Полудурки

Кафе «Кофе Хауз» на Остоженке. Этой душной ночью Фейгин в голубой рубашке, расстегнутой до середины груди, манжеты на рукавах подвернуты. Полдня он был в Мосгорсуде (все ходатайства отклонены), потом до позднего вечера — в Хамовническом... Уходя, надевает узкие черные очки.


— В одном из ваших «твиттов» я прочел, что судья запрещает Маше Алехиной съесть огурец. Это звучало бы комически, если бы не относилось к человеку, который сидит в клетке. Марии, Екатерине и Надежде действительно не дают есть и спать?
— Порядок выезда из СИЗО таков, что вы встаете в шесть утра и выезжаете между семью и восьмью. Они могут завтракать в камере своей едой, потому что тюремная еда отвратительная, а потом их везут в суд, где они находятся в так называемом «стакане» и в конвойной комнате, где им разрешено иметь какую-то еду. Но, если вы находитесь в стеклянной клетке, вы не можете там питаться. И когда в этом конкретном случае Мария Алехина попросила поесть, судья Сырова запретила: ей не дали доесть этот огурец, не дали взять его с собой в стеклянную комнату. Суд заканчивается самое раннее в полдевятого, потом они опять проходят проверку, вдруг им кто-то что-то передал, их везут час по пробкам, в воротах стоят, там у них предбанник… В камере они оказываются в одиннадцать, в двенадцать. И в шесть — опять подъем.
Максимум, что они успевают, — это лечь спать. Они не успевают помыться. У них нет душа в камере, только раковина. Они могут замочить тряпки и обтереться.
Практики вести суд с перерывами нет. Можно же вести суд два дня, потом день отдых. Мы не виделись с подзащитными вот уже две недели. А нам для нормальной подготовки желательно иметь свидания перед каждым днем. И мы такой возможности лишены как адвокаты. Мы постоянно ходатайствуем об этом, и наши ходатайства не удовлетворяют.
— Они же пока не осужденные. И у них, может быть, главный момент их жизни, когда им надо сосредоточиться, собраться с мыслями. И в этот момент их лишают полноценного сна и еды?
— Это не значит, что их лишают вообще еды. Но они не могут получать горячей еды.
— Три раза в день горячей еды у них нет?
— Нет, нет. У них нет этого…
— Эта система устроена так для того, чтобы подорвать их сопротивление? Ослабить волю?
— Тут несколько причин. Во-первых, так работает всякая бюрократическая авторитарная система. Она не обращает внимания на человека, он ее не интересует в принципе. Во-вторых, нормальный режим рассмотрения дела помог бы избежать этих сложностей. Если бы суд начинался в десять и заканчивался в шесть. Два дня заседает суд, день дается на работу с адвокатами, — тогда не было бы этих проблем. И третье объяснение касается того, почему система в отношении них так начала работать, почему важно именно с ними справиться. Толоконниковой 23 года будет в ноябре, Алехиной — 23, Самуцевич несколько старше. Это молодые люди поколения десятых годов.
Вот эти десятые, обозначенные как революционные, так я их маркирую, — они дали старт необычному, новому поколению. Я очень многих людей из этого круга знаю, я вижу их с близкого расстояния. Это образованная городская молодежь. Знают языки, побывали за границей. Понимаете, Надя, Маша и отчасти Катя относятся к поколению, которое решило больше не испытывать на прочность свою индивидуальность, а заявить прямо и ясно свои права. Форма эпатажная, да, но суть в том, что их человеческая индивидуальность требует самовыражения. Порой, может быть, контркультурного, эпатажного, неприятного, неправильного… Но вот это самовыражение — для них самое ценное.
