ЛАДЬЯ ХАРОНА (потери российско-императорской армии в Варшавско-Ивангородской операции 1914 г.)

Для оценки результативности военной операции, анализа ее последствий важнейшими являются факторы выполнения сторонами поставленных целей, достижения намеченных рубежей в наступлении и удержания ключевых позиций в обороне, а также потери, то есть цена достигнутого успеха или мера тяжести понесенного поражения. Первая мировая война стала конфликтом, приведшим к многомиллионным потерям воюющих сторон. Потери в ней России до сих пор были известны только в общих чертах, в связи с исследованиями демографов. Урон армий в отдельных операциях и сражениях первой мировой до сего времени не всегда известен. В большой мере это относится и к Варшавско-Ивангородской операции 1914 года, участники которой как с русской стороны, так и со стороны противника, вспоминали о ней как о тяжелейших боях войны.

Варшавско-Ивангородская операция началась 1 октября (18 сентября по старому стилю) 1914 года на восточно-европейском (русском) театре военных действий первой мировой войны как встречный маневр армий враждующих коалиций – Германии и Австро-Венгрии с одной стороны и России с другой. Она явилась результатом крупного поражения австро-венгерских войск в Галицийской битве в августе-сентябре 1914 г. и занятия в ее результате русскими армиями Юго-Западного фронта Галиции и части Буковины почти до главного Карпатского хребта (Днестровский отряд) и до левых притоков Сана (4-я, 5-я и 9-я армии). Возникшая угроза Силезии заставила германскую сторону спешно оказать поддержку союзнику.

Победа над русскими армиями Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии дала германцам возможность перебросить оттуда большую часть войск в Силезию и оттуда нанести удар к среднему течению Вислы – от Сандомира до Варшавы, что и начала осуществлять вновь сформированная 9-я германская армия (командующий генерал-полковник П. фон Гинденбург). Для защиты Восточной Пруссии и сковывания противостоящих русских сил в 8-й армии (командующий генерал от артиллерии Р. фон Шуберт, с 8 октября генерал от инфантерии Х. фон Франсуа) были оставлены преимущественно войска 1-го военного округа Германии (два корпуса, кавалерийская дивизия и гарнизоны крепостей). Одновременно для отвоевания Галиции 5 октября (22 сентября ст. ст.) в наступление перешли четыре австро-венгерские армии (командующий генерал-полковник эрцгерцог Фридрих, фактически руководил начальник Генерального штаба генерал от инфантерии Ф. Конрад фон Хётцендорф). Одна из них должна была оказать поддержку армии Гинденбурга на варшавском направлении.

Русская сторона после завершения летней кампании 1914 г. также планировала широкомасштабные наступательные действия. Ставка Верховного Главнокомандующего (генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич (Младший), начальник штаба генерал-лейтенант Н.Н. Янушкевич, фактический

Генерал Данилов

разработчик операций — генерал-квартирмейстер генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов) после победы в Галиции и отвода остатков армий Северо-Западного фронта за Неман и Нарев решила оставить против разгромленных австрийцев заслон из 3-й и 8-й армий, а остальными силами от среднего течения Вислы начать вторжение в Германию через провинцию Познань прямо на Берлин. Для этого к Варшаве и Сандомиру стали собираться 4-я, 5-я и 9-я армии Юго-Западного фронта (главнокомандующий генерал от артиллерии Н.И. Иванов, начальник штаба генерал от инфантерии М.В. Алексеев). Армии Северо-Западного фронта (главнокомандующий генерал от инфантерии Н.В. Рузский, начальник штаба фактически генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич) получили задачу сковать германцев в Восточной Пруссии и прикрыть таким образом с севера операцию вторжения от средней Вислы. Для ведения осады крупнейшей австрийской крепости Перемышль (Пшемысьль) была образована новая Блокадная армия (командующий генерал от инфантерии А.Н. Селиванов; до его прибытия – генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев; три корпуса и кавалерийская дивизия), с 24 октября получившая № 11.

Итак, обе стороны начинали операцию, задействовав все наличные силы по всему протяжению фронта – от Балтики до румынской границы, обе собирались действовать наступательно; однако при этом русская сторона ставила главной задачей разгром германских сил, а командующие армиями Центральных держав ставили ограниченные задачи (освобождение Галиции и разгром русских армий на левом берегу Вислы), полагая, что судьба войны решится в течение месяца на полях Франции и Фландрии. По количеству задействованных сил сторон (более 1,5 млн. бойцов и 4878 орудий (без крепостей) с русской стороны и до 800 тыс. бойцов и 2851 орудие (не считая крепостных) у противника) это была самая крупная операция на восточном фронте мировой войны вплоть до лета 1916 года. По доле вовлеченных в сражения сил, по уровню и характеру взаимодействия соседних объединений, соединений и отдельных частей, выполнявших единую задачу, для русской стороны в течение войны подобной операции более успешно не проводилось. Армии Центральных держав не могли похвастаться подобным взаимодействием в наступлении на широком фронте до февраля 1918 г. Сочетание в рамках одной стратегической операции маневренной и позиционной войны, форсирования крупных рек и действий в горах делают ее совершенно уникальной в истории первой мировой войны. Это подчеркивал еще А.М. Зайончковский: «Полуторамесячные операции на всем русском европейском театре представляют богатейший материал для всестороннего исследования многочисленных вопросов военного искусства».[1]

Перевод трех армий Юго-Западного фронта на новый исходный рубеж для наступления совпал с началом наступления 9-й германской армии к Сандомиру и далее к Варшаве. Оставленные русские заслоны (2 стрелковые бригады, части трех прибывающих корпусов и кавалерия) были отброшены превосходящими силами противника у Опатова, Гройцев, Гура-Кальварии и Пясечно. К Варшаве были спешно переброшены 7 корпусов 2-й армии Северо-Западного фронта (командующий генерал от кавалерии С.М. Шейдеман), усиленные кавалерией (4 дивизии и бригада). Переправа четырех корпусов 4-й армии (генерал от инфантерии А.Е. Эверт) через Вислу была отменена, войска перешли к обороне. Однако к 14 октября (1 октября ст. ст.) войскам 2-й армии удалось стабилизировать фронт южнее Варшавы, а 3-му Кавказскому корпусу (командир генерал от артиллерии В.А. Ирман) – закрепиться на плацдарме у Козенице. В ожидании подхода 1-й австро-венгерской армии (командующий генерал от кавалерии В. Данкль) германские силы перешли к обороне к юго-западу и к югу от варшавских фортов (армейская группа генерала от кавалерии А. фон Макензена – три корпуса и кавалерийская дивизия) и вдоль Вислы до Ново-Александрии (группа генерала от артиллерии М. фон Гальвица – три корпуса).

