даже от стремлений играть большую региональную или глобальную роль»;
во-вторых, «реагировать на источники региональных конфликтов и нестабильности таким образом, чтобы способствовать возрастанию уважения к международному праву».

Небезынтересен в нашем случае и такой прогноз: «если нынешние тенденции сохранятся, то ясно, что министерству обороны, возможно, придётся в течение периода 1994-1999 … ответить на региональные проблемы. Сущность этого ответа может варьироваться от гуманитарной_помощи до “присутствия” или миротворческих миссий с использованием силы».
Дилемма, перед которой оказалось американское руководство на заре эпохи постибиполярности, великолепно описал колумнист «International Herald Tribune» В. Пфафф в своей рецензии на книгу американского историка Р. Стила «Искушения Сверхдержавы» («Temptations of a Superpower»): «Что прикажете делать? Распустить этот [военный] аппарат [созданный за годы “холодной войны”], нанести сокрушительный удар по главным отраслям национальной экономики, включая направляемые государством высокотехнологические отрасли, уничтожить источник национальной мощи? Или найти новую причину существования этого аппарата и избежать безработицы буквально миллионов людей… от него зависящих? Ответ очевиден».
Что значит – США избрали инерционный курс внешней политики.

2) Региональное измерение.
Судьба Североатлантического альянса и его raison d’être в отсутствие пресловутой «советской угрозы» стали главными проблемными вопросами для Америки-победительницы, которая, однако, быстро нашла на них ответ. Предельно чётко и откровенно они сформулированы в «Руководстве по оборонному планированию»:

«НАТО продолжает обеспечивать незаменимое основание для стабильной обстановки в сфере безопасности в Европе. Поэтому, принципиально важно сохранить НАТО как главный инструмент обороны и безопасность Запада, а также как канал для влияния и участия США в вопросах европейской безопасности. В то время как Соединённые Штаты поддерживают цель европейской интеграции, мы [США] должны стремиться предотвратить возникновение исключительно европейских соглашений о безопасности, которые могли бы подорвать НАТО, особенно объединённую командную структуру альянса».

Симптоматично, что аналогичных мыслей придерживались и американские аналитики в своих исследованиях, опубликованных в начале 1990-х годов.
Очевидно и другое – для США было жизненно важно не только сохранить Североатлантический альянс, но и дать ему «второе дыхание», превратив его из «реликта холодной войны» в «гаранта стабильности» в Европе и во всём мире. Для этого, по мнению американских специалистов, НАТО должно расшириться на Восток (что, inter alia, окончательно укрепит позиции США в альянсе), активизировать свою деятельность «вне зоны ответственности», а также пересмотреть собственную миссию и направить её в русло предотвращения и урегулирования этнических и региональных конфликтов. Именно этим путём и происходило так называемое «двойное расширение» альянса – и «внешнее» (географическое), и «внутреннее» (функциональное) – обеспечившее нейтрализацию как конкурента только что созданного Европейского союза, оставив его, по выражению З. Бжезинского, «de facto военным протекторатом США». А принятая Белым домом в 1995 году «Стратегия национальной безопасности по вовлечению и расширению» («A National security strategy of engagement and enlargement»), полностью претворяя в жизнь все вышеуказанные рекомендации, гласила:

«Альянс НАТО и впредь будет оставаться оплотом американского вовлечения в Европу и воплощением трансатлантической безопасности».

Кроме того, отмечал выдающийся историк и специалист по международным отношениям, член-корреспондент РАН В.К.

Волков, уже с середины 90-х годов XX века намечается тенденция на превращение такой общеевропейской организации как ОБСЕ в придаток НАТО.

И, забегая вперёд, заметим – наиболее отчётливо это проявилось как раз в ходе Косовского кризиса.

3) Локальное измерение.

Здесь следует выделить в качестве подпунктов три последовательно связанных между собой аспекта: дезинтеграцию СФРЮ, вызванный ею Боснийский кризис, который стал катализатором радикализации сепаратизма в Косово, причём в условиях открытого постбиполярными трансформациями «албанского вопроса».

А) Союзная Федеративная Республика Югославия как один из лидеров движения неприсоединения и четвёртая военная сила в Европе не только «не вписывалась» в эту геополитическую концепцию Соединённых Штатов, потеряв после распада Советского Союза всякое для них геостратегическое значение (а для себя – потенциального союзника). Впрочем, ещё в 1989 году Уоррен Циммерман, бывший тогда послом США в СФРЮ, в предварительном обращении к Белграду и столицам шести республик прямо заявил:

«Югославия более не представляет геополитической важности для Соединённых Штатов, как это было во время Холодной войны».

Теперь же, она стала «неудобна» и Европейскому сообществу, а более всего – объединенной Германии, её традиционному противнику, который к тому же давно стремился усилить своё влияние на далматинском побережье. По этой причине единство «большой Югославии», переживавшей в начале 1990-х годов острый внутриполитический кризис и раздираемой изнутри этнократами-сепаратистами (активизацию которых данная международная обстановка и обеспечила ), в Маастрихте (1992 г.) было «принесено в жертву» ФРГ и ЕС. А ведь именно дезинтеграция Югославии и её последующая поддержка извне подтолкнула сепаратизм в Косово и акселерировала эскалацию конфликта, а вместе с этим – интенсифицировала постепенное продвижение данной проблемы на повестку дня мирового сообщества.