И власть это тонко ощутила. Система хочет их раздавить с одной-единственной целью: чтобы этот пример оказал влияние на других из их поколения, из поколения десятых. То есть как она действует? Вот вы сопротивляетесь, не готовы к раскаянию, не готовы расплавиться в слезах и моче? Мы вас раздавим! Вы ходите на митинги? Попадёте в СИЗО! Выступаете против власти в храме? Попадёте в СИЗО! Мы будем держать вас по полгода в тюрьме без ясных причин. Мы будем вас осуждать и давать вам сроки. Мы отправим вас на зону. И вы никогда не будете вести себя как свободные люди. Как люди, которые обладают той суммой качеств, которые позволяет себе свободный человек. Хочу — говорю, что думаю. Хочу — пою в храме. Да, выступаю против конкордата церкви и государства. Хочу — и говорю.
И это не отдельные вещи, это система. Только так можно объяснить, почему их вообще поместили под стражу, почему судья игнорирует Уголовно-процессуальный кодекс, почему против них действуют бессудно. Потому что суда-то — нет. Если мы вас кормим нерегулярно, если мы не даем вам спать, не даем встречаться с адвокатами — то это тоже проявление все той же системы давления. Она проявляется еще и в том, что к ним ходили оперативники из центра «Э» и говорили: «Ты дай показания! Расколись! Напиши признательную. И тогда у тебя будет шанс получить условный срок». Разве это не давление?
В стране с нормальными демократическими процедурами они приходили бы на суд из дома, находясь под домашним арестом, встречаясь с адвокатами. А здесь они сразу, с первого дня, несут наказание! Сразу! Для него не надо решения судов, не надо процедур, которые предусмотрены процессуальными нормами, для него достаточно воли авторитарного государства.
— Вы резко говорите о власти. Но в 22 года вы были самым молодым депутатом Госдумы, потом окончили Академию народного хозяйства и Академию МИДа. Вы в какой-то момент жизни сами были частью власти. Почему же, в 22 года, будучи частью власти, вы не сумели сделать так, чтобы сейчас, когда вам 41 год, вы и другие люди больше не встречались с проблемами, о которых мы говорим? Что у вас не получилось?
— Смотрите, в тот момент я был подобием нынешнего поколения десятых. Я состоял в радикально-демократических организациях, я прошел весь путь конца 80-х годов, борясь с прежней системой, достигая и не достигая успеха. Но, действительно, к своим 20 годам я пришел к тому, что стал депутатом во фракции «Выбор России» Егора Гайдара. Люди, подобные мне, полагали, что многое будет происходить само собой. Зачем убеждать в ценности рынка, частных свобод, приоритета общества перед государством… У нас не было методичности в достижении этой цели. В какой-то момент показалось, что больше ничего не надо делать. Я очень хорошо это помню. Исчезла сверхзадача, сверхцель. Гайдар был идеей, и вот в какой-то момент он перестал ею быть. Мы персонифицируем, вы понимаете. Потому что так оказалось комфортнее, так оказалось привычнее. Всё выхолостилось. Исчезли организационные формы. Люди опомнились на перекрестке конца 90-х и нулевых. Всё вывернуло куда-то не туда…
Ну что, коммунизм побежден, зачем что-то делать еще? Разве угроза авторитаризма так велика? В лице Ельцина или его будущего преемника? Конечно, нет, казалось тогда. Есть же процедуры, вот выборы, вот партии, какой-никакой парламент… Иллюзорность достигнутой цели помешала трезво оценить, что Россия во многих смыслах несовременное и отсталое общество. Этого не было видно людям, подобным мне. Нам казалось, что все это можно преодолеть в один щелчок. Мы перескочим это, и всё. Если бы было еще пять лет, условно говоря, до 2005-го, этого могло бы не произойти. Был бы некий регресс, возможно, коммунисты вернулись бы, и это мобилизовало бы среду, объединило бы. Я не хочу сейчас входить в слишком тонкие эфиры и рассуждать о том, насколько общество было готово к переменам, но был шанс сделать более устойчивыми институты этого общества.
- Политические институты, которые действовали бы из поколения в поколение, создать не удалось, страну выпотрошили, как мертвую рыбу… А что тогда удалось?
