"Полонез Огинского написал не Огинский?

                                    ПРОЩАНИЕ С ОГИНСКИМ

                        Вариации на тему любимого полонеза

 «Разносторонняя деятельность Михаила Клеофаса Огинского, к сожалению,  до сих пор не получила еще заслуженной  оценки, а данные жизни, суждения о его творчестве все еще нельзя назвать ни полными, ни бесспорными».

                                            И.Ф. Бэлза. 1963 год.

                                                  ТАКТ ПЕРВЫЙ

        Многих этот материал ошеломит. В нем я подвергаю сомнению  авторство Михаила Клеофаса Огинского в создании знаменитого полонеза «Прощание с Родиной».  Отправная точка: на свете не существует ни одного, даже косвенного признака, что этот полонез написан именно им.   И ты уж прости меня, достопочтенный читатель, что я пробую оторвать привычное имя от вечно живого творения. Готов подставить под удар и левую, и правую щеку, ведь понимаю, что дергаю на разрыв  привычно-неразделимое: автора и его музыку. Оправдание мне одно: вокруг полонеза наворочено столько взаимоисключающих противоречий, что без «разборки» не обойтись. Самое близкое к нам из них – безукоризненный во всех отношениях кинофильм Владимира Бортко «Мастер и Маргарита».

   Представляю удивление на лицах читателей: мол, причем тут фильм Бортко, ведь в нем  нет даже намека на этот полонез! В том-то и дело, что нет. А у Булгакова есть!    Загляните в главу «Бал у Сатаны». Он там.  «ОРКЕСТР ЧЕЛОВЕК В ПОЛТОРАСТА ИГРАЛ ПОЛОНЕЗ.»  А в кинофильме – вальс.   И совсем уж не трудно догадаться, что этим полонезом мог быть только полонез Михаила Клеофаса Огинского ля минор № 13, известный каждому из нас как полонез «Прощание с Родиной».  Изданый впервые в Италии в 1831 году, сумма чисел которого тоже дает Чертову дюжину.  Но это – даже не цветочек, а его завязь. Скоро мы с вами встретимся с чертовщиной покруче!

                                                   ТАКТ ВТОРОЙ                                                      

       Когда был создан полонез « Прощание с Родиной». Тут – загвоздка. Все исследователи, писавшие об этом,  приводят разные, далекие друг от дружки даты. Вот примеры.   В музыкальном словаре Гроува утверждается, что «полонез «Прощание с Родиной» был написан в 1794 году, сразу после восстания Тадеуша Костюшко». Известный знаток истории музыки и ее популяризатор Геннадий Пожидаев вторит: «Прекрасные и трагические дни незабываемого 1794 года. В Кракове началось освободительное восстание под руководством Т. Костюшко. Полонез «Прощание с Родиной» родился как раз в те самые дни, когда восстание было подавлено, и композитор покидал родину». Эту же дату приводит и советская музыкальная энциклопедия» 1976 года. Добавлю мнение известного в Белоруссии историка Евгения Онищенко: «Теперь (после усмирения повстанцев Костюшко. О.М.), в свете приведенных фактов, читатель поймет горечь, боль и тоску, с которой Огинский сел писать уже не полонез для косионеров (имеется в виду   первый музыкальный  опыт Огинского  «Любимый полонез Костюшко» или «Раздел Польши», самый слабый  в оценках историков музыки. О.М.), а полонез «Прощание с Родиной», околевшей от одной его предательской подписи». (Имеется в виду письменное одобрение Михаилом Клеофасом   II раздела Речи Посполитой на «молчаливом» сейме этого государства в 1793 году. О.М.)

       Тут самое время спросить: а с какой это родиной так прощался композитор?! Если: подписал очередной  ее раздел;  вдобавок, присягнул на верность российскому императору;   стал  российским дипломатом и главным советником Александра I по польским делам; и, в конце концов,  без всякого сожаления покинул эту родину,  хотя его оттуда никто не изгонял.

      Но кто осмелится опровергать дату рождения полонеза, если она признана всеми авторитетными историками музыки в самых значительных справочных источниках?    К счастью, такие люди рано или поздно появляются.  Первый посыл к подозрениям, что  в датировке что-то не так, дает, как ни странно, основатель «культа» Огинского, блистательный историк музыки Игорь Федорович Бэлза: «Так в полонезе «Прощание с Родиной», написанном и получившем признание значительно позже фа мажора…». Тут необходимо пояснение. Фа мажор – считается первым полонезом Огинского, написанном предположительно в 1792 году. Но дело не в нем, а  в фразе Бэлзы «написанном и получившем признание значительно позже».  Тут бы Игорю Федоровичу и уточнить «когда», но он этого почему-то  не сделал.   Ясность на первый взгляд вносит Сергей Веремейчик, директор музея Огинского на его родине в Залесье в книге-хронике жизни композитора: «В 1817 году Огинский за свой счет издает в Вильне два сборника (в первом – романсы, во втором – полонезы). Среди полонезов и знаменитый в наше время ля минор «Прощание с Родиной». По времени издания этого полонеза, вероятно, можно предположить, что он создан Огинским во время его жизни в Залесье». Предположить «вероятно», конечно, можно. Но вот вопрос: покажите нам это издание и  в нем волшебный полонез. У меня есть все основания утверждать (о них читатель узнает позже), что замечательный энтузиаст «дела Огинского» Сергей Иванович Веремейчик в книге-хронике жизни композитора: или сделал открытие всемирно-музыкального значения, или что-то напутал, или…уводит нас зачем-то в сторону.

