КАЗАКИЯ: НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗАГОВОР

КАЗАКИЯ: НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗАГОВОР

Выдержки из книги А.Ф. Розова "Русское рваное время". Прага, 2010 г.

Оболенские, Трубецкие, Шереметьевы... После переворота 1990-х годов в России постоянно появляются публикации «о судьбах знаменитых российских дворянских фамилий». Казалось бы, правильно - это интересно. Однако при неоднократном повторении одних и тех же фактов, их осмыслении, естественно возникает вопрос: а какой след оставили упомянутые дворянские фамилии в судьбе Российской империи конца ХIХ и начала ХХ веков, в первой великой войне, в буржуазном и большевистском переворотах, в гражданской бойне?..

В.О. Ключевский на рубеже этих веков мудро написал: «Почему люди так любят изучать своё прошлое, свою историю? Вероятно, потому же, почему человек, споткнувшись с разбега, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения». Все годы коммунистического режима советские идеологи отучали сограждан от исторического анализа, предлагая свою суррогатную версию истории в целом и Российского государства в частности. Оглядываться на место своего падения не было положено хотя бы по той причине, что тогда бы большевистский режим развалился ещё раньше, чем это случилось.

Вместо анализа, попытки найти новые любопытные факты, современные СМИ России кормят читателя вот уже много лет, со времён перестройки, сусальными интимными подробностями почти одних и тех же сиятельных лиц с их покупками недвижимости, поездками на отдых за границу. Забивают голову читателя тем, как они женились, как любились, как регулярно плодились. И ни слова о том, что в критический период для Российского государства эти люди, в первую очередь, были ответственны за его судьбу. Где они были, родимые? Что делали, чтобы остановить крушение? Чем отличились? Неужели только словами из популярной песни - «корнет Оболенский, налейте вина»? Кому многое дано, с того и больше спрашивается. Увы, нечего потомкам этих семей сегодня рассказать. Профукали их предки Россию, так покайтесь же за них и не выпячивайтесь. А вместо этого... Полноте, стоит ли об этом? Бог им судья...

Давайте лучше вспомним тех, кто боролся, кто здоровье и жизнь свою отдал за Русь, кто не был равнодушен к её судьбе. Были же, наконец, люди, которые хотели найти приемлемый выход из кровавой бойни. Сегодня стоит вспомнить и о тех, кто им мешал, кто обязан был по своему положению не допустить уничтожения Великой империи, а вместо этого просто созерцал происходящее.

Казачье Государство.

Двое выдающихся военачальников: Анатолий Киприянович Кельчевский и Владимир Ильич Сидорин, внесшие действительно реальный вклад в борьбу с большевиками, сегодня незаслуженно забыты даже казаками, потомками тех, кого они вели в бой на полях Гражданской войны, тех, с кем хотели они создать свободную Казачью Республику, состоящую из областей Донского, Кубанского и Терского войск. Сегодня это стремление может кому-то показаться наивным. Тем более, что все привыкли к тому, что были лишь белая и красная идеи. Никакой третьей попытки выхода из Гражданской войны, якобы, не существовало. Сторонники Великой Империи от Балтийского моря до Тихого океана и тогда, и сейчас факт третьего пути воспринимали и воспринимают откровенно враждебно. Ну как же! Это же явный сепаратизм! А кто сказал, что сепаратизм, «стремление к достижению самостоятельности», как это толкуют словари русского языка, так уж и плох. Казаки всегда имели больше самостоятельности, чем, к примеру, крепостные крестьяне России. При этом сторонники «единой и неделимой» забывают, что распад Империи начинался с движения к достижению самостоятельности (читай - сепаратизма) и растянулся на весь минувший век: начиная с отделения Польши и предоставления Финляндии независимости до развала СССР.

Казачье государство, безусловно, имело право на существование без большевиков и их противников. Исторический опыт свидетельствует, что ликвидация империй в конечном итоге приводит к более рациональному разделу мира, способствует прогрессу, даёт предпосылку к новому, более разумному экономическому и политическому объединению в будущем.

Но даже сегодня все поползновения отделиться от того, что осталось от некогда большого государства, подавляются огнём и мечом. Принцип всё тот же: если нам выгодно - это национально-освободительное движение, если нет - это сепаратизм, который следует подавить. Пора искать иные, не кровавые, пути для объединения русских и тех, кто себя к ним причисляет - в России и по всему миру. Надо развивать единую русскую национальную идею, используя исторический фундамент, и помнить: если она будет выбрана правильно, ей не будут преградой никакие государственные границы.

Суд.

