Что такое гражданское общество?

На модерации Отложенный

Современные либералы переосмысливают баланс роли элит и роли масс в государстве.  В этом отношении они делятся на две фракции. Умеренные считают, что все заканчивается прозрачной ротацией элит и процессом интеграции контрэлиты. Радикальные же либералы -  что Парето ошибался, и массы способны приобрести некие дополнительные качества, которые превратят их в элиты.

Один из теоретиков последнего подхода - Джеймс Розенау. В книге «Турбулентность в мировой политике» он говорит о skillful individual – искусном индивидууме. Речь о том, при определенных обстоятельствах представители масс перестают быть невежами и ничтожествами, и включаются в процессы управления государством. Демократия здесь не столько способ отбора лучших в элиту, сколько распыление власти по индивидуальным носителям. Радикальные либералы считают, что распространение демократии должно привести к качественному изменению самого общества – к постепенному сближению двух его полюсов, элит и масс.  С этой точки зрения массы – некое переменное, а не постоянное состояние. Так же, как и элита. И что между массой и элитой может возникнуть определенный гибрид. Тот, кого Розенау и называет skillful individual.

Здесь уместно вспомнить еще и такую работу известного американского социолога Кристофера Лэша, как «Восстание элит». Если Ортега-и-Гассет в начале 20 века писал, что восстание  (иными словами, подъем) масс в общество приводит к занижению интеллектуального, культурного и духовного уровня, то сегодня подобным свинством отличаются не массы, которые оказались все-таки отстраненными от политики в 20м веке, а именно элиты. С точки зрения Лэша современные экономические и политические элиты демонстрируют полное отсутствие элитарных качеств. Это носители самых обычных средних вкусов, средних музыкальных способностей и понимания культуры, средних человеческих качеств и свойств. Тем не менее, они по тем или иным причинам достигли высших позиций в обществе. По своим функциям они – элита. Но в то же время они не обладают ни волей, ни умом, ни талантом, которые обычно отличали господ, включая даже и демократических лидеров, таких как Черчилль.

Традиционно элита все-таки до определенного уровня была блеском, а масса была тьмой. Но появляется новый тип – серая элита. Она несет вкусы быдла наверх. Вообще-то, на самом деле быдло – это хорошее слово. Стадо по-польски. Оно созвучно со словом быть, бытие – то, что нажито, стадо. Тем не менее, мы воспринимаем его однозначно. Вкус стада, то есть бытового приобретения, захлестнул сейчас многие общества. С точки зрения Лаша, это следствие появления обывателей во власти. Люди занимают высокие позиции, но не меняют своего статуса и кругозора. Не становятся более масштабными, просто возносятся наверх. Это восстание элит, к чему и ведет радикальный либерализм. Люди, которым нужен вождь, вдруг выбирают Микки Мауса или Шварценеггера. Кого-то понятного, некий симулякр, фикцию, удовлетворясь серым образом самих себя.

В философии этот принцип вслед за Гегелем исследовал русский философ Александр Кожев, который предложил решить гегелевскую проблематику между господином и рабом введением промежуточной фигуры. Он сказал, что существует гибрид и того, и другого – это гражданин. Не такой активный, яркий и бесстрашный, как господин. Несколько трусоват и даже глуповат. Господин должен мыслить, иначе другой господин его просто наткнет на вертел. Живая экзистенция господина требует огромной пассионарности. Гражданин – это притушенный господин. Он может напоминать массу. Но одновременно это уже и не масса. В отличие от нее он на чем-то настаивает. Масса требует немногого -  дать поесть, выпить и посмотреть телевизор. Хорошее личное бытие – муж, дети, семья, собачка, кошка, машинка. И этого хватит. Это сейчас. А раньше еще проще было – не забирайте лишь мой последний хлеб, я его съем и снова посажу.

Массы готовы принять различные вещи. Гражданин с точки зрения Кожева – это непокорная масса и недоделанный господин.

Радикальные либералы в международных отношениях делают ставку именно на гражданское общество. Граждане – это не господа, но и не масса. Они не умеют ни править, ни подчиняться. Ни совершать что-то великое, ни ограничиться своим маленьким спокойным обывательским мирком. Они вроде и с претензией, но обосновать эти претензии ничем ни способны.  Вроде и поактивнее масс, но ровно до той степени, пока на них кто-то не цыкнет. Тогда они переходят на другую сторону улицы и оттуда грозят кулачком. В литературе это можно проиллюстрировать на фигуре оруженосца. Дон Кихот – господин. А вот Санчо Панса – гражданин. Когда Дон Кихот видит великана, Пансо видит лишь мельницу. Он рациональный, и в тоже время действует от имени господина. В каком-нибудь трактире он спокойно может выступить с позиции силы – ведь за ним стоит человек в латах, причем явно безумный. Этот человек в латах может поступить с трактирщиком очень плохо. Панса с одной стороны наглеет, когда ощущает поддержку за спиной, но одновременно притягивает своего господина к реальности. Санча Панса -  уже не простой крестьянин, он уже много чего о себе мнит, в чем-то иногда заменяя собой Дон Кихота.

Можно вспомнить еще прекрасно описанных у Дюма слуг, каждый из которых представляет собой гибридизацию между своим господином и более заниженной версией. Они бывают и героичны, но иногда и трусоваты. Представим себе, что эти слуги победили своих господ и встали на их место. Какое общество они построят? Гражданское.

На самом деле гражданское общество – это общество освободившихся холуев. Они сбросили своих господ, но и оторвались от простых людей, которыми уже научились повелевать. По отношению к господам они - массы. По отношению к массам – элиты. Именно такого человека защищают права человека. Господина чего защищать – он сам берет свои права. А у массы спокойно можно забрать любые права, все равно они ими распоряжаться не умеют.

Представители радикальной версии либерализма в международных отношениях настаивают на появлении skillful individual, который вытесняет и элиты, и массы. И больше нет ни тех, ни других. Все приблизительно равны, все могут властвовать и подчиняться. А дальше общество мыслится глобальным, состоящим из граждан – глобальное гражданское общество. Это и есть глобальный средний класс. Предполагается, что они будут управлять сами собой – самоуправление. Правителей нет, управленцы - все. Менеджмент становится базой и архетипом. Каждый - менеджер, крупный или мелкий, в зависимости от обстоятельств. Менеджером мыслит себя даже бомж. Об этом говорил хорошо Зомбарт:  комфортизм – это отнюдь не идеология тех, кто этот комфорт имеет. Комфортизм – этот идеологическая ценностная установка тех, кто комфорта никогда не видели. Тем не менее, они за него жизнь отдадут, причем даже не ради того, чтобы этот комфорт получить. Просто они считают, что комфорт – это прекрасно. Точно так же менеджером в своем сознании может быть любой, даже безработный – он просто временно находится в поиске. Но ничего, вещает ему льстивая пропаганда демократического общества, ты будешь еще менеджером, даже если уже больной и старый, все у тебя получится. Просто нужно вовремя поймать свой шанс. Главное - делать ставку на самого себя, наслаждаться и не думать о других. Такова программа в ультралиберальных теориях. Соответственно, она приводит напрямую к гражданскому глобальному обществу как особому транснациональному концепту за пределами национальных государств. Процессы демократизации приведут к слиянию элит и масс сначала в одном государстве, потом в ряде государств, потом во всех государствах. А потом государства отомрут как таковые, а вместо них образуется сплошное гражданское общество.