Продолжение

 ***

-  Вика, просыпайся, а  то в  школу  опоздаешь… Ты  посмотри,  сколько  снегу  навалило!  Ну,  поднимайся.  -  Я  слышала  бабушкин   голос,  осознавала,  что  надо  собираться  в  школу,  но  вставать  не  хотелось:  так  было уютно  под  теплым,  мягким  одеялом!  «Вот   бы  снегу  навалило  столько,  чтоб  даже  и  дверь  на  улицу  невозможно  было  открыть... -  сопя  в  одеяло,  фантазировала я.  -  Но  у  нас  в  Грозном  такого  никогда  не  будет!»    Сегодня  в  школу  не  хотелось.  Поваляться  бы  немного,  понежиться,  но  долг  призывал  вставать.  Как  я  и  предполагала,  снегу  «навалило»  с  гулькин  нос,  поэтому  дверь  открылась  легко  и  свободно.  Но  как  же приятно  было,  выйдя  из  натопленной  квартиры,  вдохнуть  свежего  утреннего морозца! 

В  этот  день   я  в  школу  шла  одна:   у  бабушки  пошаливало  сердце,  и  я  уговорила  ее  меня  не  провожать.  До  школы  было  недалеко – всего-то  выйти  из  своего  городка,  перейти  две  дороги  и,  вот  она  школа!  Обуваясь  дома,  я  так  удобно  подложила  в  сапожок  бинт,  чтоб  нога  меньше  подворачивалась,  и  идти  было,  на  редкость,  легко.  Да  еще  и  свежевыпавший  снежок  улучшал  настроение.

Наш  городок  заканчивался  двухэтажным  домом.  И  чего  меня  вдруг  дернуло  сойти  с  пешеходной  дорожки  на  присыпанную  снегом  траву?   Но  так  захотелось  пройти  по  этому  белоснежному,  еще  никем  нетронутому,  покрывалу…  Да  уж,  самоуверенность  меня  подвела:  нога  скользнула  -  я  потеряла  равновесие  и  тут  же  распласталась  на  этом,  таком  вожделенном,  покрывале…Бог  шельму  метит!  На  этот  раз  Он  выбрал  меня.

«Господи,  хотя  бы  никто  не  увидел…» 

С  первых  трех  попыток  подняться  не  удалось.  Своим  копошением  я  уже  разгребла  вокруг  себя  весь  снег,  обнажив  примороженную  травку,  которая  надо  мной,  как  будто,  насмехалась:  «Так  тебе  и надо!  Не  будешь  ходить,  где  люди  не  ходят…»  Ухватиться  было  не  за  что,  бинт  в  сапоге  уже  давно  съехал  в другую  сторону,  и  стопа  от  этого  безбожно  начала  подворачиваться.  Опереться  на  нее   не  получалось.  Накатывала   тревога:  «Так  и  в  школу  можно  опоздать!  А  если  кто  увидит  -  тут же расскажут  бабушке  и  ей  станет   еще  хуже…»

Я  копошилась,  как  жук  в навозе.  Встать   у  меня  не получалось.  Устала,  дыхание  участилось.  После  небольшого  передоха,  снова  повторила  попытку  встать.  Не  знаю,  сколько  прошло  времени,  но  все-таки,  одна  из  моих  попыток   подняться  -   увенчалась  успехом.

В  школу  я  не  опоздала.  День  прошел,  как  нельзя  хорошо,  но  когда  я  возвращалась  домой,  то  с  опаской  смотрела  на  место  своего  падения.

 Навстречу  мне  приближалась  тетя  Шура  -  пожилая  дама,  проживающая  как  раз  в  двухэтажном  доме,  на  втором  этаже,   окна  которого    равнодушно  взирали  на  мое  сегодняшнее  падение.  Поздоровавшись,  я  хотела  продолжить  свой  путь,  но  она  сказала:

-  Вика,  слушай!  Я  видела,  как  ты,  бедненькая,  сегодня  утром  упала. Ты  так  долго  не  могла  подняться… Уже  хотела  спуститься  помочь  тебе,  но  побоялась,  что опоздаю… Потом  гляжу  -  ты  и  сама  поднялась…Молодец!

-  Только  бабушке  ничего  не  говорите! -  сказала  я  и  пошла  своей  дорогой.  На  душе  было неприятно:  ведь  она  видела,  как  я  корячилась… И  с  таким  упоением  рассказывает  об   этом!  Могла  бы  и  промолчать,  ради  приличия…

Но  все  неприятности  когда-нибудь  заканчиваются.

Дома  меня  ожидал  сюрприз.  На  кухонном  столе  лежал  большой  официальный  конверт.

-  Как  твое  сердце,  бабуль?  -  спросила я.

-  Да  ничего.  Отпустило… Тут  тебе  письмо  из  Москвы…

-  Что,  путевку  в  санаторий  прислали?