— Я вам скажу, что удалось. Удалось, наверное, — об этом можно будет судить чуть позже — вот это поколение десятых. В целом удалось изменить внутреннее сознание молодых людей. Они абсолютно не готовы к тому, что некая модель авторитарной системы по корпоративному типу будет диктовать, как им жить. Пусть даже это мягкая система, она людей не расстреливает на улицах, не сажает…
— Она мягкая для тех, кто, как мы, сидит за столиком кафе, а для тех, кто в это время за решеткой, — она не мягкая совсем…
— Но их пока мало таких. Их количество исчисляется сотнями, а может быть, тысячами. Вопрос от этого и зависит, насколько быстро власть будут реинкарнировать формы, соответствующие жестким авторитарным режимам. И даже переход к тоталитарному.
У системы нет ни экономического, ни научного потенциала. Новая экономика не произвела ничего, что можно было бы предъявить: нет никакого внутреннего хода и внутреннего импульса для достижения существенно нового качественного состояния. Система полностью выхолощена, это просто оболочка. И поэтому нельзя отнести к достоинствам этой системы наличие частной собственности, пусть даже факультативной, нельзя отнести к достоинствам рыночные отношения и зачатки вовлеченности в мировую экономику. Это не имеет решающего значения. Важным является только изменение потенции общества по отношению к государству. Общество внутренне готово к тому, чтобы взять на себя всю полноту власти. Готово, но не способно сделать это сейчас. Потому что государство продолжает оставаться сильнее. Но у общества есть короткий опыт достижения этой цели: три дня в августе 1991 года власть в России полностью, целиком принадлежала обществу.
Россия должна быть такой, какой она была три дня, 19—21 августа 1991 года. Это модель существования. С некоторой хаотичностью, с некоторой разношерстностью, с палитрой политических мнений, партий, невероятных маргинальных и полумаргинальных инициатив. Это антисистема и система, уживающиеся вместе, переплетаясь, борясь, противоборствуя. Это все было три дня в августе. И я это видел. Я был в Белом доме, был перед ним, я был на мосту, я это все видел в Москве, поэтому я об этом могу судить как очевидец. Я был на Лубянке, когда памятник снимали, просто накинули петлю и сняли, и ни у кого не спрашивали разрешения. Общество должно быть таким. Оно не спрашивает разрешения у государства. Нет. Оно поступает так, как считает нужным. Само наводит порядок или, наоборот, анархию, само устанавливает правила или их отменяет. Вот общество, которое взяло в свои руки власть, это прообраз будущего, которое, возможно, смогут воплотить грядущие поколения.
— На суде видеосъемка запрещена, но все-таки есть одна 14-минутная запись с процесса, есть стенограммы заседаний. И видно, что девушки ведут себя на суде со спокойной твердостью и с большим достоинством. Это вызывает удивление, потому что, несмотря на то что у двоих из них есть дети, они сами кажутся детьми, которые попали в эту жуткую клетку. Что дает им силы так себя вести?
— Дело в том, что они такие и есть. Там нет ничего фальшивого. Это их позиция. Это не позиция адвокатов, супругов или каких-то других людей. Многое их, конечно, удивляет, многое волнует: «Почему именно так? Почему именно с ними? Почему направлено именно против них?» Но меняться под давлением обстоятельств они не готовы. Они даже не знают, как это сделать. Они настолько искренни, что даже не понимают, чего от них хотят. Они не понимают, что раскаяние для тех, кто их туда посадил, означает не христианский акт, а признание вины в совершении преступления. Слом личности, раздавить, раскатать в каток, показать им: «Вот так! Вот мы так!!» Это так хорошо знакомо людям, прожившим прежнюю, позднесоветскую эпоху. Я это испытывал миллион раз: в университете в 1988 году, когда я отказался сдавать историю КПСС, или в 1986-м, когда пробил дыры в комсомольском билете и отказался сдавать взносы. Не я один. Мы объединялись. Для меня быть частью протеста было гораздо комфортнее, нежели быть одному.