   Более близкие к «правде» даты прозвучали в первой половине 90-х годов прошлого века из уст прямых потомков Михаила Клеофаса -- граждан Великобритании Анжея  и Иво Залуских. Анжей – профессиональный музыкант, Иво – историк музыки.   Вот слова Анжея о времени создания полонеза: «Возможно, Огинский сочинил его незадолго до своего второго отъезда во Флоренцию в 1822 году. Тогда название «Прощание с Родиной» пришлось бы более чем кстати».

     Возможно?  А кто против? Но не более того!

      А вот что говорит по поводу даты создания великого полонеза его родной брат Иво: «До того как М.К.Огинский покинул Залесье, он написал полонез № 1 в  минорном ключе с воинствующим трио  в до мажоре (видимо, здесь описка, ибо первый полонез написан в фа мажоре.О.М.) Через 10 лет он, носивший название «Полонез Огинского», или «Полонез смерти», ПОВЕРНУЛСЯ В СОЗНАНИИ ЛЮДЕЙ в полонез  № 13 ля минор «Прощание с Родиной». Глубоко отражая славянскую душу, это великое творение оставалось и по сей день остается, возможно, самым известным музыкальным произведением на широких просторах от Одера до Берингова пролива. Где и когда был впервые опубликован этот полонез – неизвестно. Возможно, он появился сначала как музыкальное приложение к не сохранившейся иллюстрации, изображавшей сцены восстания 1830-1831 годов в Польше, Беларуси и Литве».

     Заметили? И  у Веремейчика, и у Иво ключевое слово по поводу даты создания полонеза – «возможно». Только Сергей предполагает 1817 год, Анжей  -- 1822 -й, а Иво – еще  на 10 лет…позже.

    Не трудно сделать вывод: ДАТА СОЗДАНИЯ  ВЕЛИКОГО ПОЛОНЕЗА – НИКОМУ НЕИЗВЕСТНА! Дата же его первого издания у нас  уже прозвучала.

     Что из этого вытекает? А ничего…

      Тут необходимо пояснение к названиям полонезов. Номера к ним присваивали систематизаторы в конце ХХ века, тональности (ля минор, фа мажор и т.д.) –  определяли музыканты, а вот названия, в том числе и  «Прощание  с Родиной», давали издатели. Сам Михаил Клеофас никаких названий своим музыкальным произведениям никогда не давал.  Так, например, один и тот же полонез № 1 фа мажор в одной стране издатели озаглавливали «Любимый полонез», в другой – «Полонез смерти», в третьей – «Похоронный полонез», в четвертой – «Очень любимый полонез князя Огинского».

   Иллюстрацией к путанице названий, которая создалась в головах наших современников, может послужить   книга «Избранники вечности», Петра Кравченко, бывшего министра иностранных дел Белоруссии.  Дело происходит во Флоренции после установки мемориальной доски на доме, в котором умер Огинский. Стр. 81. «В заключение под сводами собора звучит полонез «Прощание с Родиной». И сотни незнакомых людей стоя слушают его. Полонез, который Огинский называл не иначе, как «очень любимый», звучит возвышенно, трагично и гордо». Здесь типичная ошибка: «Любимый полонез», «Очень любимый полонез», он же № 1, он же «Полонез мертвеца», он же «Полонез смерти» и т.д., -- не полонез «Прощание с Родиной» № 13.

     А теперь, почтенный читатель, я предоставлю тебе предположительный  список полонезов Огинского. И в этом списке ты обнаружишь нечто удивительное.

№ 1 фа мажор, «Полонез смерти»;

№ 2 соль мажор;

№ 3 (сведения есть, но утерян); 

№ 4  си-бемоль мажор из 20 тактов;    

№ 5 ми-бемоль мажор;

№ 6 до минор (полонез «Прощание», или «Венецианский полонез»);

№ 7  фа мажор «Оптимистический»

№ 8 фа минор ( его тоже называют « Похоронный»);

№ 9 (утерян);

№10 ре минор «Самый грустный»;

№11 соль мажор;

№ 12 соль мажор в четыре руки, позже переделанный на две;

№ 14 до мажор (полонез  «В груди у вас»);

№№15,16,17 (утеряны);

№ 18 соль минор;

№ 19 до мажор;

№ 20 фа мажор.