Сразу же после начала наступления противника 5 октября (22 сентября ст. ст.) директивой Ставки 3-я, 8-я и Блокадная армии Юго-Западного фронта были объединены в Галицийскую группу под командованием генерала от кавалерии А.А. Брусилова с задачей оборонять Галицию и тем самым прикрыть южный фланг армий на средней Висле от обхода. Днестровский отряд (пехотная и три казачьих дивизии) в это время достиг Мармарош-Сигета, но затем был вынужден отступать под давлением вновь сформированной австро-венгерской группы генерала от кавалерии К. фон Пфлянцер-Бальтина (к концу операции – 4 дивизии) к Стрыю и Станиславову. 3-я армия (генерал от инфантерии Радко Дмитриев, 5 корпусов и 5 кавалерийских дивизий) должна была оборонять рубежи рек Вислок и Млечна; однако и ей под натиском 4-й и части 3-й австро-венгерских армий (командующие генерал от кавалерии эрцгерцог Йозеф-Фердинанд и генерал от инфантерии С. Бороевич фон Бойна – до 8 корпусов, считая часть сил 1-й армии, и 6 кавалерийских дивизий) отступила за реку Сан. На ее правом берегу русские войска организовали прочную оборону, так что попытки трех корпусов противника форсировать реку к 14 октября (1 октября ст. ст.) не увенчались успехом, за исключением создания небольшого плацдарма у Ярослава.

8-я армия (генерал от кавалерии А.А. Брусилов, 3 корпуса и 3 кавалерийских дивизии) должна была обороняться на хребтах южнее Пермышля; в ее подчинении находились и части Блокадной армии. Считая, что крепость можно взять обычной атакой, Щербачев и Брусилов начали действия по овладению Перемышлем; однако штурм 7 октября (24 сентября) был отражен гарнизоном. Из-за подхода австро-венгерской 3-й армии (3 корпуса) блокада была прекращена, русские войска отошли к Хыруву, Самбору и Дрогобычу. С юга к Самбору и Дрогобычу подходили три корпуса и 3 кавалерийские дивизии 2-й австро-венгерской армии (командующий генерал от кавалерии Э. фон Бём-Эрмолли).

Генерал П.К. фон Ренненкампф

1-я и 10-я армии Северо-Западного фронта (командующие генерал от кавалерии П.К. фон Ренненкампф и генерал от инфантерии В.Е. Флуг, вместе 8 корпусов и 9 кавалерийских дивизий) с конца сентября начали вытеснение противника с левого берега Немана, продвинулись на севере к Владиславову и Ширвиндту, а на юге отбили Августов, Сувалки и захватили Лык в Восточной Пруссии. Однако к 12 октября (29 сентября) германские войска 8-й армии нанесли поражение 1-й армии у Владиславова и 10-й армии у Лыка и Вержболова. Наступательные операции здесь были прекращены, командование 10-й армии поручено генералу от инфантерии Ф.В. Сиверсу. 25 октября (12 ст. ст.) штабу 1-й армии были подчинены войска севернее Новогеоргиевска (2 корпуса и 4 кавалерийские дивизии), штаб 10-й армии принял войска на фронте от Августова до балтийского побережья (6 корпусов и 5 кавалерийских дивизий). Ее действия приковали к себе все силы германцев в Восточной Пруссии и не дали возможности подкрепить армию Гинденбурга на Висле.

С 15 октября (2 ст. ст.) русские армии перешли к наступательным действиям. 2-я армия под Варшавой теснила группу Макензена; во фланг действовала 5-я армия, с 18 октября (5 ст. ст.) начавшая переправу через Вислу у Корчина (командующий генерал от кавалерии П.А. Плеве, 3 корпуса и полторы казачьи дивизии). 4-я армия Юго-Западного фронта вела борьбу на плацдарме у Козенице, куда были переправлены еще два корпуса. 9-я армия (генерал от инфантерии П.А. Лечицкий, 4 корпуса и 2 кавалерийские дивизии) подошла к переправам у Ивангорода. Части 9-й германской армии 20-21 октября (7-8 ст. ст.) были вынуждены отступить к рекам Равка и Пилица, оставив на Висле только Гвардейский резервный корпус. К его правому флангу примыкали подходившие два корпуса 1-й австро-венгерской армии; в 9-ю армию были направлены также две австрийские кавалерийские дивизии.

Получили наступательные задачи и армии Галицийской группы. 8-я армия нанесла контрудар по австро-венгерским корпусам 3-й армии у Хырува и Самбора, частично стабилизировав фронт. 24-й армейский корпус (командир генерал от кавалерии А.А. Цуриков) оборонял горные перевалы от Самбора до Борыслава против 2-й армии противника. В результате к югу от Перемышля австро-венгерское командование бросило войска на штурм высот Мосчиски, на стыке 8-й и Блокадной (впоследствие 11-й) армий. Здесь бои приняли позиционный характер вплоть до 5 ноября (23 октября ст. ст.). Большинство высот было захвачено противником, но сил для развития успеха не осталось. Против 4 корпусов противника действовали 4 русских корпуса; сюда же была переброшена дивизия из 3-й армии. На левом фланге 8-й армии противник был остановлен к 20 (7) октября у Старого Самбора, Дрогобыча, Борыслава, Стрыя и Станиславува. На самом краю левого фланга Днестровского отряда полупартизанские формирования австрийского полковника Э. Фишера освободили Черновцы и вызвали тревогу в Подольской губернии. 3-я армия получила задачу оказать содействие 8-й армии переходом к активным действиям на левом берегу Сана. К 20-21 октября (7-8 ст. ст.) ее дивизиями были захвачены плацдармы у Острува, Лежайска, Рудника и Ниско.