А у них сильнее выражены индивидуальности. Это как раз результат образования. Каждая из них знает языки, училась, кто на философском, как Толоконникова, кто на журналистском, как Алехина, школу фотографии окончила Самуцевич. Надя, кстати, лишена всякого имущества. Вообще ничего у нее нет. Все эти годы она жила без денег и гордится этим. Они сидели в «Старбаксе» и ели лапшу, которую размешивали кипятком, который наливают в баки. Не говоря о том, что ее не интересует секс, например. Она асексуальна абсолютно.Идейные люди такого плана, они такие… Это люди, у которых есть идеи. Иногда совсем особенные. Они феминистки, они спорят ужасно, их интересуют, особенно Надю, трансгендерные вопросы, Алехина, наоборот, склонна более к метафизическим рассуждениям. Она любит Мандельштама, она увлекается поэзией, ее интересует серьезная литература, она читает Жижека. Не каждый день, понимаете, встретишь молодых людей, которые засыпают с томиком Фихте. То есть мы говорим об образованных горожанах, о девушках, которые вместо того, чтобы увлекаться уж не знаю чем, читают философские книги. То есть это от ума всё идет, а не от желания эпатажа. Их поступки, они сознательные. И поэтому твердость их духа объясняется убежденностью в правильности и последовательности их поступков.
В этом есть что-то такое, чего я понять не могу. Я не смог бы в церкви устроить акцию, сколько бы мне ни было лет, восемнадцать, двадцать. То есть я из другого слеплен. Вы, наверное, тоже не смогли бы. И кто-то другой… Они не считают это антиклерикальным действием. Борьба с христианством — это что-то такое далекое для них. Какой смысл бороться с христианством? Зачем бороться с православными? Да, бороться с властью, с государством, с этим Левиафаном — это они понимают.
— Про власть вы объяснили. Но тут только часть проблемы. Я хочу вас спросить, почему три девочки, цитирующие Мандельштама и засыпающие с Фихте, возбудили такую ненависть у многих людей в России, которые не имеют никакого отношения к власти?
— Это истерика, она искусственно создается. Эти реакции выгодны власти, она их стимулирует. Власть это делает умело, потому что научилась манипулированию в условиях дефицита и регулирования информации.
Было бы обманом сказать, что вот так переменился человек, что даже в тех случаях, когда это эпатажно, неприемлемо, даже отвратительно для него, он готов мириться с правом людей на самовыражение. Для этого нужно пройти эволюцию, гораздо более глубокую, чем прошло за 20 лет русское общество. Я могу назвать рецептуру, одну из. Это вестернизация общества. Тотальная вестернизация может принести нечто такое, что есть в душе западного человека, который учится терпимости, учится свободе через приобщение к христианской цивилизации. Христианство имеет одним из постулатов, что человек создан по образу и подобию Божьему, значит, жизнь человека приравнена к Божественной, и, значит, свобода является органичным его выражением, и даже борьба с христианством является продолжением христианского культурного кода. И поэтому их поступок многие оценивают, как это ни странно, как обретающий христианский смысл. Как это могут понять простые обыватели с пивом? Как они могут понять, что в этом поступке христианство — как у первых христиан, которых бросали ко львам.
Я не оправдываю их в этом смысле. Я придерживаюсь других взглядов, чем Надя. Мне не нравятся трансгендерные идеи, попытки менять норму — так она понимает толерантность, — в том числе и нравственную. Но она свободный человек, она может рассуждать широко. Да, она считает себя человеком западной культуры. Она так и говорит: «Да, я человек европейской культуры». Я: «Ну вот ты из Норильска, откуда у тебя, в 22 года, европейская культура?» — «А вот ты не понимаешь! Идиот! Давай-ка я тебе сейчас расскажу!» — «Давай!» Она говорит, что в 16 лет попала в Норильске на фестиваль, где выступал Пригов. «И после концептуалиста Пригова я по-новому увидела трубы, заводы, и я поняла, какой я жила жизнью». И человек начал читать и поступил на философский факультет. Она, кстати, отличница, с золотой медалью, и она одна из лучших студенток философского факультета. Все ее преподаватели говорят: да, это талант, мозг! Женский мозг на философском факультете.