     Этот странный список есть в книге Иво Залуского. Вопрос: а почему из него выпал титульный, самый известный полонез, полонез № 13 ля минор «Прощание с Родиной», ведь Иво приводит его в контексте книги? Сделаем допуск, что  на каком-то этапе издания произошла ошибка, небрежность и тринадцатый вылетел из набора, а потому поедем дальше, хотя и с легким осадком в душе. Нет, стойте! Давайте вернемся немного назад, к 1794 году!

   Если ля минор был написан в этом году, то его издание должно было последовать следом за написанием; не сразу, конечно, но хотя бы когда прошла свой пик вакханалия Великой французской революции.

   История донесла до нас разные сведения об изданиях полонезов Огинского. Якобы три первых полонеза -- №1, №2 и № 3 были изданы между 1808 и 1810 годами в Санкт-Петербурге. Ля минора, как видите, там нет. В том же 1810-м польский композитор Юзеф Козловский, автор гимна Российской империи и друг Огинского выпустил в берлинском издательстве «Конча и компания» два сборника, в одном – романсы, в другом –12  полонезов. Среди 12-ти был и полонез «Прощание» в тональности до минор, а ля минора не было. В Виленском издании, о котором пишет Веремейчик, было три полонеза. Но то, что в этом сборнике был и ля минор, известно только Сергею Ивановичу. Не было этого полонеза и в самом известном издании полонезов Огинского – издании Элснера. Такая же картина в парижских, пражских, берлинских, невшательских и венских изданиях. Нет его и ни в одном «полном собрании полонезов Огинского»!  Только в флорентийском издании 1831 года этот полонез есть совершенно точно.  Однако исследователи почему-то редко и неохотно на него ссылаются.  Не верите мне? Но уж  Анжею Залускому врать незачем, он  хорошо знает про это издание: «Полонеза ля минор нет в первых  изданиях. Самая ранняя публикация, которой располагают ученые и музыковеды, датируется 1831 годом».

   Что нам этот факт объясняет? Ничего! Изданный в 1831 году полонез ля минор вполне мог быть написан и в 1794-м, и в 1817-м, и в 1822, и в 1831 годах.

   Не буду вводить почтенного читателя в излишнее недоумение еще десятками примеров о белых пятнах в определении дат написания и первого издания полонеза. Сделаю лишь вывод: в литературе, посвященной Михаилу Клеофасу Огинскому, не существует единого заключения о том, когда этот полонез написан и когда впервые издан. Так что здесь вполне применима терминология физиков: « в этом вопросе царит полная информационная энтропия».

                                                  ТАКТ ТРЕТИЙ

     Теперь поговорим об удельном весе строчек, написанных об этом полонезе у различных исследователей. Странно, но в специальной литературе удельный вес упоминаний о полонезе ля минор чудовищно скуден. Читаешь книги  и удивляешься. Такое ощущение, словно кто-то приказал на эту тему особо не распространяться. Казалось бы, только о нем и только о нем надо бы говорить философам, историкам, музыковедам, психологам, обсасывать каждый музыкальную косточку. Так нет же!

     Книга Игоря Федоровича Бэлзы «Михаил Клеофас Огинский». Она есть в любой библиотеке. 150 страниц.  Но… про полонез № 13 ля минор – всего несколько строчек. Вот они: «Как известно, мировую славу принес Огинскому его полонез «Прощание с Родиной» ( далее  особо интересно! О.М.), слишком хорошо известный, чтобы его цитировать. Напомню лишь, что его средняя часть открывается типичной «побудкой», и приведем только первые такты начала полонеза, для того, чтобы можно было сделать некоторые наблюдения над особенностями интонационно строя, встречающимися и во многих других произведениях Огинского».   И все. И больше ни буковки, ни запятинки.  А ведь эта книга – первая по срокам из книг об Огинском, выдержавшая несколько изданий.   В его же фундаментальном труде «История  польской музыкальной культуры» 1954 года издания тоже  лишь вскользь упоминается полонез, а о времени создания и первой публикации полонеза – ничего.  В упоминавшейся книге Сергея Веремейчика тоже 150 страниц. Но и в ней о полонезе только то, что я уже цитировал во  втором такте. Остальной текст --  об авторе книги, о его трудной судьбе, генеалогия композитора с ХIVвека и… какое-то жуткое, совершенно аморальное, на мой взгляд, письмо Огинского сыну.