Б) Как сама гражданская война в Боснии, так и вовлечение в этот кризис НАТО – стали факторами, оказавшими сильнейшее влияние на ситуацию в Космете, причём в нескольких сферах сразу.
Во-первых, усилились позиции сформировавшейся в начале 1990-х Освободительной армии Косово (ОАК или УЧК от алб. UÇK – Ushtria Çlirimtare e Kosovës), террористическая деятельность* и радикализм которой оправдывались как необходимость (по аналогии с БиГ) для достижения независимости края. После подписания Дейтонского соглашения, не учитывавшего интересов и требований албанских лидеров – их на конференции, из-за жёсткой полиции сербской стороны, отказались даже обсуждать, многие косовары, разочаровавшись в бесплодной политике «ненасильственного сопротивления» И. Руговы , сделали вывод, отчётливо сформулированный главным редактором газеты «Koha Ditore» В. Суррои:

«международного внимания можно добиться только посредством войны».

Что также немаловажно, впоследствии, по данным Международной полицейской миссии (IPTF), в 1998-1999 годах на помощь ОАК пришли опытные боснийские моджахеды, пополнив ряды армии албанских единоверцев. Косвенно это объясняет такой занимательный факт: в самой Боснии под албанским флагом на стороне мусульман воевало, по меньшей мере, 3.000 косоваров!
Во-вторых, был создан прецедент участия Североатлантического альянса вне своих границ, причём в качестве «миротворца» – то есть, уже тогда начали реализовываться на практике теории о его «новой роли», что обеспечило необходимый концептуальный и правовой фундамент для последующих «гуманитарных интервенций». Одновременно, при формировании новой системы европейской безопасности вокруг НАТО, этот тренд отобразил катастрофическое ослабление роли и значения ООН.

Ирония же истории состоит том, что в процессе смены своего имиджа и миссии, осуществлявшегося во время (точнее – с помощью) Балканского кризиса, альянс активно использовал в качестве прикрытия …Организацию Объединённых Наций!
Приведём ещё одну знаковую иллюстрацию – вышеупомянутая «Стратегия национальной безопасности» США от 1995 года с удовлетворением констатировала: «с окончанием Холодной войны, миссия НАТО эволюционирует; сегодня НАТО играет ключевую роль, помогая разрешить этнические и национальные конфликты в Европе. Под руководством США, НАТО обеспечила силу, чтоб попытаться достичь мирного урегулирования в бывшей Югославии». Более того, согласно этому документу, данная политика Соединённых Штатов на Балканах преследовала также, среди всего прочего, цель

«содействовать поддержанию центральной роли НАТО в Европе в период после завершения Холодной войны, утверждая… роль [Америки] в формировании Европейской архитектуры безопасности».

Уместно здесь будет также обратить внимание на тот факт, что в период Боснийского кризиса Служба Внешней Разведки России, в результате анализа данных по этому вопросу, полученных из её резидентур, пришла ко следующему выводу. Как свидетельствует экс-директор СВР Е. М. Примаков, тогда на Балканах имела место

«отработка модели, которая направлена на то, чтобы использовать механизм НАТО за пределами его стран участниц».

В-третьих, будучи в военно-политическом плане «прелюдией» к войне в Косово, Боснийский кризис подготовил к ней общественное мнение в странах Запада, сформировав негативный образ сербского народа и выставив его перманентным агрессором.

Глобальное, региональное и локальное геополитические измерения с информационным аспектом внешней политики США тесно связывает следующий сюжет: М. Олбрайт, возмущаясь якобы «сопротивлением» ЦРУ её требованию опубликовать «секретные материалы» о «сербских зверствах» в Боснии, с негодованием заявила, что нежелание Америки «возглавить попытку разрешения военного кризиса в сердце Европы поставило под угрозу [её] …лидерство в мире после окончания Холодной войны». И как не удивительно – позднее выяснилось, что эти «материалы» были сфальсифицированы.

Таким образом, Боснийский кризис стал своего рода «генеральной репетицией» Косовского – начиная с информационного аспекта и заканчивая военным. Ведь именно в БиГ были впервые применены бомбардировки НАТО против сербской стороны конфликта. К слову, в аналитическом отчёте крупнейшего «мозгового центра» США «РЭНД» «Разобщённая война: военная операция в Косово, 1999г.» данный аспект выражен весьма откровенно:

«Генезис Операции Союзническая Сила также имел место внутри широкого контекста операций НАТО в бывшей Югославии, простиравшегося начиная с 1993 года. На протяжении всего этого периода, Соединённые Штаты продвигали использование воздушной силы, обычно против сербов, к которым Вашингтон относился как наиболее агрессивной стороне».

В) Историк и экс-министр иностранных дел Албании Паскаль Милё сделал однажды довольно важное замечание о месте албанского фактора в международном контексте Косовского конфликта – «было бы наивным думать, что нет никаких столкновений интересов крупных держав вне региона и их попыток обеспечить свои геополитические и стратегические цели на Балканах. Региональные факторы подчинены этим целям. Албанцы являются одним из этих факторов, и они стремятся играть более важную роль в будущем Юго-Восточной Европы». Действительно, изменение геополитического баланса в Европе и подогреваемый извне кризис югославской федерации в начале 1990 х годов, подняв «албанский вопрос», «развязали руки» политическим лидерам косоваров : им представился уникальный шанс и особые условия для осуществления своей «вековой мечты» – независимости Косова, а то и создания «Великой Албании».

Так, в мае 1992 года на территории Македонии при строгой конспирации была проведена общая встреча албанских группировок различной политической ориентации, но объединённых националистической идеологией. Сопровождавшие распад Восточного блока процессы они охарактеризовали как «исключительно благоприятную для объединения всех албанских земель в общих границах Великой Албании». И если реализация подобной «программы максимум» пока маловероятна, то независимость Косово – давно свершившийся факт.

Продолжение следует…