Поэтому, когда я говорю о вестернизации, я говорю о включении России в западный мир. Европейский христианский мир. Присоединение, посредством которого русский должен обрести себя самого. Избавиться от деспотии азиатской, стать частью той христианской системы ценностей, того христианского миропонимания, которое, собственно говоря, было удачно 20 веков.
Именно этот набор религиозных хромосом создал западного человека и все его предпосылки к развитию, техническому — он пережил множество революций научно-технических — и культурному...

И оказывается, что внутри русского общества есть такие элементы, микроэлементы такие, кванты такие, которые живут по совершенно своим законам, являясь частицами этого мира здесь. Или, наоборот, частью этого мира там.
Возвращаясь к делу PussyRiot… Если раньше я относился к этому делу как к сугубо уголовному, то сейчас, по прошествии полугода, я увидел в этом тот важный смысл, что здесь присутствует ментальная или метафизическая сторона медали, которую нельзя объяснить одной минутой в храме Христа Спасителя. Здесь что-то еще, что мы чувствуем, но, может быть, не до конца понимаем. И на все вопросы я вам ответить не могу. Это лучше будет говорить с ними, когда они, дай Бог, выйдут.
Алексей Поликовский

Наиболее важные моменты выделены мной, чтобы лучше было понятно, на что я отвечаю и о чем говорю.
А вот как выглядит «попытка поменять норму», реализованная на практике, та самая о которой так печется Надя Толоконникова. Которая при всей ее асексуальности ебется в музеях и ходит на парады пидарасов.

http://student.km.ru/view.asp?id=156FA8AAE1924D479892635F6942CADA
Недавно мэр столицы Нидерландов Амстердама Эберхард ван дер Лаан призвал обучать голландских детей основам гомосексуализма начиная уже с начальной школы. Хотя мэр «города греха» уже не раз призывал использовать систему образования для пропаганды однополой любви, но теперь решил вовлечь в это уже и начальную школу. Назвав себя «фанатиком в этом вопросе», Эберхард ван дер Лаан считает, что такая образовательная мера повысит в обществе толерантность к секс-меньшинствам.
Если называть вещи своими именами, то мэр голландской столицы по сути призывает начать пропаганду гомосексуализма и лесбийских отношений среди детей уже 7-8–9 лет, т. е. еще до их полового созревания. Среди главных ценностей, которые должны выработать в подрастающем поколении новые методы сексуального просвещения, ван дер Лаан назвал следующее: «Нужно научить детей, что в Нидерландах нормально, когда двое мужчин идут рука об руку по улице».
Автору этих строк пришлось проработать в Нидерландах несколько лет и своими глазами видеть, как вблизи выглядит толерантность к секс-меньшинствам. Видеть пары заключающих в мэрии брак мужчин, один из которых одет и накрашен, как женщина. Слышать рассказы школьников о том, что преподаватели на уроках полового воспитания называют нормой не отношения женщины и мужчины, а любовь женщины к женщине и мужчины к мужчине. Приходилось видеть парады геев, проплывающих в десятках барж по амстердамским каналам, на которых плясали и принимали игривые позы накрашенные мужчины в женских платьях и накладных бюстгальтерах. И видеть, какое недоумение вызывает у туристов в Гааге голубовато-розовый памятник гомосексуалистам, «пострадавшим в борьбе» за свои права, надпись на котором выполнена, среди прочих, и на русском языке. Причем надо признать, что на парадах гомосексуалистов в Амстердаме, собирающих до 300 тысяч геев и им «сочувствующих», иногда создается впечатление, что люди нормальной ориентации в этой стране составляют меньшинство.
Правда, не всем голландцам нравится, что их страна в последние десятилетия ассоциируется у иностранцев не с Рембрандтом и Ван Гогом, не с красивейшими парками и дворцами, не с тюльпанами, а с марихуаной, кварталами «красных фонарей» и однополыми парочками, занимающимися днем «любовью» на городских пляжах.