  Анжей Залуский. Книга «Время и музыка М.К.Огинского». Минск, 1999 год. Здесь о самом Огинском просто море сведений, а про полонез почти ничего. Казалось бы, «говорим Огинский –подразумеваем полонез ля минор, говорим  полонез ля минор – подразумеваем Огинский». Как бы не так, с первой по четырнадцатую главу – ноль сведений, и лишь в 14-й главе четыре почти ничего не разъясняющие странички. Такая же картина и у Иво: о главном полонезе ничего, кроме того, что я уже привел во втором такте. В книгах и очерках про Огинского других авторов (их, кстати, немного) картина такая же.

      Но почему? Вопрос  естественный для человека, пожелавшего узнать о великом его творении как можно больше.  Ибо без этого полонеза вряд ли кого-нибудь могла бы заинтересовать довольно циничная жизнь  Михаила Клеофаса…

   Едем дальше!

                                             ТАКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

   Достопочтенный читатель, а задай себе вопрос о том, когда ты впервые услышал этот полонез? Если в мозгу что-то не складывается – напрягись, усиль давление на память. Ответь не мне (мне можно сказать, что этот полонез звучал еще в  покоях Ивана Грозного), ответь себе. Готов биться об заклад, что  у тебя возникнут сложности.

   В  ранее упоминавшейся книге Петра Кравченко по этому поводу написано: «Мне 6 или 7 лет. Вьюжная зима. Наша семья готовится к Новому году. (1956-му или 1957-му. О.М.) Вдруг из висящего радиоприемника в мое сознание врывается невероятно прекрасная музыка. «Мама, что это?» -- «Полонез Огинского. Полонез « Прощания…».

  Извините, но достаточно широко известно, что по радио на длинных волнах этот полонез впервые прозвучал только тогда, когда его исполнил Государственный камерный оркестр Всесоюзного радио, то есть в 1961 году.  Кстати, в том же году по радио  впервые прозвучала и небольшая пьеса для юного поколения. 1794 год. Только что разгромлено восстание Тадеуша Костюшко.  Дождь. Ветер. В полутемном помещении, вокруг которого в поисках Огиского рыщут «русские оккупанты»,  композитор, смахивая редкие мужские слезы, сочиняет свой гениальный полонез «Прощание с Родиной». Уж так он эту родину любил, так любил!..

   Этому вторит и Геннадий Пожидаев. Он тоже услышал полонез по радио. Уточняющей даты не приводит. Зато утверждает, что его учитель слышал этот полонез в конце 19 века на деревенской свадьбе. Странно, не правда ли? Очень грустная музыка, чуть-чуть не дотягивающая до похоронного марша, и – на деревенской свадьбе, среди утонченно гутарящих по-французски мужиков и баб.  Впрочем, не смейся, читатель. В нашем поиске   воспоминание пожидаевского учителя дорогого стоит! Ибо – вот чертов парадокс – оно правдиво до самой последней буквы!

   А вот еще одно воспоминание. Музыканта-любителя А. Мамонтова. Он впервые услышал полонез № 13 летом 1941 года на вокзале в Харькове, когда наши войска отправлялись   на фронт. Какое это было исполнение – неизвестно. Оркестровое? На гармошке или балалайке?

   Даю себе право в это не поверить. За исполнение музыки польского феодального олигарха, царского сатрапа, космополита, развратника и предателя «идеалов»  народно-освободительного восстания 1794 года,  пальцы  в подвале расплющили б музыковеды в штатском!  Живо бы этот музыкант раскололся -- где, когда и кем был завербован, в каких отношениях состоит с заклятыми врагами социализма Мостицким, Сикорским, Беком, Миколайчиком и другими реакционными руководителями  сгинувшего 2 года назад польского государства! Так уже было с исполнителями произведений Шопена, Шимановского, Монюшко, Пендерецкого и других гениев польской музыки.  Известный нам полонез не мог звучать в 1941-м. Не мог он звучать даже в 1954-ом, через год после смерти Сталина, когда негласные запреты на нереволюционную музыку польских композиторов были сняты для граждан СССР. Но нужно отметить, что именно в 1954 году в Большой Советской Энциклопедии впервые в истории СССР было упомянуто имя Огинского и – вот снова чертовщина! – еще не родившийся, но бесконечно любимый нами полонез «Прощание с Родиной».

   В этой связи…

                                                      ТАКТ ПЯТЫЙ

    1959 год. Внеочередной съезд КПСС. Во главе Польской объединенной рабочей партии – первый секретарь Владислав (Вацлав) Гомулка. Утреннее заседание 28 января. Первый выступивший иностранец – Джоу Эньлай. Второй  – Гомулка. Это означало, что Польская Народная Республика является вторым по значению союзником СССР после Китайской Народной Республики.  На съезде много говорилось о развитии интернациональных –революционных, экономических и культурных связей между социалистическими странами.   Развитие этих связей было «горячо» поддержано и руководством  Союза композиторов СССР. И летом  1959 года на Советский Союз началось «наступление» культур соцстран – национальных по форме и интернациональных по содержанию, особенно -- польской. На экраны начали выходить отлично дублированные польские кинофильмы  великого Вайды,  Кавалеровича, Гофмана,Занусси, на сотнях сцен и по радио шла пьеса «Варшавская мелодия», на многих выставках – польская авангардная живопись, к киосках «Союзпечати» -- польская периодика от юмористических «Шпилек» до пахнущего оппортунизмом  «Часописма филозофичнего», на книжных полках – Прус, Анджеевский, Сенкевич, многие другие великие польские писатели.