22-23 октября (9-10 ст. ст.) 2-я и 5-я армии Северо-Западного фронта развернули наступление против левого фланга и центра германской 9-й армии. Действовавшая на правом фланге 2-й армии конная группа генерал-лейтенанта А.В. Новикова не смогла выйти в тыл противнику на Бзуре. Остальные части завязали бои у Скерневице, на Равке и Пилице, медленно вытесняя с позиций германские войска. 4-я и 9-я армии Юго-Западного фронта переправились через Вислу от Гловачува до Ново-Александрии и столкнулись с двумя корпусами 1-й австро-венгерской армии, усиленной Гвардейским резервным корпусом. Бои завершились 26 октября (13 ст. ст.) общим отступлением австро-венгерских и германских войск к Познани, Силезии и Опатовке. Наиболее успешно преследовавшие их корпуса 4-й и 9-й армий к 31 октября (18 ст. ст.) завязали сражение на Опатовке с 1-й австро-венгерской армией (усиленной еще одним корпусом). 2 ноября (20 октября ст. ст.) австро-венгерские войска получили общий приказ об отступлении к реке Нида и к укреплениямКракова.

Успех ударной группы армий Юго-Западного фронта перенес внимание его командования к положению Галицийской группы, которая вела главным образом позиционные бои на плацдармах на левом берегу Сана, восточнее Перемышля и чуть южнее Самбора, Стрыя и Станиславува. Здесь 4-я армия противника тщетно пыталась сбросить в реку части 6 русских дивизий; неудачей кончались и попытки русской 3-й армии развить наступление с захваченных плацдармов. 3-я австро-венгерская армия бросила все силы на прорыв русских позиций на высотах восточнее Хырува, у Мижинца, Мосчиски и Самбора (4 корпуса; один корпус был направлен против плацдарма у Острува). Брусилов притянул сюда почти все дивизии 11-й армии и одну дивизию из 3-й армии, чтобы противник окончательно застрял в лабиринте окопов и траншей.

Наибольшая опасность исходила с юга. Но уже 21 (8) октября 24-й корпус, усиленный двумя дивизиями (по одной взято из 11-й и 3-й армий), отбросил обескровленную ударную группу фельдмаршал-лейтенанта К. Терстянски фон Надоша к Турке. Для стабилизации положения во 2-ю армию противника были направлены 2 дивизии из соседней армии Бороевича и три бригады пограничников. В конце октября австро-венгры здесь вновь перешли в наступление, но продвинулись вперед незначительно. Днестровский отряд был усилен двумя полками из 11-й армии и также перешел в наступление к Надвурне и Сколе. Медленно развивавшееся его продвижение завершилось трехдневным победным сражением у Делятына 5-7 ноября (23-25 октября ст. ст.).

Беспокоясь за положение Галицийской группы, штаб армий Юго-Западного фронта направил Брусилову единственную дивизию резерва, а 9-й армии поручил оказать содействие Радко Дмитриеву в низовьях Сана. Созданная группа генерала от инфантерии Н.Ф. фон Крузенштерна (3 дивизии) 1-2 ноября (19-20 октября ст. ст.) форсировала Сан у Мальче, создав угрозу окружения Сандомира. Потерпев поражение у Ивангорода, Опатова и Надвурной, не ликвидировав русские плацдармы на Сане, не сумев прорвать оборону у Хырува и Самбора, австро-венгерское Главное армейское командование отдало 2 ноября приказ об общем отступлении всех армий к Кракову, Вислоке и к карпатскому хребту. Перемышлю вновь предстояла осада. В ночь на 5 ноября (23 октября) начался отход противника по всему фронту.

Русское верховное командование 4-6 ноября (22-24 октября) сформулировало и оформило директивами план генерального наступления против Германии. Первый удар наносила 10-я армия Северо-Западного фронта вторжением в Восточную Пруссию. В это же время германский Восточный фронт (командование им было поручено Гинденбургу) начал Лодзинскую операцию – удар со стороны верховьев Вислы в правый фланг ударной русской группировке. Оценивая результаты Варшавско-Ивангородской операции, начальник штаба германского Восточного фронта генерал-лейтенант Э. Людендорф заключал, что единственными достижениями армий Центральных держав стало: выигрыш времени и нанесение противнику больших потерь.

С русской стороны также было уделено немалое внимание потерям в Варшавско-Ивангородской операции (официальное название того времени — «октябрьские бои 1914 года»). Только в 3-й армии шесть полков потеряли более половины состава, пять – более трети состава. Урон 8-й армии оценивался более чем в 60 тыс. человек. Большой некомплект имелся и в других армиях как Юго-Западного, так и Северо-Западного фронтов. В результате командование армий Юго-Западного фронта должно было существенно ограничить наступательные задачи.

Генерал Алексеев

25 октября (7 ноября) начальник штаба армий Юго-Западного фронта генерал от инфантерии М.В.Алексеев подготовил и направил через Н.И.Иванова начальнику штаба Верховного главнокомандующего Н.Н.Янушкевичу доклад о сложившейся обстановке, содержавший принципиальные выводы по исходу операции в Галиции:

«Действительная обстановка, которая сложилась на Сане и под Перемышлем и которою приходится руководствоваться при выработке решений, представляется в таком виде: отступление австрийцев на этом фронте не явилось результатом одержанной нами именно здесь победы...

Развить сильные удары своими обоими флангами не представлялось возможности, не взирая на полное понимание всеми начальниками необходимость этого: не было своих готовых к этому маневру войск, и противник успел уйти из-под ударов…

Таким образом, действительная обстановка перед третьей и восьмой армиями такова: противник еще не разбит, сохранил свободу действий и способность к маневрированию и бою. Исходя из этого, я в рапорте Верховному главнокомандующему представил свои соображения, что до нового разгрома австрийских войск против них нельзя ограничиваться одним прикрытием и обеспечением…

Конечная цель наших усилий бесспорно вторжение в Германию, но путь к этой цели лежит через поражение австрийцев, иначе мы встретим такие препятствия, устранить которые в разгаре вторжения в Германию трудно.