Вообще-то, по нормам не только христианской, а и других мировых религий, мужеложство является грехом и преступлением против нравственности. Например, в Библии в послании к римлянам апостола Павла сказано: «Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение». (Рим.1:26,27).
Христианская религия, бывшая основой нравственного роста Европы на протяжении 2 тысяч лет, вообще считает однополые отношения даже не нарушением, а грехом, за который грешникам грозит главное наказание: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют». «1-е Коринфянам 6:9-10).


Вот конечная станция того пути, на которую нас толкает Толоконникова, Самуцевич и иже с ними, белоленточные. В конце этого пути, в маленькой мирной стране, одной из многих, которые образуются на территории бывшей России (Россия слишком велика, неуправляема и внушает страх мировому сообществу, а это нетолерантно) толерантные преподаватели будут преподавать нашим детям в начальной школе как быть педерастами. А кто будет против - у того отнимут детей, и отдадут в семью где нет мамы, но есть два папы.
Приехали, конечная…
Следующий вопрос. Это к упоминанию Гайдара, которое прошло мельком, но все же. Интересно, а кто-нибудь знает, что Гайдар делал после того, как его вышибли из правительства? Не знаете?
Он основал Институт, неизвестно на какие деньги. И как то так получилось, что его Институт в числе прочих – получил довольно серьезные деньги на разработку программы экономического восстановления Ирака после того, как американцы свергнут Саддама. А сам Е.Т. Гайдар – стал одним из советников первой американской оккупационной администрации. Главным советником числился Лешек Бальцерович, но оцените – человек еще и возглавляет Национальный банк Польши, может ли человек одновременно возглавлять национальный банк страны и при этом активно заниматься делами другой страны, находящейся в тысяче километров от первой? Так что – скорее всего главным экономическим советником Пола Бремера, первого председателя Коалиционного совета Ирака был именно Е.Т. Гайдар.
И вряд ли можно переоценить вклад Гайдара в то, что произошло потом. Страна, которая умудрялась выживать больше десяти лет в условиях экономических санкций – рухнула в пучину междоусобной войны. Причем не сразу. Когда американцы входили в Багдад – на танки бросали цветы и сворачивали с постаментов статуи Саддама. Американцев считали освободителями. Но – как думаете, с чего американцы начали восстановление Ирака? Правильно, с разгосударствления и приватизации, интересно, кто им только насоветовал такое. Вся экономика при Саддаме была государственной кроме самого мелкого бизнеса – но она работала. Американцы начали массовые увольнения, остановили объекты энергоснабжения страны – до этого они работали по сложным схемам, не предполагавшим оплату деньгами – а американцы где их разбомбили, а где потребовали денег, которых ни у кого не было. Вдобавок – они уволили всех государственных служащих, которые были членами партии БААС – а других государственных служащих, «не членов партии БААС» - не было. И напоследок – стали пилить деньги на контрактах по восстановлению – выделяется десять долларов, а до местных доходит только один, если вообще доходит. По некоторым контрактам – было до четырех колен подрядчиков (это когда подрядчик нанимает субподрядчика, тот субсубподрядчика… ) Нескольких месяцев хватило, чтобы американцев стали убивать, а потом – начали убивать и друг друга. Так что – Гайдар проверил таки свои безумные теории, которые не довелось применить до конца в России на практике. Американцам это обошлось в пять тысяч убитых, тридцать тысяч раненых и искалеченных, восемьсот миллиардов долларов прямых затрат и до четырех триллионов – косвенных.
Кстати, а знаете, как образовалась шиитская милиция Муктады ас-Садра? Сам Ас-Садр вспоминает об этом так: американцы пришли в Багдад, мы что-то ждали от них – но они ничего не делали, и у нас не было ни воды ни света, ничего. Тогда мы собрались после намаза, и пошли восстанавливать оборванные провода. Так родилась одна из сильнейших террористических групп на Ближнем Востоке.