Возник музыкальный фестиваль в Сопоте. Великая польская певица Анна Герман -- прямое дитя того самого Внеочередного съезда КПСС, как, впрочем, и Эдита Пьеха…

   Нет, нет, чехословацкого, немецкого, венгерского, румынского тоже хватало, но меньше, чем польского. Польское стало для граждан СССР в прямом смысле слова родным! А над всем этим интернациональным единением «гордо реял» красный флаг с золотом слов: «В искусстве мы будем поддерживать все, что наши народы объединяет, и запрещать все, что наши народы разъединяет».

   С Польшей, к великому сожалению, нас разъединяло многое обоюдоострое…

   Тут и прозвучал по радио в исполнении Камерного оркестра Всесоюзного радио, растворивший в своей гармонии взаимные обиды и неприятные воспоминания,  великий полонез Михаила Клеофаса Огинского… на этот раз уже «последовательного борца с царским режимом, революционера-демократа, участника национально-освободительного восстания 1794 года».

      А сейчас перейдем к более серьезным вещам, требующим от читателя большой выдержки…

                                                ТАКТ ШЕСТОЙ

    Так уж случилось, что на свете есть полонез «Прощание с Родиной», который издан в 1831 году в Италии, но на свете нет полонеза «Прощание с Родиной», написанного самим Огинским, ибо никто и никогда не видел рукописи партитуры.

   Вопрос? Несомненно!

    Один из исследователей творчества композитора ответил на него так: «Рукопись должна где-то быть: может, в Вильнюсе, может, в Варшаве, а, может и в России». Извините, но с таким же успехом можно предположить, что и на Марсе.

   Странно и то, что исследователи почему-то не заостряют своего внимания на методе создания Огинским своих музыкальных произведений. Хотя знают – «он заключался и импровизации на фортепьяно, после чего очень редко следовала нотная запись. Очень не совершенная, ибо композитор слабо знал нотную грамоту».

   Может, это и так. Автор этих строк не занимался специально поиском автографов композитора. Если они есть, то так считать, как считают исследователи, можно. А если их нет?  В общем, работы с Огинским – непочатый край!

   Вот еще беда! Огинский оставил после себя солидное литературное наследство: двухтомник «Мемуары о Польше и поляках», эссе «Наблюдения» и «Письма о музыке», впервые опубликованные в 1956 (!!!) году в Кракове, а также  «Заметки о музыке», найденные недавно в Вильнюском архиве исследователем из Минска Светланой Немогай. Но ни в одном из этих прямых источников нет даже косвенного упоминания о нужном нам полонезе.

    Может, он сжег какие-либо свидетельства о нем в 1828 году перед отъездом Дрезден, когда сжигал какие-то бумаги. Но опять возникает вопрос: какие ? Может, рукопись «Прощания с Родиной», а  может, письма своих многочисленных любовниц...

    Игорь Федорович Бэлза донес до нас, что в будущем с полонезом может произойти «непорядок», и убежденно предупредил: «Музыкальное творчество Огинского не может быть изучено с достаточной полнотой». Предупредил в своих работах трижды! Почему?

    В этом контексте крайне интересна  загадочная фраза об Огинском Ильи Ефимовича Репина, цитируемая обычно ни к селу и ни к городу, высказанная художником 10 декабря 1871 года в письме Стасову: « Вчера я забыл спросить, не знаете ли чего о музыканте Огиньском? Имя его известно всей России, я слыхал вальс и полонез его сочинения и даже сказания о его романтической смерти: а между тем, музыканты, которых я спрашивал, отзываются о нем как о мифическом существе».

  К этой фразе можно отнестись разно. Музыканты – люди ревнивые, для них творчество любого коллеги – кич, а тут какой-то провинциал. А можно сказать и так: в ХIХ веке полонезы Огинского серьезной музыкой  не являлись, их считали попсой того времени…

    Напущу еще тумана! От некоторых «своих» произведений Огинский отказывался. Например, от полонеза «Любимый полонез Костюшко», вот его слова: «Я не знаю,кто является автором этого полонеза, но он только танцевален и ни в чем не похож на другие мои полонезы». Позже стало известно, что автором этого полонеза был А.Бартицкий. Отказ от авторства последовал и в отношении оперы «Зелида и Валькур, или Наполеон в Каире», автором которого был дядя Михаила Клеофаса – Михаил Казимир Огинский из города Слонима. Существует признание Михаила Клеофаса, что и драму «Елисейские поля» тоже написал дядя. Еще факт: в скандальном парижском издании «Любимые полонезы князя Огинского» было три полонеза. От третьего Огинский отказался.  И до настоящего времени не закрыт вопрос, кто был автором музыки гимна  Польши «Еще Польска не сгинела, поки мы жиемы»: Огинский или кто-то другой?