Настоящую телеграмму благоволите доложить Верховному главнокомандующему. Долг службы заставляет меня доложить, что состояние австрийской армии не позволяет считать дело законченным, что ранее вторжения в Германию нужно избавиться от этого врага, поставив поражение его промежуточною частною целью, лишь по достижению которой можно развивать удар против Германии; без этого на обеспечение потребуются значительные силы, ущерб численности войск, выполняющих эту задачу. Поэтому я прошу дать возможность армиям Юго-Западного фронта систематически выполнять выпадающие на них задачи, сообразуясь с обстановкою, не требуя ускоренья при тех условиях, когда это трудно достижимо, имея в виду, что австрийские войска требуют к себе особого внимания».[2]

Положение германских войск также вызывало необходимость сосредоточить против них максимум имеющихся сил. Начальник Уральской казачьей дивизии генерал-лейтенант А.М. Кауфман-Туркестанский отмечал:

«В настоящую операцию мы имеем дело не с разбитыми и деморализованными войсками, а с противником, отходящем в полном порядке, прикрывающимся сильными арьергардами».[3]

Вопрос о потерях войск с самого начала войны был объектом пристального внимания и военного ведомства (поскольку от него прежде всего зависело своевременное пополнение), и общественных кругов России. Военачальники всех уровней – от командиров полков до командующих армиями – должны были отражать потери в журналах боевых действий. Однако это делалось, как показывает обращение к этому источнику, далеко не всегда. Командиры подразделений и частей направляли рапорты об их боевых действиях и составе, где также должны были отражаться потери. Но в горячке боев, особенно затяжных, такое тоже бывало не всегда. Кроме того, появилась категория потерь, афишировать которую стало «неудобно», — пропавшие без вести. Наиболее полно потери личного состава отражались в приказах по строевой части (снятие с довольствия); но такое происходило куда менее регулярно, чем зачисление на довольствие пополнения. Учетом потерь и сбором рапортов и именных списков убитых, раненых и пропавших без вести занималось Бюро учета потерь Главного штаба. Кроме того, части направляли в дивизионные штабы раз в 15 дней общие рапорты о понесенных потерях. Эти виды документов и использованы при воссоздании картины понесенного урона в Варшавско-Ивангородской операции.

Затяжное молчание армейских штабов после Галицийской битвы вызвало серьезное беспокойство в Главном управлении Генерального штаба, в Главном штабе, Военном министерстве, да и среди публики – особенно в больших городах, куда стали проникать известия о тяжелых потерях русских войск в «октябрьских боях». Штаб Верховного главнокомандующего неоднократно требовал от подчиненных направления точных сведений о потерях, грозя взысканиями:

«Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта сообщил, что Верховный главнокомандующий выразил крайнее свое неудовольствие за неисполнение неоднократно переданных армиям указаний о незамедлительном доставлении в Главный и Верховный (Верховного главнокомандующего – С.Н.) штабы сведений об убитых, раненых, пленных, пропавших без вести. Примите решительные меры к выполнению полученных распоряжений вверенными Вам частями и штабами. На виновных в неисполнении наложите взыскания и о взысканиях доложите».[4]

«Верховный главнокомандующий, будучи крайне недоволен, что до сего времени ведомости об убитых, пропавших без вести, раненых и взятых в плен офицерах и нижних чинах по указанным Главным штабом формам поступают в этот штаб с большим запозданием, вызывая этим недовольство и недоверие, приказал принять самые энергичные меры, чтобы это дело было налажено и чтобы кроме того корпусные командиры и лица, пользующиеся их властью, о потерях в офицерах немедленно после каждого боя телеграфировали в Главный штаб».[5]

В армиях штабы также пытались принять экстренные меры для получения информации об уроне войск. Дежурный генерал штаба 8-й армии генерал-майор Гейден 2/15 ноября 1914 г. разослал циркуляр: «Для доклада Государю императору прошу срочно телеграфировать о потерях убитых и раненых нижних чинов по полкам за время октябрьских боев».[6] Генерал-квартирмейстер штаба 10-й армии генерал-майор А.П. Будберг 6/19 октября давал распоряжение дежурному генералу: «Начальник штаба приказал впредь вести Вам всю регистрацию потерь, пленных и трофеев, а также составлять все срочные донесения по этому вопросу для представления в штаб Главнокомандующего. Копии таких донесений прошу сообщать мне».[7]

Мобилизация запасных

Корпусные командиры также старались собрать у себя как можно более полную информацию о потерях: «Приказываю ежедневно представлять через штабы дивизий сведения о числе убитых, раненых и пропавших без вести чинах корпуса в каждой части отдельно» (приказ командира 2-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта А.В. Сычевского от 12(25) октября 1914 г. № 101).[8]

Большой урон русских войск в «октябрьских боях» проявился, когда командующие армиями стали заявлять в Ставку об отсутствии пополнений и огромном некомплекте в личном составе. В сентябре-октябре 1914 г. армии Северо-Западного фронта получили 410 маршевых рот пополнения, армии Юго-Западного фронта – 508 рот, по 250 человек в каждой. Тем не менее, состав строевых рот в полках упал до 40-50 бойцов; в 8-й армии недоставало 1672 офицеров и 71659 нижних чинов; только для армий Галицийской группы Алексеев требовал срочно прислать 200 рот пополнения. «Отсутствие пополнений, — телеграфировал он в Ставку 23 октября (5 ноября н. ст.) 1914 г., — все более и более тревожит все командные инстанции, опасающиеся утратить дорогие кадры, на которых можно обосновать прочность частей».[9] Мобилизационный отдел Главного штаба не располагал такими ресурсами вооруженных людей, а запасные части в действующей армии уже были израсходованы. Начальник штаба Верховного главнокомандующего Янушкевич заявил, что «при настоящих условиях единственно возможным средством быстрого пополнения армий является высылка невооруженных и не снаряженных команд и обеспечение последних необходимым уже в армиях за счет собранных запасов».[10]

Командующим армиями пришлось согласиться на то, что только половина прибывающих солдат будет вооружена; уже в ноябре стали прибывать на треть вооруженные команды. Одновременно выяснилось, что Ставка располагает заниженными сведениями о потерях войск в летней кампании 1914 года.

