Как маршал Огарков пытался убедить Политбюро не вводить войска в Афганистан

На модерации Отложенный
http://www.kp.ru/f/4/image/70/53/315370.jpg

  Из книги Владимира Снегирева и Валерия Самунина «Вирус А».
 
Маршал Огарков сделал еще одну отчаянную попытку убедить членов Политбюро воздержаться от ввода войск в Афганистан. (…) Николай Васильевич попал в очень сложное положение. С одной стороны, как начальник Генерального штаба и первый заместитель министра обороны, он был обязан подчиниться приказу и приступить к его немедленному выполнению. С другой… Как опытный полководец и искушенный политик, он хорошо представлял все последствия этого шага – для своей армии, для страны, ее будущего. Плохие предчувствия терзали его. (...) 
 
Да, Афганистан отдавать нельзя, он тоже понимал это и был готов к реализации разных вариантов, направленных на то, чтобы сохранить там дружественный нам режим. Но только без участия советских воинских частей. Без большой войны. Свой Вьетнам за Амударьей нам сейчас не нужен, совсем не нужен. Раз чекисты считают, что этот Амин – американский агент, тогда пусть они найдут способ убрать его. Лучше – законным путем, используя внутреннюю оппозицию. Пусть поставят на его место другого, более надежного человека. Есть же у нас в Кабуле люди, которые могут это сделать. (…) А развертывать армию? Значит, невольно подставляться под удары со всех сторон. Больно будет.
 
Вел заседание сам Брежнев. Когда начальнику ГШ дали слово, он поймал взгляд Устинова, не предвещавший ничего хорошего. Министр словно предупреждал его: не играй с огнем, а то пожалеешь. Подавив понятное волнение, Николай Васильевич четко и аргументировано изложил свои доводы. В качестве компромиссного варианта он предложил ввести в Афганистан небольшие подразделения для охраны наиболее важных объектов. Проблему же надо решать политическим, а не военным путем.
 
– А кто вас уполномочил говорить здесь о политике? – прервал его Андропов. – Займитесь выполнением своих непосредственных задач. Политику оставьте нам.
– Но я – начальник Генерального штаба… – пытался возражать Огарков.
– И не более того, – Андропов был на удивление резок.
– Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, а чтобы высказать вам решение политбюро. Для его последующего исполнения. А Политбюро склоняется к другому мнению. И вы его знаете.
– Какие еще будут суждения, товарищи? – обвел взглядом присутствующих генсек. 
– Поддержать Юрия Владимировича, – подал свой скрипучий голос Суслов. А следом за это высказались и другие члены Политбюро.
Удивительно, но и этот эпизод не поколебал решимости Огаркова отстаивать свою точку зрения. Возможно, впервые за много лет своего существования Политбюро столкнулось с таким последовательным сопротивлением со стороны одного из высших должностных лиц государства. 
 
10 декабря начальник ГШ предпринял последнюю отчаянную попытку переломить ситуацию. Он подготовил обстоятельный доклад, где были изложены основные моменты текущей ситуации в Афганистане и пути решения возникших проблем.(...) Доклад кроме начальника Генштаба подписали Ахромеев и Варенников. Так, втроем, они и принесли этот документ Устинову. 
Передавая доклад министру, Огарков предъявил свой последний козырь:
– А не думаете ли вы, Дмитрий Федорович, что американцы сознательно втягивают нас в большую войну? (…)
– Обратите внимание на то, как спокойно, я бы даже сказал – безразлично, они реагируют на все наши военные приготовления, – добавил Варенников.
Устинов никак не прореагировал на сказанное. Сохраняя молчание, министр обороны пробежал глазами весь доклад. Сделал на полях несколько карандашных пометок. Потом расписался на первой странице, вложил документ в папку и вернул его Огаркову:
– Это вам для прокурора. 
Отвернулся. Прошелся по просторному кабинету. 
– Поздно уже, – сказал он, глядя прямо в глаза начальнику Генерального штаба. – Поздно. Решение принято. И нам с вами надо его выполнять.
 
…Больше Огарков по этому поводу министру не перечил. 
Даже потом, спустя годы, когда ОКСВ уже покинул Афганистан, когда наступила эра гласности и многие политики, военные, руководители спецслужб поспешили отмежеваться от прежних ошибочных решений, осудили их, Огарков предпочел хранить молчание. После него не осталось ни мемуаров, ни интервью. Так был воспитан.