     В  кухонном разговоре вполне уместно утверждение: «Огинский создал великий полонез, но не записал его». А если серьезно, то вполне уместно и противоположное утверждение: « Полонез «Прощание с Родиной» он не создавал». Тем более, что на это утверждение есть все юридические основания, ибо «нет бумажки»!

    А теперь, почтенный читатель, я скажу то, чего опасаюсь, ибо не верю собственным глазам. Вдруг в силу своей музыкальной малограмотности чего-то недопонимаю.

     Секундочку! Сейчас в последний раз затянусь сигаретой!

     Все. Пошел!

   Открываю последнее издание книги И.Ф.Бэлзы «Михаил Клеофас Огинский» 1974 года издания. В ней -- нотная запись полонеза № 13, четыре такта с басами. Из какого издания полонезов Огинского  запись снята, неясно. Далее, беру фото мемориальной доски скульптора В.Янушкевича, которую установили во Флоренции на доме, где жил Огинский тоже с четырьмя тактами полонеза...  Смотрю, и -- не верю своим глазам. У Бэлзы – одна музыка: танцевальная, «шествие польских крестьян на полевые работы»,  а на мемориальной доске – именно та, которая заставляет верить, что душа на самом деле у человека есть.

    Кто ошибся? Никто!

    Прав Бэлза и… Геннадий Пожидаев, когда упоминал рассказ своего учителя, который слышал этот полонез на деревенской свадьбе. Но одновременно прав и скульптор Янушкевич. Все-все правы. Бывает же такое!

    Что же у нас теперь получилось? Вроде полонез есть, мы его все слышим и любим, а вроде его и нет. Классичекое  определение призрака! Опять чертовщина?!

    На этот раз обойдемся без нее…

                                           ТАКТ  СЕДЬМОЙ

 
    На мой взгляд, самыми замечательными людьми на свете являются музыканты. Если кто-то по-настоящему и раздвинул горизонты для человечества, так это они: дирижеры, солисты, оркестранты, композиторы. Если кто-то и показал весь ужас бесконечности и нашей обреченности, то это, опять же, они!
   Чтобы выйти из «огинского тупика», я решил поговорить с одним из них. Именно на него мне указывали те, кого приводили в удивление мои вопросы о полонезе. Не стану называть его фамилию из опасения, что у нас в РБ найдутся люди, которые инкриминируют мне использование имени знаменитого, талантливого и уважаемого человека «дзеля ганьбы ўсяго беларускага», и это ударит как-то по нему. Скажу лишь, что он – профессор Минской Академии Музыки, один из лучших оперных баритонов СССР, стажировался в Ла Скала.
    Разговор длился минут двадцать. На всем его протяжении я готовился к своему главному вопросу. И в конце, искорежась, как сухофрукт, от психологического дискомфорта,  произнес:
— Скажите, а у вас не возникало ощущение, что полонез «Прощание с Родиной» написал не Огинский, а кто-то другой?
   Раздался нормальный смех. И тут же последовали две музыкальные цитаты: мой собеседник исполнил две мелодии, различимые каждой ноткой. Пауза и вопрос:
—Ну, Олег, какая мелодия здесь, на ваш взгляд, «Прощание с Родиной»?
— Конечно, вторая. Именно она известна всем!
— А первая?
— Впервые слышу, — признался я.
— Так вот, первая как раз и создана Огинским. Вторая же, известная всем, написана Дмитрием Романовичем Рогаль-Левицким.
   Меня контузило!..
   Через неделю я вновь нашел профессора. Хотелось проверить: а не разыгрывает ли он меня? Но он лишь подтвердил сказанное тогда.

    Что из этого вытекает? Не что, а кто. Точнее -- Дмитрий Романович Рогаль-Левицкий. Вдруг  он и является гением, создавшим полонез, который мы знаем, нотная запись которого на мемориальной доске во Флоренции! Но где найти доказательства?! И я пошел  искать…