1920 год. Весна. Севастополь. Военно-морской суд под председательством генерала В.М. Драгомирова судит бывшего командующего Донской армией генерал-лейтенанта Владимира Ильича Сидорина, бывшего начальника штаба этой армии, бывшего военно-морского министра Южнорусского правительства, генерал-лейтенанта Анатолия Киприяновича Кельчевского и редактора газеты «Донской Вестник», издаваемой при штабе Донской армии, бывшего заведующего политчастью Донской армии сотника графа дю Шайля.

О чём думал тогда мой дед, генерал Кельчевский, совсем недавно ещё разрабатывавший планы сражений одной из самых многочисленных белых армий, что творилось в его душе - об этом можно только догадываться. Можно предположить, что между иным прочим этот стройный, моложавый, русоволосый с небесно-голубыми глазами и пшеничными усами человек, любимец женщин, думал о своих взаимоотношениях с судьями, которых знавал не один год, о жизни, казалось бы, зашедшей в тупик, о будущем, которое виделось очередным коридором в запутанном лабиринте. Однако, будучи очень деятельным человеком, он и тут наверняка не отчаивался, пытаясь найти выход из создавшегося положения.

Думал он, наверное, и о молодом талантливом красном командире, с которым его совсем недавно связала судьба, и не только связала, но и распорядилась так, что платить им за эту связь довелось одновременно... (По оценке генерала А.К. Кельчевского, начальника штаба Донской армии, части Б.М. Думенко, происходившего из семьи иногороднего жителя Области Войска Донского, бедного крестьянина-украинца, были «настоящей русской армией», а их командир - «народный самородок» - внёс много нового в тактику конного боя. Самоотверженно борясь за Советскую власть и лично сформировав из иногородних крестьян и бедных казаков не одну конную часть, Думенко негативно оценивал политику Л.Д. Троцкого и всего военного ведомства по насаждению в Красной армии жёсткого контроля комиссаров над командирами, считая, что контролировать следует только бывших офицеров. Сам он неоднократно публично критиковал тех комиссаров, которые, по его выражению, «только сидят в тылу и пишут приказы», и требовал от них быть на позиции. – Прим. «КВ»).

Мы не были с генералом знакомы. Без малого двадцать лет разделяет его смерть и моё рождение. Перечитывая в который раз его работы, короткие воспоминания, ловлю себя на мысли, что мучительно хочу подсказать ему, как надо было бы поступать. Кажется, что с позиций настоящего дня это проще. Но потом понимаешь, что глубоко заблуждаешься. И сегодня события тех лет остаются спорными и неясными. Кроме того, начеку известная истина: история не имеет сослагательного наклонения.

По лицу Анатолия Киприяновича было заметно, что он не слушает ни обвинителей, ни свидетелей, а погружён в свои мысли. В такие критические моменты люди, как правило, вспоминают свою жизнь, и генерал не был исключением...

...«Зудит, как сельский дьячок, - вероятно, подумал генерал, переведя взгляд на судью Драгомирова. - Интересно, отец его был тоже такой же скучный? Наверное, нет... Военный теоретик, поклонник учения Суворова. Вот только с сыном ему не повезло. Бесталанный тип. В галицийском разгроме в мае-июне 1915 г. вина его, вместе с другими, немалая. Сколько из-за него солдатиков полегло тогда… Наказали, сняли, а с него, как с гуся вода. Здесь же он весь какой-то неуверенный, как будто напуганный. Что он там, кстати, бормочет? Ах, „они“ удаляются на совещание. Ну-ну, посмотрим, что-то нам вынесут?..».

Первая европейская война

Война слегка отодвинула на задний план разногласия, имевшие место в генералитете, но нисколько не примирила их участников друг с другом и, конечно же, с властью.

Талант Анатолия Киприяновича Кельчевского как военачальника, стратега и тактика ярко проявился в период Первой мировой войны. Он начал её в чине полковника, начальником штаба 54-й пехотной дивизии. Потом он стал командиром 6-го финляндского стрелкового полка, а затем генералом для поручений при командующем 9-й армией П.А. Лечицком. А в октябре 1915 г. он по рекомендации адмирала Русина попадает в состав миссии, которая командируется на Западный фронт, к союзникам.

Впечатлений у генерала о поездке много. Когда читаешь «Отчёт о поездке на Западный фронт генерал-майора Кельчевского», видно, как объективно старался он анализировать всё увиденное опытным глазом военного: «Проезжая по пути через многочисленные селения и города, я нигде не видел столь резко бросающегося в глаза в тылу наших армий бесцельного шатания угрюмых, неряшливо и не по форме одетых солдат. Повторяю, в тылу французской и английской армий полный порядок, чистота и добросовестное отношение к делу. Все при деле, все подтянутые».