И теперь господин Фейгин делает большие глаза и говорит – Гайдар был идеей и в какой-то момент перестал ею быть – интересно, с чего бы это, а? На его месте – я бы молил Бога, что русский народ такой терпимый. Иракцы через несколько месяцев экономики по Гайдару устроили партизанскую войну в стране.
И самое страшное – ведь Фейгин хочет продолжения!
Хочу сделать еще одну ремарку. А представьте, если бы товарищ Сталин в 1945 году вместо планового восстановления экономики начал бы разгосударствление и приватизацию? Представили? Ого!
Я хоть и не коммунист, даже антикоммунист – но я живу с открытыми глазами и признаю, что если коммунизм не уместен в две тысячи пятом – это не значит, что он не был уместен в одна тысяча девятьсот сорок пятом.
Три дня в августе, когда власть целиком и полностью принадлежала обществу. Интересно, кто-нибудь, и когда-нибудь подсчитает все последствия этих трех дней угара? Мы собственными руками разбили на пятнадцать кусков вторую супердержаву мира, вогнали в пике экономику, потеряли вклады в банках, устроили гиперинфляцию, развалили производственный механизм, который строили два поколения предков. По сути – все двадцать пять лет существования России как независимого государства мы восстанавливаем то, что разрушили в эти три дня. Мы меряем свое благосостояние, беря за меру то, что было в последние годы существования СССР. Это наш крест, наше наказание. За мечты и надежды, за наивность и доверчивость. Но неужели кто-то хочет повторения? Тогда пусть он выйдет и скажет – я хочу повторить. И не ждет милосердия от народа.
И единственно, что вы говорите правильно – люди опомнились. Да, люди опомнились. И пока они помнят – ни у какой революции в России шансов нет никаких. Многие политологи говорят, что от развития белоленточного движения Россию спасло именно воспоминание о девяностых. Никто не хочет туда, никто не хочет повторения. Какой бы ублюдочной не была власть – но лучше она, чем революция. По-моему Россия – одна из немногих стран, кто с такой кристальной ясностью понимает необходимость порядка. Любого, самого мерзкого – но который будет лучше креативной, угарной анархии.
Власть, принадлежащая напрямую обществу? С некоторой хаотичностью, с некоторой разношерстностью, с палитрой политических мнений, партий, невероятных маргинальных и полумаргинальных инициатив? Это антисистема и система, уживающиеся вместе, переплетаясь, борясь, противоборствуя? Вы про что говорите, господин Фейгин? Не про Сирию, случайно? Там как раз очень хорошо сейчас борются, на заглядение просто. Одни просто хотят Асада свергнуть, другие хотят устроить жизнь по шариату, третьи просто никого не хотят пускать в свой квартал. Кто-то проявляет полумаргинальную инициативу, стреляя по танку из гранатомета, а кто-то и вовсе маргинальную, подрываясь на заседании Совета Обороны. Система – это армия, а антисистема – это шайки боевиков, как местные, так и прибывшие со всего региона. Вы этого хотите для России, господин Фейгин? А кто будет с Кавказом справляться, вы? Я? Да неужели? Я сначала вас пристрелю, такого защитника свободы – чтобы удара в спину не опасаться.
Ведь если так разобраться – все революции последнего времени, начиная оранжевыми и заканчивая арабскими – это проявление воли общества, которое отвергает власть, установленный порядок и берет власть в свои руки. Где стало лучше, господин Фейгин? В Украине? В Кыргызстане? В Египте? Может быть, в Ливии? Что вы нам уготовили, господин Фейгин? Майдан, который в России стал ругательным словом? Площадь Тахрир? Ливийский Сирт? Может быть, сирийский Хомс и пригороды Дамаска? Давайте, скажите правду!
Надя, кстати, лишена всякого имущества. Вообще ничего у нее нет. Все эти годы она жила без денег и гордится этим.