                                                ТАКТ ВОСЬМОЙ

   Кем по национальности был Дмитрий Романович Рогаль-Левицкий, мне неизвестно. Вероятно, поляк. Ибо родился… в Успенском Прииске Якутии, где температура воздуха порой достигает минус 60. День его рождения — 14 июля 1898 года. Умер 17 декабря 1962-го. Музыковед. Композитор. Педагог. Среди его учеников Р. Щедрин, Т. Хренников, А. Эшпай, А. Хачатурян. В 1937-м вместе с Дмитрием Шостаковичем «подновил» мелодию «Интернационала» для симфонического оркестра. До этого мелодия была несколько иной. Профессор Московской консерватории. Преподавал в Гнесинском училище. В 1946 году по Всесоюзному радио прозвучали его изумительные «Беседы об оркестре», изданные отдельной книгой в 1961 году. Читатель, получи удовольствие хотя бы от одной цитаты из нее:
«Высокопоставленный гость, посетивший в свое время русскую столицу, был восхищен не столько поставленным для него спектаклем, а тем, что происходило в оркестре до поднятия занавеса и прихода дирижера. Гость высочайшим образом оценил именно те минуты жизни оркестра. Остановитесь когда-нибудь и вы, вслушайтесь в эти бесформенные и неорганизованные звуки, в непринужденность настройки инструментов, когда, чтобы добиться чистого звучания, духовики нагревают своим дыханием медь... Без этой свободы никогда не будет сыграна ни одна настоящая партия»…

   Догадка о национальности Дмитрия Романовича подтвердилась: и он, и его друг Дмитрий Шостакович – сыновья ссыльных поляков по нечистым делам 1863 года. Подтверждение дал мне сын Игоря Федоровича Бэлзы – Святослав Игоревич ( оба -- голубых польских кровей!), а также ученики Рогаль-Левицкого, знаменитые российские музыканты – народный артист Российской Федерации, лауреат премии имени Шостаковича, секретарь Союза композиторов России композитор Владислав Германович Агафонников и народный артист Российской Федерации, лауреат Государственной премии РФ, профессор Роман Семенович Леденев.  Что касается авторства полонеза, то и Владислав Германович, и Роман Семенович одобрили мой поиск, подтвердили слова, сказанные мне нашим белорусским оперным певцом, о том, что именно Рогаль-Левицкий делал аранжировку полонеза № 13. Согласились и с тем, что «это две разные музыки».  Святослав Игоревич Бэлза тоже был любезен, но заметил: «Олег Николаевич, Михаил Клеофас Огинский настолько известен в мире, что поколебать его авторитет невозможно». В ответ я залепетал о том, что никого колебать не собираюсь, что все это просто по-человечески интересно, что я пишу не научное исследование, а всего-навсего очерк: мол, пусть лучше люди интересуются хорошей музыкой, а то ведь – беда-а-а… С последними словами Святослав Игоревич грустно согласился…

      Однако, закрывать вопрос об авторстве еще рано. Работа аранжировщика – не  свидетельство авторства самого музыкального произведения. Любой юрист скажет: «Аранжировщик -- лишь перестройщик  чьей-то авторской музыки». И будет прав.  Ведь…

                                             ТАКТ ДЕВЯТЫЙ

   …аранжировка – это тоже, что инструментовка. Написана музыка, например, для исполнения на фортепиано, а аранжировщик «приспосабливает» ее под все инструменты оркестра.  Фортепианное звучание имеет свои краски, оркестровое – свои. Но основной музыкальный замысел – одинаков. Однако в теории музыки есть и другое понятие инструментовки – авторская инструментовка, которую порой называют «чистой аранжировкой».  Дмитрий Романович Рогаль-Левицкий имел свой оригинальный взгляд на аранжировку. Вот какой она должна быть по его мнению:  «Аранжировка — это нечто иное, чем то, что было первоначально написано композитором».
   Странный взгляд, не правда ли? Но противоречие легко устраняется. Ведь речь идет фактически не об инструментовке с аранжировкой, но о чем-то ином, больше подпадающем под еще один музыкальный термин — музыкальную транскрипцию. А транскрипция в музыке есть ни что иное, как создание нового музыкального произведения под психологическим воздействием какого-то музыкального образца.

    В данном случае, на мой взгляд, именно в таком психологическом состоянии и находился Дмитрий Романович Рогаль-Левицкий, детство и юность которого прошли за Полярным кругом, знавший о своих предках из уст повстанца-отца.  Занимаясь переложением полонеза «Прощание с Родиной» «в свете решений ХХIсъезда КПСС», возможно, Дмитрий Романович ощутил  что-то далекое, почти уже незнакомое  в полонезе «Прощание с Родиной» 1831 года издания. А может, на творческий взлет подействовало название, ведь у каждого есть родина, которую он когда-нибудь покидает. А может, какая-то нотка Огинского? А может, он в силу  климатических условий Якутии смог так  выстроить  звуки полонеза – простые, гордые и трагические, как сама Польша последних двух столетий…

   Как бы там ни было, но тут этот съезд коммунистов стоит вспомнить еще раз.