Однако он тут же с возмущением отмечает, что «добиваясь совершенства, они утрачивают время и дают возможность врагу улучшить оборону». И уже совершенно неприемлемо для него как военачальника бездействие союзников: «...Я всё же не могу признать законным и отвечающим общим интересам их до сего времени неподвижный, чисто пассивный характер борьбы».

Именно во время поездки на Западный фронт Анатолий Киприянович был произведен в генерал-майоры. Вернувшись в Россию, 9 января 1916 г. он вступает в должность генерал-квартирмейстера штаба 9-й армии. Здесь ему открывается простор для широкого апробирования теории на практике.

Будучи, выражаясь современным языком, начальником оперативного отдела, Кельчевский принимает, как позже пишут о нём в 1923 г., «ближайшее и деятельное участие в разработке и выполнении Черновицкой и Станиславской операций 1916 г., закончившихся блестящим успехом русского оружия»10. Начавшаяся утром 22 мая 1916 г. операция вошла в мировую историю знаменитых сражений под названием «Брусиловский прорыв». Из всех армий Юго-Западного фронта «удачливее всех оказалась 9-я армия: австро-венгерские войска вынуждены были очистить Буковину. 28 июля был взят Станислав». За заслуги перед Родиной в январе 1917 года Анатолий Киприянович назначен начальником штаба 9-й армии с производством в генерал-лейтенанты.

1917 год - кровавый, трагичный для каждого русского, для каждого российского гражданина. Из семьи Кельчевских он вырвал шестнадцатилетнего сына Владимира. Изгнанный годом раньше из Пажеского корпуса «за хранение и распространение листовок антигосударственного характера», он оказался в одном из кадетских корпусов где-то на Волге. Поздней осенью семнадцатого «борцы за светлое будущее» выведут мальчишек-кадетов во двор училища и всех до одного положат из «максима».

Над Россией забрезжила алая заря мракобесия и беспредела: торжества безграничной власти распоясавшегося быдла. В конце ХХ века, приобретя граматёшку, нарядившись «демократами» и «борцами за свободу», их потомки будут с новой силой рвать «шестую часть суши» на куски, взращивая свои миллиарды на крови соотечественников.

О подробностях убийства сына генерал узнает через полгода. Всё это время его внутреннее существо дворянина, порядочного человека, профессионального военного, учёного не может смириться с начинающей полыхать Гражданской войной. Война против иностранной армии, преследующая цель защитить Родину, имеет пусть жестокую, но логику. Гражданской войне оправдания нет.

Вместе с женой и пятилетней дочерью, моей матерью, Анатолий Киприянович находится в Румынии, где дислоцировалась 9-я армия, над которой он уже принял командование.

13 ноября 1918 г. в 11 часов вечера поезд, в котором был Анатолий Киприянович с женой Александрой Николаевной, шестилетней дочкой Ирой и недавно родившимся сыном Георгием-Юрой, прибыл на станцию Чир – место расположения штаба Восточного фронта, которым командовал генерал-лейтенант К.К. Мамантов (Мамонтов). Так Кельчевский становится начальником штаба у Мамантова.

Чуть позже, в феврале 1919 г., вновь избранный атаман Войска Донского Африкан Богаевский ходатайствует перед Деникиным о назначении генерала Сидорина командующим, а генерала Кельчевского начальником штаба Донской армии. Как впоследствии напишет в своих воспоминаниях Деникин, «первого, очевидно, по соображениям политическим (видный член оппозиции), второго - по военным. Так как военные позиции и опыт Кельчевского компенсировали отсутствие командного стажа у Сидорина, я согласился и на эти назначения». Военному таланту Анатолия Киприяновича, увы, суждено было раскрыться ещё лишь только раз.

«Мамантовский рейд».

«Ни одна боевая операция не прогремела так звучно в белом стане, как знаменитый набег Мамантова на внутренние области России (с 10 августа по 19 сентября 1919 г. - Прим. автора). О нём много говорили и в красном стане, по которому полтора месяца бесстрашно разгуливал усатый генерал с корпусом донцов, - пишет в книге «Русская Вандея» в 1926 г. И. Калинин. - План этой экспедиции разрабатывался начальником штаба Донской армии генерал-лейтенантом А.К. Кельчевским».