-  Да  нет.  Сама  почитай…-  бабушка   довольно  улыбалась.  Мое  сердечко  приятно  защекотало…

На  белом  лощеном  бланке,  вверху  которого, на  голубом  фоне,  была  изображена  Останкинская  башня,  указывался  обратный  адрес:  Москва,  ул.

Королева, 12.  «Редакция  литературных  и  художественных  программ».

В  письме  писалось,  что  какие  мы  молодцы,  девочки,  Алла  с  Викой,  такое  замечательное  стихотворение  про  воробья  сочинили.  В  нем  столько  света,  тепла,  задора,  но,  к  сожалению,  оно  еще  очень  сыроватое  для  публикации,  надо  больше  читать  стихов,  расширять  свой  кругозор – и  тогда  все  получится.  Письмо заканчивалось  пожеланием  дальнейших  творческих  успехов.

Я  перечитывала  письмо  несколько  раз.  Это  была  такая эйфория  возвышенных  чувств…  От  письма  исходило  столько  тепла,  как  будто,  сама  Москва  погладила  меня  по  голове  своей  доброжелательной  рукой.

-  Бабуль,  я   сбегаю – Алле  письмо  покажу?

-  Конечно.  Только  не  упади от  радости-то!

Аллы  дома  не  было:  ее  родители  получили  квартиру  в  районе  «Березки»  и  съехали  от бабушки  с  дедушкой.  Но  Алка  осталась  учиться  в  нашей  школе.  Радость  откладывалась  на  другой  день…

Зато  Люда,  прочитав  письмо,  пришла  в  такой  неописуемый  восторг,  что  тут  же  побежала  делиться  новостью  по  телефону  со  своей  мамой,  которая  тоже  находилась  на  работе. 

Потом  еще  были  письма  и  из  Центрального  телевидения,  и  из  «Пионерской  правды».  Особенно  льстило,  когда  на  бланке  «Пионерской  правды»  я  читала  «Памятку юнкору».

Но  это  была  уже  только  моя  переписка:  Аллу  стихи  больше не  интересовали,  а  я  не  смогла  остановиться.  Где-то  глубоко  в  душе  начинало  звучать,  появлялась  строчка,  рифма…  Это было  похоже  на  чудо.  Нельзя  сказать,    что  вдохновение  сопровождало  меня  постоянно,  но  рифмовать  слова  было так  увлекательно! 

Переписка  с  московскими  редакциями  длилась  вплоть  до  8  класса,  пока  я  не  показала  свои  письма  в  редакции  местной  газеты  «Комсомольское  племя».

-  Ну  зачем  же сразу  в  Москву  посылать,  когда  надо  сначала  попробовать  на  местном  уровне…  -  сказала  мне  в  редакции  газеты  заведующая  отделом  по  делам  с творческой  молодежью  Малика  Гортикова.

И  я  стала  частым  гостем  в  редакции  газеты, где  меня  уже  хорошо  знали  и принимали,  как  свою.  Но  это  было  позднее,  а  пока,  к  окончанию  пятого  класса, у  меня возникла  идея  обратиться  в знакомые  мне  московские  редакции  с  просьбой  о  санаторной  путевке.  Но  перед  этим  мы  с  бабушкой  нанесли  визит  в  Грозненское  министерство  здравоохранения,  где  нам  в  очень  вежливой  форме  объяснили,  что  путевок  нет,  а  если  и  появятся,  то  нам  с бабушкой  будет  не  по  карману  ее  приобретение.  Очень  хорошо  помню  эту  дородную  женщину  с  высокой  прической,  кажется,  фамилия  ее была  Волошина.

Я  написала  сразу  в  три   адреса,  да  еще  и свой  стих  в  заключение  прилепила.  Писала:  как  же  так?   У  нас  в  стране  всё  лучшее – детям,  а  тут  ребенку  с  серьезными  проблемами  со  здоровьем  - санаторно-курортной   путевки  не  добиться!  Где  же эти  путевки?

Буквально  через  две  недели  нас  срочно  вызывают  в  Минздрав,  и  та  же  самая  Волошина,  встретив  нас  с  бабушкой  еще  на  пороге  министерства,  спрашивает:

-  Ну,  зачем  же  вы  жаловались  в  Москву?  Мы  бы  и  сами  что-нибудь  придумали…

-  Так  писала  не я,  -  сказала  бабушка. -  Писала  сама  Вика.  Потому  что  ей  хочется  тоже  быть  здоровой  девочкой.

Предложили  на  выбор  две  путевки:  куда пожелаем  -  в  Калугу  или  Евпаторию?  Причем,  абсолютно  бесплатно!

Мы  выбрали,  конечно,  Черное  море.

Начало:

Кое-что из детства

1.  http://maxpark.com/community/4707/content/2518310

Бабушка

 2. http://maxpark.com/community/4707/content/2521134

Адаптация

3. http://maxpark.com/community/4707/content/2525623