Здорово! Есть чем гордиться. То есть – нам предлагают взять за образец человека, который годами нигде и никем не работает, не создает семьи, а только просвещается, ебется в музеях, ходит на гей-парады и рисует х… на разводном мосту в Питере. Это портрет поколения? Это образец для подражания как раньше Зоя Космодемьянская!? Зашибись! Я не коммунист, но Зоя Космодемьянская жила в той же стране, что и я и погибла за нее и это не может не вызывать уважения. А тут – что может вызвать хоть каплю уважения к этой особе?
…так она понимает толерантность, — в том числе и нравственную. Но она свободный человек, она может рассуждать широко…
Опять – просто супер. Что значит – широко? Что такое нравственная толерантность – это когда детей учат как быть пидарасами? Что значит – рассуждать широко? Плюнуть в душу верующим, которые собрались в храме, чтобы помолиться Богу?
Я приведу один простой пример. Вот, предположим – вы обычный человек, с семьей, с работой. Выходите утром из дома – и видите, что у вас машина из баллончика разрисована. А рядом – какие-то козлы и они говорят вам – а это перфоманс. Это круто, толерантно и вообще.
Или такие же козлы ворвутся к вам в квартиру, изорвут обои и, простите, насрут на пол. И скажут, что это не дерьмо, а инсталляция.
Или вам приходит сын из школы, вы спрашиваете – ну что там проходили сегодня. А он вам – приходил какой-то странный дядя, в платье и с макияжем как у тети, и рассказывал про то, что гомосексуалисты – хорошие. Папа – а кто такие гомосексуалисты? Вы в школу – а там вам говорят, что у вашего сына воспитывают таким образом толерантность и широту взглядов.
Или представьте – вы стоите в очереди за хлебом, или еще круче – в цирк за билетами всей семьей и тут какой-то человек снимает с себя штаны. И трусы тоже. На глазах у людей, у детей. И говорит, что это протест против Путина.
Кто-то хочет жить в такой стране? Я не хочу.
Если бы мне довелось встретиться лично с Толоконниковой – я не стал бы ее бить, ибо это против чести, бить женщину. Я бы ей задал один простой вопрос – если вам так нравятся пидарасы, с кем вы будете создавать семью? С пидарасом?
Учитывая, что Толоконникова мать – одиночка… видимо, настоящего мужика, который бы выбил из нее всю глупость, и уж точно не бросил бы с ребенком – у нее никогда не было.

Итак:
1. Я не хочу жить в стране, где хулиганство является перфомансом, моральное и нравственное разложение – толерантностью, дерьмо – инсталляцией. Я хочу, чтобы общество и я были ограждены от этого, пусть даже и уголовным законом.
2. Я считаю катастрофой то, что в нашем обществе пропала ценность труда, которая была и в девяностые и даже в нулевые. Тогда многие хотели стать бизнесменами и готовы были рисковать и трудиться. Да, это тоже труд. Сейчас самая популярные профессии – креативщик, рекламщик, пиарщик. То есть присосаться к кому то и ничего не делать. Это катастрофа и такие как Фейгин предлагают ее усугубить. Труд – ценен в любом обществе, в социалистическом, в капиталистическом, неважно. Героями должны быть те, кто чего-то добился, а не те, кто круче самовыразился.
3. Я не считаю Европу образцом для подражания. Кто хочет – вперед, дорога открыта. Подадите там на беженца и отлично устроитесь.
4. Я считаю, что в условиях резкого усиления угрозы с юга, резкой дестабилизации обстановки в арабском и северо-африканском регионах, разложения и ослабления Европы, практической готовности мира к третьей мировой войне – сохранение и усиление российской государственности является единственным залогом выживания русских как нации в двадцать первом веке. В условиях применения новейших революционных технологий с целью расшатывания государственности (пример – тот же восток, Ливия, Сирия) – стабильная государственность сама по себе является ценностью, которую надо защищать. Ибо Соединенными Штатами Америки по факту взять курс на лишение целых народов своей государственности и создание «серых зон», дестабилизированных регионов с непрекращающейся войной.