Казачьи войска отказывались подчиняться главнокомандующему. Деникин жаловался барону Врангелю, говоря о нежелании донского командования сообразовывать свои действия с общим положением, об «интригах в Новочеркасске», виновником последних «он называл генерала Кельчевского», упомянув о том, «что вследствие создавшейся обстановки, он вынужден был сосредоточить на Манычском фронте значительное число сил»...

Чем было вызвано такое поведение генерала Кельчевского? Сомнениями. Чем дальше, тем больше они его одолевают. Позже, вспоминая о нём, напишут: «Встав на сторону белой идеи... ему вскоре пришлось познать истинную её цену. Вся она оказалась сотканной из мелких, ничтожных самолюбий и честолюбий. Его солдатски честной натуре было тяжело и оскорбительно видеть грязную наготу его мечты. Начались первые сомнения и колебания». Появились первые «принципиальные враги».

Политологи-аналитики тех лет по свежим следам событий в 1920 и 1921 гг. будут писать: «Вся злоба дня сводилась к вопросам: как долго будет длиться агония, куда бежать, что делать. На эти вопросы никто не мог дать ответа. Не могло ответить на эти вопросы и уже сформировавшееся в Новороссийске „южнорусское правительство“». Правительство это было создано после того, как 4 января 1920 г. указом адмирала А.В. Колчака А.И. Деникин стал Верховным Правителем [Юга] России. В качестве военного и морского министра в состав этого, одного из многочисленных создаваемых тогда в России правительств, вошёл генерал Кельчевский.

Захребетники в «Южнорусском правительстве».

«Правительство находилось в состоянии полного упадка духа и, за отсутствием своей территории, лишено было влияния и возможности делать какую бы то ни было реальную работу. Кельчевский только номинально был военным министром, так как совершенно не верил в жизнеспособность „южнорусского правительства“»...

Оставаясь начальником штаба Донской армии, Анатолий Киприянович решил, хорошо зная российский менталитет, поинтересоваться, что собой представляет по количеству подчинённое ему военное министерство в Новороссийске. В январе 1920 г. он телеграммой потребовал списки служащих отдела военного министерства. Результат оказался ошеломляющим - штат министерства насчитывал свыше 1800 человек. В ответ на это «генералом Кельчевским была послана телеграмма своему заместителю о немедленном сокращении штата до минимума, причём сделана ссылка, что такой состав военного министерства превышает боевой состав любой дивизии». Вот они где были, знаменитые «корнеты, наливавшие вино». Если в военном министерстве было столько захребетников-чинуш, можно себе представить, сколько их огребало солидное жалованье во всех прочих министерствах, коих там было целых девять.

С другой стороны, победы противника вызывали в душе истинного военного уважение.

Своё состояние в тот период Анатолий Киприянович опишет в 1922 г.: «...Приходилось ли Вам испытывать в период Гражданской войны то удивительно сложное по своим противоречивым мотивам чувство, когда Вы в минуты горечи вследствие неудач на белом фронте вдруг ловили себя на горделивом сознании того, что побили Вас не кто иной, как свои же русские, да ещё как побили и как красиво задумали и провели свою операцию... Я, помню, часто ловил себя на этом в минуты удачных действий Думенко на Царицинском фронте, и в период решительной операции Будённого по ликвидации войск Южного фронта, и во время назидательных ударов Фрунзе, которые он наносил за нарушение азбучных начал стратегии в период Крымской Эпопеи».

Своя стратегия.

Однако генерал не только предавался размышлениям, он искал выход из создавшегося положения. Вот что об этом пишет Николай Росс, повествующий о пребывании Врангеля в Крыму: «Генерал Сидорин и его начальник штаба генерал Кельчевский вели политическую линию, далёкую от идей Врангеля: они хотели своими собственными силами идти освобождать Дон... Они восхваляли Февральскую революцию, предлагали создание казачьего государства, состоящего из областей Донского, Кубанского и Терского войск...».

Авторитет Анатолия Киприяновича в Белой армии был настолько высок, что представители постоянно интригующих между собой кубанского и донского казачества сошлись во мнении и сделали ему, человеку, в прошлом не имевшему никакого отношения к казачеству, неожиданное предложение: «Когда Деникин уехал в Новороссийск, во дворце кубанского атамана произошло совещание, где указывалось, что обстановка требует объединения Донской и Кубанской армий. Хорошо бы, если бы начальник штаба Донской армии генерал Кельчевский вступил в общее командование объединённой армией».

Утверждают, что это предложение генерал отверг, потому что не хотел усугублять раскол, который и так был в войсках, подчинённых Деникину. Отверг он и предложение заменить Деникина на посту Верховного Правителя России, в первую очередь, мотивируя это тем, что он человек сугубо военный и заниматься политикой не его дело.