Тем не менее, обобщающие сведения о потерях действующей армии были собраны только к концу года и отличались неполнотой и неточностью. Кроме того, в Главном штабе была введена совершенно не соответствовавшая хронологии операций периодизация войны. В результате Восточно-Прусская операция и Галицийская битва были раздроблены на три «периода», один из которых был приурочен к дате взятия Львова. Варшавско-Ивангородская операция также оказалась разбита на три «периода войны», первый при этом включал окончание Галицийской битвы и сражение на Мазурских озерах, а последний завершался 11/24 ноября – в разгар операций против Кракова и Карпат. Результатом стали завышенные сведения по 9-й (вдвое), 3-й и 8-й армиям Юго-Западного фронта и заниженные – по 4-й армии. Общие их потери без учета 11-й армии оценивались в 225 тыс. человек.[11]

Данная работа призвана определить боевые потери российско-императорской армии в Варшавско-Ивангородской операции по всем соединениям и отдельным частям, участвовавшим в боях. В представленных таблицах указаны категории потерь. При этом в число убитых включены умершие от ран и боевых травм, в число раненых – контуженные (получившие в бою механические или акустические повреждения), в число пропавших без вести – пленные и отставшие (дезертиры). Отсутствие сведений по частям оговорено отдельно. Количество подсчитано по полкам и артиллерийским частям на основании поданных именных списков и строевых приказов, суммирования числа потерь в рапортах и журналах военных действий. Потери сведены в таблицы по каждой армии, с учетом временных рамок ее участия в операции и входивших в нее соединений. Исключение составляют 1-я и 10-я армии Северо-Западного фронта. Из-за невозможности вычленить потери частей, входивших как в одну, так затем и в другую армию, состав обеих армий указан на начало операции, без перемен, последовавших в подчиненности 12/25 октября 1914 г. В общем это не искажает боевой вклад каждой армии.

Не включены в количество потерь больные и умершие от болезней, хотя эти категории также имели массовый характер во время «октябрьских боев». Помимо тяжелых условий окопной войны осенью – с проливными дождями, заливавшими окопы почти до пояса, снегом, ночными морозами – армии Галицийской группы, например, сильно пострадали от эпидемии холеры. Если урон больными и количество смертельных исходов в армиях Северо-Западного фронта были не столь значительны (хотя к ноябрю тоже увеличились – в 112-м пехотном Уральском полку за неделю 7 офицеров и 228 солдат),[12]то в полках 8-й армии он серьезно влиял на снижение боеспособности. Так, в октябре в 134-м пехотном Феодосийском полку заболел 161 человек, в 196-м пехотном Инсарском полку – 376 человек.[13] Потери от болезней подлежат отдельному изучению, причем для него не всегда хватает источников: это в основном ежедневные рапорты госпиталей и строевые приказы полков, не всегда хорошо сохранившиеся. В целом следует указать, что в армиях Северо-Западного фронта еженедельно в указанный период находилось на излечении от 388 до 527 офицеров и от 10,5 до 14,5 тыс. нижних чинов, а в армиях Юго-Западного фронта – от 107 до 264 офицеров и от 7 до 9 тыс. нижних чинов, причем за время операции прибыло в госпитали больных 591 офицер и 24025 нижних чинов (из них умерло 328, включая 2 офицеров).[14]

Также неполны сведения о потерях тыловых частей – госпиталей, этапов, парков, обозов. Как правило, во время упорных, длительных боев на постоянной позиции тылы несли только случайные потери от артиллерийского огня. Но во время маршей, особенно отступления, при разгроме соединений они страдали больше всего, теряя главным образом пропавших без вести, к которым в данном случае относятся как не вернувшиеся в часть отставшие или бежавшие, так и попавшие в плен. Потери убитыми и ранеными здесь почти отсутствуют. В приводимых ниже сведениях тыловые части не учитываются.

В боевых частях для октябрьских боев 1914 года также характерно большое количество пропавших без вести. Тяжелые поражения арьергардов на левобережье Вислы и Сана, отступление в сложных погодных условиях стали причиной массового «отставания». В некоторых соединениях количество отставших достигало тысячи человек. Борьба с отставанием имела мало успеха. Так, в 196-м пехотном Инсарском полку отставшие на один день 5 рядовых были наказаны 10 ударами розог каждый; спустя несколько дней из полка бежал уже 21 человек.[15] Особенно отличались солдаты национальностей, сходных с местным населением, — евреи, поляки, украинцы. Некоторые после окончания боев возвращались в части при переходе русских армий в наступление, что нашло отражение в строевых приказах. Во время боев под Варшавой по ночам уходили самовольно из окопов, а затем возвращались утром в строй и стрелки 19-го Сибирского стрелкового полка (до 150 человек за день).[16] Возвратившиеся в строй не вошли в таблицы. Обеспокоенность русского командования проблемой отставших нашла отражение в довольно резком разговоре по прямому проводу между начальниками штабов Верховного Главнокомандующего Н.Н.Янушкевичем и армий Юго-Западного фронта М.В.Алексеевым 9 (22 н. ст.) ноября 1914 г.:

«Должен сказать следующее: из массы докладов лиц, побывавших в ближайших войсковых тылах, выясняется, что при малейшем движении вперед в дни боя дивизии растягиваются от линии боя на 10-12 верст, и число отсталых достигает поразительно больших размеров, примерно от 20 до 40 процентов. Из опыта Северо-Западного фронта выясняется необходимость особо суровых и энергичных дежурных по полку, наблюдающих за фактическим выступлением с ночлегов и правильным движением во время марша. Там, где эта суровость существует, там, к сожалению, и порядок. Сопоставляя цифры переданных вам пополнений с официально от вас полученными о убыли смею утверждать, что в тылу далеко не благополучно, необходимо немедленно послать с казаками и конвойными жандармами лиц для поручений. Они несомненно выяснят и выдворят таких отсталых… Вот почему я так настойчиво и прошу вас самыми драконовскими мерами очистить тыл. Сотня другая расстрелянных быстро наведет порядок. Тяжело это говорить, но видимо на этом надо остановиться».[17]

Проблема большого количества пропавших без вести и не столько попавших, сколько сдавшихся в плен очень серьезно обеспокоила русское командование всех уровней. В приказе по 2-й армии 10/23 октября говорилось: «Предписываю начальствующим лицам разъяснять всем чинам армии статьи закона. Предписываю подтвердить им, что все сдавшиеся в плен, какого они ни были бы чина и звания, будут по окончании войны преданы суду и с ними будет поступлено так, как велит закон… Требую сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления, это

Генерал А.А. Брусилов

упростит впоследствии разбор их дела на суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена. Приказываю также всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдавшимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный».[18]

Командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов, обращаясь к командиру 8-го армейского корпуса генералу от инфантерии Н.А. Орлову, даже призывал войска учиться у «германца», имея в виду очень небольшое число взятых в плен солдат германской армии:

«Последнее время замечаются печальные позорные явления: в плен попадают не раненые нижние чины. Дело офицеров воспитывать нижних чинов, внушать им, что сдача в плен здоровым это бесчестно, позорно, такие люди клятвопреступники, так как целовали крест драься до последней капли крови. Требую это настойчиво приводить в сознание нижних чинов. В этом случае нужно подражать не австрийцам, а германцам».[19]

Командир 3-го Кавказского армейского корпуса В.А. Ирман (Ирманов) 15/28 ноября приказывал: «Есть такие недостойнейшие трусы, которые самовольно оставляют позицию, оставляют своих товарищей собственным их силам, есть и такие негодяи, которые простреливают себе пальцы, чтобы иметь предлог уйти из строя как раненому, и наконец есть такие подлые, которые с легким сердцем сдаются в плен врагу. Приказываю командирам полков предавать их полевому суду».[20]

Следует заметить, что солдаты попадали в плен при разных обстоятельствах, и это не всегда было следствием именно их злой воли. Так, в 56-й пехотной дивизии во время боев под Ширвиндтом и Владиславовом 29 сентября ст. ст. одна из рот 222-го пехотного Красненского полка из-за плотного артиллерийского и ружейно-пулеметного огня противника не могла покинуть окопы при отходе и попала в плен. 18 октября ст. ст. при неудачной атаке той же дивизии на господский двор Шукли 180 человек из 224-го пехотного Юхновского полка спрятались за стог и сдались в плен. Оба случая описаны в журнале военных действий дивизии.[21] Полурота 114-го пехотного Новоторжского полка (59 нижних чинов при офицере) попала в плен ночью на 12 октября ст. ст. в темноте при небдительном несении караулов.[22]

Впрочем, были и совершенно невиданные ранее случаи вступления целого полка в переговоры о сдаче (332-й пехотный Обоянский полк, попавший в окружение во втором сражении у Опатова и потерявший всех офицеров). Но и такое было следствием чрезвычайной обстановки, сложившейся в бою. Здесь многое зависело от твердости духа солдат. 23 сентября ст. ст. отряд капитана Черковского (1-й и 4-й батальоны 255-го пехотного Аккерманского полка 64-й пехотной дивизии, подчиненные 51-й пехотной дивизии) на рассвете был атакован у дер. Здржембы со всех сторон. После жесточайшего обстрела в строю осталось 250 солдат и 8 офицеров. 15-я рота, оставшись без командира, выкинула белый флаг, вышла из окопов и с поднятыми руками направилась в сторону противника. Командиры 1-й и 2-й рот открыли по сдающимся огонь, прапорщик 2-й роты Бройтфус бросился к солдатам, вырвал у них белый флаг, но тут же был убит разрывом снаряда.[23]

Генерал Н.В. Рузский

На необходимость тесного взаимодействия солдат и офицеров как залога стойкости в бою указывал в циркуляре и главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал от инфантерии Н.В. Рузский:

«За последнее время было замечено несколько печальных случаев сдачи в плен целых рот в полном составе, считаю необходимым принять меры к искоренению такого постыдного и опасного для армии явления. В числе причин, создающих такую почву для возможности таких случаев, должна быть отмечена слишком большая отдаленность начальствующих лиц от нижних чинов. Условия современного боя, конечно, не позволяют управлять крупному начальнику, находясь в передовых линиях, но периодически начальники даже крупных войсковых соединений обязаны посещать части, находящиеся на передовых позициях, говорить с нижними чинами и входить в их нужды. Необходимо, чтобы связь начальника с нижними чинами не прерывалась, по имеющимся у меня сведениям, даже офицерский состав частей войск чувствует свою отчужденность от высших начальников. Предписываю обратить на это дело особенное внимание. Кроме того, необходимо предупредить все части, что сдавшиеся в плен, не будучи тяжело раненными, будут по окончании войны судимы за побег с поля сражения».[24]

Строевые командиры лучше видели боевую обстановку и иначе относились к этому явлению. Временно командовавший 10-м гренадерским Малороссийским полком подполковник Ф.П. Полухин докладывал в штаб 3-й гренадерской дивизии: «Большая потеря в нижних чинах без вести пропавшими в боях при операции на р. Висле объясняется превосходящими силами противника, исключительными условиями лесного боя, выполнение возложенной задачи с непоколебимым упорством, удержать за собой переправу, ведя бой только штыком… Некоторые роты, потеряв офицеров и оставшись без надлежащего руководства, при наличной крайне тяжелой, прямо исключительной обстановке, часть которых и были окружены превосходящими силами противника».

О том же свидетельствовал полковник Тиматьев, командир 9-го гренадерского Сибирского полка: «174 человека без вести пропало в период двухдневного лесного боя, потребовавшего больших жертв в личном составе нижних чинов, а особенно в командном составе среди господ офицеров и унтер-офицеров… И потому возможно, что некоторые за невозможностью взять верное направление и отсутствием вождей, к которым так привык наш простолюдин-солдат (выделено в оригинале – С.Н.), пришли к полному замешательству, которым воспользовался противник».[25]

Однако сказывался и фактор отчуждения солдат от офицеров. В бою 17/30 октября у дер. Паббельн 13-я рота 115-го пехотного Вяземского полка (140 человек) оторвалась от главных сил на 150 шагов и была окружена германцами. «На предложение сдаться нижние чины положили ружья и были уведены противником настолько поспешно, что даже не взяли с собою оружие. Подпоручик Лиоферов (командир роты – С.Н.) уведен насильно».[26] Это, пожалуй, был первый случай, когда подчиненные уводили с собой в плен командира. Но к тем же боям у Владиславова относится эпизод, когда командир 209-го пехотного Богородского полка полковник князь П.И. Массальский не только добровольно сдался в плен, не дав себя отбить трижды прорывавшемуся к нему в штыки капитану В.С. Везенкову, но и запретил эвакуировать раненых, находившихся вместе с ним в окруженной усадьбе.[27]

И все же большую часть пропавших без вести составляли именно погибшие, чьи тела не были вынесены с поля боя.

