ПУБЛИЧНЫЕ ПОКАЯНИЯ: ВЕРИТЬ ИЛИ НЕ ВЕРИТЬ?

Хотел покаяться, попросить прощения – но куда там!

Только начал – и запнулся.

 Какая-то часть души – может, и кается, но вот другие… Каюсь – а сам, довольный, за собой наблюдаю: экий я молодец! во как здорово я раскаиваюсь!.. А тут и еще один голос защитный: ну да, может, и сделал глупость, подлость, но ведь сами же меня спровоцировали! сами же – довели!..

 И над всем – несокрушимая никаким раскаянием любовь к себе: все равно я хороший! все равно я лучше всех!..

 Какое же это раскаяние, коли даже тут, наедине с собой – эдакие сопутствующие?!

 Ну а уж когда на людях, да еще под телекамеры, и говорить нечего. В истошном крике «Прости!!!»  – и то театральщина неистребимая слышится.

 Впрочем, одно другого вовсе не исключает. И играть можно с подлинным чувством, и страдать не понарошку, с мукой – на публику.

 Ну, вот таков наш современник, обычный средний телезритель, пользователь! Только зло творит – самозабвенно, искренне.  А как раскаяться, попросить прощения – тут уж кличь незабвенного Станиславского, чтобы меньше фальши было, не пережать.

 И все эти причитания, покаяния в церквах, у гробов, в судах – все с того же сценического поля. Правильно иной раз наши доблестные правоохранители глаголят: «Не искренне они в своем раскаянии» (то бишь, обвиняемые)…

 Правда, и играть раскаяние тоже можно по-разному.

До сих пор в ушах стоит крик Пугачева-Лукьянова на плахе в старинном фильме «Капитанская дочка»: «Прости, народ православный…» Мурашки аж по коже бегают. Вот то - игра!

 А вспомним жалкие (уже не киношные) покаяния советских инакомыслящих. Впрочем, кто ж в них камень злорадный бросит?! – в наших тюрягах на любую лажу предписанную пойдешь!

 Любят  оченно власти это дело - чтобы дерзкие подданные рубаху на себе покаянно рвали, коли милости хотят: простите нас, грешных!

сатана попутал!.. - А еще лучше Запад коварный за уши притянуть…  И текст какой надо помогут составить, и грим на синяки не хуже чем во МХАТе наложат - только кайся.

 А иной раз и сами покаянную слезу пустят, как наш Первый. Тот аж дважды расчувствовался. Помню, как резануло слух своей фальшью в августе 1991-го на митинге в память жертв путча: простите, мол, что не уберег… Ну и второй разок, в день отставки, уже без былого драйва и явно по тексту сообразительных советчиков:  простите, извините, сограждане дорогие, что не оправдал ваших надежд наивных...

 Ну, правильно, трогательное «прости» – куда практичнее всяких там мук совести. Извинился – и свободен, какие вопросы?

Впрочем, это ведь лишь теперь такой ловкий прием из пиар-технологий, а для наших прежних бонз – и то было подвиг.

 Ну, а не хочешь за себя, можно и за других повиниться, даже еще эффектней будет: вон и олигарх беглый, известный всем непомерной совестливостью, покаялся за своего якобы выдвиженца; а тот вдруг, в свою очередь, с чего-то  попросил прощения у возмущенных верующих за отвязных певуний, набузивших в храме…

Вот так живешь, подличаешь и не знаешь – а кто-то там вдалеке, может, даже на самих небесах, за тебя, скотину, прощения просит, пока ты тут кочевряжишься.

 То есть, покаянное дело явно ширится.  И теперь даже канцлер Брандт, вставший когда-то в Варшаве на колени у памятника жертвам гетто, сеет в моих циничных мозгах сомнение: да был ли это и впрямь великий порыв или все та же расчетливая пиар-акция?! Хотя какое это уже имеет, в сущности, значение? - немцы каялись и делами.

 А хочешь – можешь по собственной родне с повинным словом пройтись: за  дедушку-душегуба вымаливать прощение или за сына-прохвоста, если таковые, конечно, имеются. Но в любом случае, покаянной работёнки у нас в отечестве на всех хватит, только успевай.

  

Хотел покаяться –  тихо, без всякого выпендрежа, но - не выходит.  Всю душу разъели этими своими технологиями, слова человеческого уж в простоте не скажешь…

 Легче, ей богу,  самому себе морду набить – вместо разных там «извиняйте».

 А еще лучше – заглохнуть и скрыто мучиться.

 Разве что на могиле родной одиноко вымолвить: «Прости меня…»