   После него люди искусства получили возможность воспевать не только пролетарский интернационализм, но и высокооплачиваемые дела «по укреплению дружбы между народами».  Дело-то хорошее, и с совестью никаких сшибок. Примкнул к нему и потомок польского повстанца – великий русский аранжировщик Дмитрий Рогаль-Левицкий. Как истинный мастер изъял из флорентийской партитуры  пятна рококо, отслоил налет  мажора и  вдруг ему послышалась мелодия! Проиграл для коллег! Всем понравилось!

   Арам Ильич Хачатурян, задумчиво произнес: «Без вашего переложения, Дмитрий Романович,  Огинский вряд ли мог бы заставить кого-то  заплакать...»

  Об этом по телефону мне говорил Карен Суренович Хачатурян.

    --Когда это было Карен Суренович?

    --Не знаю…кажется в конце 50-х или в начале 60-х…

    А потом был триумф на Всесоюзном радио…

   В этой связи перевод на русский язык той части книги Анжея Залуского        «Время и музыка Михаила Клеофаса Огинского», где сказано о полонезе, как об «открытии классики», можно для точности подправить так: «Важно отметить, что  Полонез ля минор стал «открытием классики», только тогда, когда была сделана его аранжировка, и когда  он впервые прозвучал  на длинных волнах Всесоюзного  радио  в исполнении  камерного оркестра».
    Только тогда!

                                       ПОСЛЕДНИЙ АККОРД

   Нет никаких сомнений, что  полонез «Прощание с Родиной» зачал Михаил Клеофас Огинский. Но  по акту зачатия  никто не способен сказать, что от него родится. Сделать это можно только в день рождения. И нам остается одно: выяснить с точностью до дня, когда Дмитрий Романович Рогаль-Левицкий сделал свою аранжировку полонеза и считать тот день  днем рождения великого полонеза.

Но и тут появление черта не исключено!

Олег МАЛАШЕНКО, Гродно

Ответ на "пластинки", Георгию.

Георгий, тепло благодарю, за вашу информацию.

Но мне удалось разобраться лишь с одной пластинкой. Две другие бы прослушать.

Пользователь Jorge Ferraz ответил на Ваш пост "Полонез Огинского написал не Огинский? : Представляю вашему вниманию три старые записи полонеза Огиньского "Прощание с родиной", находящиеся на сайте коллекционеров грампластинок RUSSIAN-RECORDS.COM : 1) Наиболее поздняя из трех - СССР, 1945 г.: http://russian-records.com/details.php?image_id=10723&l=russian 

 Уважаемый Георгий!

Если вы обладаете пластинкой 1945 года, то, подозреваю, вы обладаете бесценным сокровищем – редчайшим советским «леваком», созданным для продажи из-под полы в Питере. Даю некоторые сведения, подтверждающие такой посыл.

Там сверху по окружности "яблока" надпись Комитет по радиоинформации при СМ СССР.  СМ СССР был создан только в 1946 году. Но это – мелочь.

Обратите на слово в «яблоке» --безшеллачная. Шеллачь (смола) – дорогостоящая индийская штука. Безшеллочная, значит, виниловая (ПХВ). В СССР только в 1950-е годы появились пластинки  из винила, сами понимаете, что Полонез не мог быть отпечатан в "первых рядях", его могли напечатать тремя-четырьмя годами позже. Этот же «левак» скорее всего (извините, за предположение) был сделан в начале 60-х годов, как подделка для продажи, зеленое «яблоко» редкость и ценится у коллекционеров очень высоко.  Только  к концу 1960-х г. потребность в шеллаке отпала. Более того, эта пластинка могла использоваться на проигрывателях, они были созданы только в 1950 году, но посмотрите, когда проигрыватели для винила начали производиться в СССР.

На пластинке нет «оборотов в минуту» (78 ?33 ? 45 ?), что подтверждает ее «левое» производство.

Ленинградский завод граммофонных пластинок создан в 1946 году

Александр Иванович Орлов умер в 1948 году

Тираж 12 808. Таких тиражей не было. Всегда не больше 5 тысяч.  15тыс экземпляров для конца 80х это уже был слишком большой тираж даже для речей Брежнева.

Ну и, как рассказывают производственники в своих воспоминаниях: «Не было технических условий какую этикетку на какой тираж клеить, что заказали в типографии, такие и поклеили».

Другие пластинки мало информативны,  в них нужно специально разбираться, хотя слово «танец»  на одной подтверждает мое предположение, в очерке есть про «танец».

Для того, чтобы расставить точки над «i» нужно выслушать что  поют все эти пластинки (кроме советской подделки). Если там звучит известный всем нам полонез – о, кэй, первенство М.К.Огинского доказано, если это иная музыка, соответственно, доказано авторство Рогаля.

 Я затронул не всю «чертовщину» этого «яблока»…

Поздравляю вас с тем, что вы обладаете дорогостоящим экземпляром!  Таких могло быть выпущено  предприимчивым мастером (технологом) 10-15 экз.

Жму руку и благодарю!