На 6 ноября 1914 г. в лагерях Германии состояло русских пленных 3121 офицер и 186779 нижних чинов; разница с данными на 12 сентября составляла 95379 нижних чинов и 1291 офицер.[28]Учитывая, что половина этого количества приходится на взятых в плен в Восточной Пруссии по 15 сентября, то из пропавших без вести в армиях, сражавшихся против германских войск, в германский плен попало 45-50 тыс. человек. Австро-венгерская сторона объявила о взятии 40 тыс. пленных, из них 10 тыс. под Ивангородом. Таким образом, из почти 120 тыс. пропавших без вести на пленных приходится только 2/3; остальных следует отнести к погибшим. Действительно, из 1040 пропавших без вести 57-го пехотного Модлинского полка позднее другими частями как погибшие и захороненные было идентифицировано 620 человек.[29]

Воронка от тяжелого снаряда

Еще одной проблемой войск при переходе к позиционной войне стал рост ранений в конечности, особенно в кисти рук. Так, за неполную первую неделю октября в 1-й бригаде 12-й пехотной дивизии у Мижинца ранение в левую кисть получили 17 офицеров и 554 нижних чина.[30] Много раненых в руки было среди кавалеристов. Однако весь гнев командиров был излит исключительно на солдат. Командующий 4-й армией генерал от инфантерии А.Е. Эверт 1/14 октября направил в корпуса циркуляр: «До сведения моего дошло, что в боях появились массовые поранения в пальцы преимущественно левой руки нижних чинов. Приказываю установить по возможности наблюдение за нижними чинами и сделать распоряжение, чтобы врачи особенно внимательно исследовали подобные раны и при сомнении о таких нижних чинах незамедлительно доносили строевому начальству для расследования и привлечения к ответственности по закону военного времени».[31]

Ему вторили командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов и командир 24-го армейского корпуса генерал от кавалерии А.А. Цуриков 15/28 октября: «В дополнение к приказу 8 армии за № 108 и приказания моего, переданного в части войск «раненых в руки оставлять до конца боев настоящего периода в строю», приказываю сортировку «раненых в руки» делать в дивизионных лазаретах и госпиталях полевых и Красного Креста, причем выделять могущих нести службу в строю, которых и передавать в Самборе корпусному коменданту для отправления обратно в свои части; то же делать и при эвакуации на железнодорожной станции Самбор, куда в дни эвакуации корпусному коменданту высылать конвой и писаря для приема раненых в пальцы, не подлежащих эвакуации».[32]

Однако Н.В.Рузский не видел в таких раненых злоумышленников и изменников: «Главнокомандующим замечено, что нижние чины выставляют иногда фуражки, надевая ее на руку, что влечет за собою ранение руки. Главнокомандующий приказал обратить на это внимание и предлагает принять меры, чтобы нижние чины не выставляли фуражек, надетых на руки, а если выставлять, то чтобы надевали их на палку или штык» (циркуляр от 8/21 октября).[33] Начальник штаба 2-й армии генерал-майор П.И. Постовский приказывал: «Некоторые части не достаточно внимательно укрепляются, козырьки (у окопов – С.Н.) не устраиваются, чем объясняется отчасти значительное число поранений в руку. Оставлялась без укрепления даже тяжелая артиллерия, небрежность в отношении которой совсем не простительна. Командующий армией требует, чтобы войска укреплялись даже в резервах, артиллерия и на закрытых позициях» (циркуляр от 4(17) октября 1914 г. № 298).[34]

Как наиболее эффективная мера для спасения многочисленных раненых, остававшихся на поле сражения, высочайшим приказом от 15/28 ноября 1914 г. было велено создать в каждом полку команды санитаров изнижних чинов, по 8 на роту.[35] До этого вынос раненых должны были производить по возможности сами солдаты, госпитали и перевязочные пункты находились в тылу. Предполагалось, что после каждого боя будет возможность убрать трупы и оказать помощь раненым. Но реалии затяжных боев опрокинули эти надежды. На некоторых участках фронта между позициями лежали в течение нескольких недель убитые и раненые, и ни та, ни другая сторона не давала возможности их вынести.

Беспокоило русское командование и большое количество погибших. Уже упоминавшийся Н.В. Рузский объявлял войскам: «В боях с 13 по 26 сентября (ст. ст. – С.Н.) наша пехота понесла потери, не соответствующие по своим размерам тем силам противника, которые действовали против нас. Одна из причин чрезмерно больших потерь в пехоте заключается в том, что наступление ведется в ротах густыми цепями и даже кучами. Напомнить войскам, что при современном оружии наступление с одной стрелковой позиции на другую должно производиться под действительным огнем перебежками целыми взводами и отделениями или звеньями и одиночными людьми с накапливанием взводов на новых стрелковых позициях. Другая причина чрезмерных потерь заключается в излишнем наслаивании ротных и батальонных резервов. Предложить строевым начальникам напомнить людям главные основания действий пехоты, изложенные в Наставлении для действий пехоты в бою 1914 года. Приостановка наступления дает полную возможность к этому».[36] И это говорилось спустя 2 месяца после начала войны! Впрочем, почти через год войны (5/18 июня 1915 г.) А.А. Брусилов приказывал атаковать не только густыми цепями, а колоннами, и чтобы лучше шли, сзади «иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы если понадобится заставить идти вперед и слабодушных».[37]

Как следует из приведенных суммарных данных, армии Юго-Западного фронта понесли большие потери, чем армии Северо-Западного фронта; при этом урон армий, осуществлявшие прикрытие операции главных сил (1-я и 10-я на границах Восточной Пруссии, 3-я, 8-я и 11-я армии в Галиции), оказался выше, чем в ударной группе. Хотя следует заметить, что 5-я армия состояла всего из трех корпусов и вела серьезные бои всего неделю; в 11-й армии было два корпуса, но на ее долю выпал кровавый штурм Перемышля и позиционные бои. Высокие потери в 10-й армии можно объяснить и тем, что входившие в нее корпуса только недавно прибыли на фронт и, не имея еще боевого опыта, были брошены в атаки на хорошо укрепленные германские позиции. В 4-й армии неполно представлены потери 52-й пехотной дивизии: не удалось обнаружить точные сведения о потерях 207-го пехотного Новобаязетского полка убитыми и пропавшими без вести (по оценке командования – более 1000 человек). Также сомнительны данные о потерях полков 2-й льготной Кубанской казачьей дивизии 8-й армии – единственного соединения, выведенного с фронта для пополнения.

