Вынужденная посадка

Наш серебристый лайнер благополучно перемещался во времени и пространстве, чтобы по расписанию прибыть в аэропорт большого города, расположенного на берегах могучей, полноводной реки. Являясь командиром корабля, я уверенно держал руки на штурвале и обдумывал предстоящую посадку. Под крылом уже проносились городские окраины, как вдруг оба наши двигателя отказали, и мы начали падать. Если не принимать во внимание крики пассажиров, мы падали в полной тишине.

– Спокойно, товарищи! – сказал я пассажирам, второму пилоту, штурману, стюардессам и себе. – Будем садиться на что попало.

Я посмотрел вниз. Справа и слева от нас до горизонта простирались бесконечные кварталы большого города, а прямо под нами неторопливо весла свои воды могучая река.

– Внимание! – объявил я. – Принимаю решение садиться на реку.

Услышав мой уверенный голос, пассажиры потеряли сознание, и теперь уже в полной, без всяких оговорок, тишине, наш серебристый лайнер врезался в спокойную поверхность реки. Вопреки моим опасениям, он не утонул. Он нырнул до самого дна и вынырнул обратно. От удара пассажиры пришли в сознание и начали аплодировать и смеяться. Кроме того, внезапно заработали оба двигателя, и наш самолет стремительно помчался по речной глади, оставляя позади пенный след. Я быстро разобрался в новой обстановке, чисто интуитивно нащупал фарватер и повел самолет к ближайшей пристани.

Вскоре на берегу засверкали белоснежные строения речного вокзала. Я заложил глубокий вираж и четко пришвартовался к причальной стенке. При нашем появлении на пристань высыпали люди с узлами и чемоданами. Потом появился человек в кителе. По его распоряжению нам подали трап. Пассажиры тепло поблагодарили меня и всю команду за чудесное спасение и дружно покинули самолет. Вслед за ними по трапу спустились мы. Но человек в кителе загородил нам дорогу.

– А вы куда, товарищи? – с удивлением спросил он. – У вас через десять минут рейс на Астрахань. Вот и пассажиры готовы.

– Категорически игнорирую ваше наглое требование, – решительно заявил я. – Вверенный мне лайнер принадлежит системе Аэрофлота.

– Что с возу упало, то пропало, – сурово заметил человек в кителе. – С той минуты, как ваш самолет коснулся поверхности реки, он фактически превратился в плавающее приспособление, именуемое судном, а юридически перешел в систему нашего пароходства. И давайте не будем задерживать пассажиров.

– Кончай волынку! – зашумела очередь. – Третий день на узлах сидим, а они, видите ли, где-то там летают.

– Граждане! – сказал я. – Этот рейс для нас полная неожиданность. Еще час назад мы летели на высоте десяти километров и ни о чем таком не думали.

– А могли и подумать, – сказал старичок, стоявший первым. – В дороге надо быть готовым ко всему.

Из Астрахани мы вернулись бывалыми речниками. Пока грузились новые пассажиры, я поднялся в ресторан. Там ко мне подсел человек в кителе. Мы пили пиво. Под нами плескалась волна, над нами орали чайки.

– Охота в небушко-то? – приветливо спросил он.

– Охота, – сознался я.

– Черт меня дернул на вашу речку садиться.

– В следующий раз осторожнее будешь.

– Знал бы, не вынырнул, – пошутил я.

– Ну и что? Ну не вынырнул бы? – Он дружески обнял меня за плечи. – Что бы изменилось? Тебя бы зачислили подводной лодкой. Эх, капитан, – задумчиво сказал он, сдувая пену с моей кружки, – никто не знает своей судьбы. В прошлом году один из ваших на пшеничное поле сел. И что ты думаешь? Пятьсот гектаров убрал к осени. Теперь лучший комбайнер района, на груди – орден. Или другой случай, сам видел. Автобус на рельсы занесло. Дождь шел, скользко было. С тех пор маневровым паровозом работает. Да что говорить. Ты меня спроси, как я в речники попал. В пятьдесят пятом году пошел в магазин «Одежда»: костюм покупать. Примерил один, другой, третий. Смотрю: китель висит. Вот этот. Только я его на плечи – тут меня и зачислили. Пятнадцатый год работаю… А до этого я в горсправке служил. Как сейчас помню, иду из школы домой, а навстречу – старушка. Молодой человек, спрашивает, как мне на Васильевскую улицу пройти? Объясняю: квартал прямо и два направо. Только сказал – раз! Обнесли меня киоском, телефон поставили, окошечко открыли: горсправка. Бот такие дела…

– Нет,– твердо сказал я. – Мне ваше смирение перед судьбой непонятно. Я буду драться до конца. Я, пока шли в Астрахань, с каждой стоянки телеграфировал. И в Аэрофлот и в пароходство.

– Ну и какой результат?

– Пока никакого, – признался я. – И пароходство не отвечает. И, самое непонятное, родной Аэрофлот молчит.

– Что же тут непонятного? – усмехнулся человек в кителе. – Все понятно. Не до тебя им теперь. Ни вашим, ни нашим.

– Почему?

– А ты что, не слыхал? Тут у нас катерок на воздушной подушке развил недозволенную скорость и оторвался от поверхности.

– И что?

– Как что? Твой Аэрофлот его вмиг зацапал и поставил на линию. Кажется, Свердловск – Воронеж.

– Послушайте, – обрадовался я. – Это как раз моя бывшая линия. Теперь самое простое – обменяться. Мы – туда, катер – сюда.

– И не мечтай, капитан, – сказал человек в кителе. – Этому не бывать. Суди сам: сегодня тебя отпустят, завтра буксир попросится, послезавтра – баржа. А кто здесь будет плавать? Нет, капитан, ты теперь до гробовой доски речник. Сиди и не рыпайся.

Я уткнулся в кружку и заплакал.

– Ну, брось, брось, – ласково сказал он и подлил мне свежего пива. – Давай-ка споем лучше, что ли. Нашу речную.

– Давай споем, – сказал я сквозь слезы. – Речную так речную.

Мы обнялись и затянули: «Из-за острова на стрежень…»

После второго куплета нам дали категорию, после третьего— поставили в график филармонии, а четвертый мы пели уже на гастролях в Кисловодске: три концерта в день, из них один шефский.

– А ты говоришь, не вынырнул бы, – сказал человек в кителе. – Идем, вызывают на «бис»…

Г. ДРОБИЗ