Общие потери русских армий в Варшавско-Ивангородской операции

В целом потери русских армий оказались ниже, чем во время двух фронтовых операций летней кампании – Галицийской битвы и Восточно-Прусской операции. Тогда за полтора месяца Россия лишилась почти полумиллиона своих солдат. В следующем месяце, как видно из таблицы, было потеряно в общем 350 тыс. человек (около четверти от боевого состава). Среднемесячный уровень потерь несколько повысился, особенно убитыми и ранеными. Ведь только в Восточно-Прусской операции доля пленных достигала 150 тыс. человек, а с учетом армий Юго-Западного фронта пропавшие без вести и пленные составляли почти 40% понесенных потерь. В «октябрьских боях» эта категория составляла чуть больше трети общего урона войск.

Велики были потери в офицерском корпусе. Октябрьские бои характеризовались высокой долей командовавших ротами прапорщиков и даже нижних чинов – подпрапорщиков, фельдфебелей и унтер-офицеров. Возросло число «временно командующих» или замещающих отсутствующих командиров. Среди кавалерийских офицеров вдруг развились массовые болезни. В пехоте и артиллерии выбыло из строя много командиров частей и соединений. Некоторые полки в течение одного-двух дней несколько раз меняли командиров. Например, в 84-м пехотном Ширванском полку командир пропал без вести, один заменивший его командующий ранен, а другой убит. Всего выбыло из строя 77 лиц начальствующего состава: 7 командиров бригад (в том числе по одной кавалерийской и артиллерийской) и 71 командир полков (в том числе двух кавалерийских). Наиболее тяжело в этом отношении пострадала 10-я армия. Счастливо избежала потерь в начальствующем составе 11-я (Блокадная) армия.

Потери начальствующего состава в Варшавско-Ивангородской операции

Из генералов было убито двое: генерал-майор В.И. Жуковский – командир 2-й бригады 1-й Сибирской стрелковой дивизии 2-й армии и генерал-майор А.В. Орлов – командир 1-й бригады 61-й пехотной дивизии 4-й армии. Раненых генералов было пять: генерал-майор Ю.Ю. Копытинский – командир 1-й бригады и командующий 93-м пехотным Иркутским полком 24-й пехотной дивизии, генерал-майор И.Л. Шамота – командир 1-й бригады 2-й Сибирской стрелковой дивизии, генерал-майор В.К. Зубов – командир 2-й бригады 5-й Сибирской стрелковой дивизии (все из 2-й армии), генерал-майор А.И. Мартынов – командир 2-й бригады 4-й кавалерийской дивизии 10-й армии, генерал-майор Ф.Ф. Верман – командир Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка (1-й армии). Урон в генералитете был значительно ниже, чем во время летней кампании (тогда только в Восточной Пруссии в плен попало 15 генералов).

Потери армий Центральных держав в «октябрьском походе» были несколько меньше русских, но все-таки тоже серьезно сказались на оперативных возможностях противника. Урон германских армий Восточного фронта был существенно меньше, чем у их союзников австро-венгров, и не только потому, что боевой состав вступивших в сражение 8-й и 9-й германских армий был как минимум вдвое меньше. Германские войска преимущественно оборонялись: 9-я армия после выхода на среднюю Вислу и к Варшаве (наступала две недели, в том числе с боем не более 5 дней), 8-я армия по преимуществу, лишь иногда нанося контрудары. Обе армии находились на хорошо укрепленных позициях и имели преимущество в количестве артиллерии, особенно тяжелой. Если германские дивизии сохранили кадровый состав в Восточно-Прусской операции, то императорско-королевская армия в Галицийской битве лишилась половины состава и была пополнена наспех обученными новобранцами и ополчением. Австро-венгерские армии практически целый месяц либо наступали с боем, либо вели взаимные атаки на укрепленные позиции, либо встречные бои, как под Ивангородом. В артиллерии у австро-венгров превосходства не было, за исключением тяжелых мортир, к тому же у полевых орудий было очень мало снарядов, что конечно сказалось на успехе действий пехоты и ходе операции в целом. В то же время потери как австро-венгерских, так и германских войск были меньше, чем во время операций летней кампании.

Потери войск Центральных держав на Востоке в октябре 1914 г.[47]

В первых числах ноября германские войска практически не имели потерь до начала наступления их на Лодзь и оборонительного сражения в Восточной Пруссии. В то же время австро-венгерские войска на разных участках фронта вели упорные бои, сопровождавшиеся тяжелыми потерями. По оценкам австро-венгерского командования, 1-я армия в сражении на Опатовке потеряла за два дня 10 тыс. человек, примерно столько же могли потерять вместе 4-я армия у Мальче и Лежайска при ожесточенном штурме русских плацдармов на Сане и 2-я армия с группой Пфлянцер-Бальтина в боях между Старым Самбором и Коломеей. Таким образом, боевые потери армий Двуединой монархии в «осеннем походе» достигали 209 тыс. человек, в том числе севернее Сандомира – 50-60 тыс. (оценка генерала В. Данкля),[48] а вместе с германцами — 240 тыс. человек. Для австро-венгерских вооруженных сил это были самые тяжелые среднемесячные потери за всю первую мировую войну. Не случайно участники боев сразу же окрестили их «адом на Сане».

Соответственно поэтому германские армии оказались способны на активные действия вплоть до конца 1914 года, хотя и не столь широким фронтом, а австро-венгерские войска еле остановили русский натиск у Кракова и в Бескидах и только в декабре смогли перейти в наступление с весьма ограниченным результатом. Русское же верховное командование не вняло мнению М.В. Алексеева и продолжило активные операции, которые до конца 1914 года не принесли решающего успеха и снова были сопряжены с тяжелыми потерями, заставившими уже в середине ноября запланировать внеочередной призыв более молодых возрастов военнообязанных и более старых – ратников ополчения.

Я выражаю искреннюю и глубокую признательность сотрудникам Российского государственного военно-исторического архива за их самоотверженный труд, без которого не было бы ни этой статьи, ни многих и многих трудов по военной истории нашей родины.