Кроме того, Анатолий Киприянович был весьма невысокого мнения о генералитете Добровольческой армии, которым бы предстояло командовать. Главной же причиной отказа от предложенных престижных постов было то, что у Анатолия Киприяновича уже сложился свой план дальнейших действий. Вот как об этом свидетельствует «Белый Архив».

«Донцы и, в частности, Кельчевский были не в фаворе у Добровольческой армии. Отношения у них были до того рогатые, что Донская армия не исполняла приказаний главнокомандующего. Среди донцов начался раскол... Кельчевский будто бы всё это взвесил, такой финал борьбы не казался ему невероятным, и он задумал произвести маленькую оперативную комбинацию, результатом которой должно было быть окружение Донской армии и сдача её в плен».

(О наличии заговора и «своей стратегии» в командовании Донской армии косвенно свидетельствует в своих воспоминаниях белый казачий военачальник генерал-майор Голубинцев. В воспоминаниях «Русская Вандея», изданных им в эмиграции, он писал о весне 1920 г.:

«4-го марта, около 10 часов утра, бригада подходила к Екатеринодару. Проходя мимо аэродрома, я удивился спокойствию и беспечности лётчиков: на аэродроме стояло много машин как бы в ожидании, чтобы их захватили большевики. […] Учитывая такие поразительные факты небрежности или легкомыслия, невольно зарождается мысль о злом умысле, последующее ещё более убеждает в этом. Весь этот хаос и неудачи нельзя приписывать только инертности, небрежности или глупости.

Будем надеяться, что будущий историк прольёт свет на все эти обстоятельства. […]

Почему район за Кубанью не был подготовлен для обороны? Почему своевременно не были поправлены мосты и переправы? Почему систематически оставлялись красным интендантские и муниционные склады? Почему аэропланы были брошены у Екатеринодара? Почему мотали без цели и пользы всю конницу, вместо того, чтобы оставить на фронте лишь аръергарды?

Казалось бы, что если решено было отойти за Кубань, не ввязываясь с противником в бой по той или иной причине (а что это было так, доказывают факты, ибо не было сделано ни одной серьёзной попытки к сопротивлению), то почему бы не послать заблаговременно в тыловой район одну-две бригады с задачей очистить и эвакуировать тыл […]. Всё это было возможно, времени было достаточно, тем более, что шедшие за нами красные особой активности не проявляли, даже инициатива была в наших руках. Об этом говорили, это было мнение почти всех старших начальников, но Командующий Донской Армией думал, по-видимому, иначе. […]

В последние дни нашего отхода Донская конница без боя была приведена в состояние почти полной небоеспособности. […]

Кто виноват в этом погроме? Этот вопрос даже не поднимался, хотя виновники всем известны. Неуменье, неопытность, некомпетентность не могут служить оправданием, ибо командовал армией не дилетант, не присяжный поверенный, а офицер Генерального Штаба». – Прим. «КВ»).

Трудно сегодня установить, почему всё же не удалось Кельчевскому осуществить эту «оперативную комбинацию». Было ли это следствием предательства или того, что «в марте-апреле 1920 г. казачьи части сами стали сдаваться в плен. Остатки армии были из Новороссийска переведены в Евпаторию и переформированы в корпус.

Потеряв вооружение, лошадей, покинув родные станицы, «казаки... открыто говорили о бесцельности дальнейшей борьбы. Орган донского корпуса ”Донской Вестник“, обсуждая положение казаков, сделал несколько смелых выводов о необходимости найти мирный путь сожительства с Советской властью».

4 апреля 1920 года Деникин объявил своим преемником Врангеля и отправился на английском эсминце в Константинополь.

Интриги в Красном стане. Думенко и Будённый.

В это же время и у противника также не было всё однозначно. Зависть, порождающая интриги, борьбу за власть, кипела и в стане красных. В своей книге «Думенко и Будённый. Роль, значение и тактические приёмы конницы в русской Гражданской войне», вышедшей в 1920 г. в Константинополе, А.К. Кельчевский пишет: «Красные, испытав на себе могучие удары донской и кубанской конницы в Гражданской войне и взяв с нас пример, приняли целый ряд до жестокости решительных мер, чтобы образовать у себя конные массы... у них ярко выделились фамилии двух крупных по таланту кавалерийских начальника - вахмистра Думенко и рядового Будённого...

...Весь мир с величайшим интересом и вниманием следит за действиями Советской Армии, особенно её конницы, стремясь предугадать причины её успехов и тактические приёмы и способы её действий. Вахмистр Думенко и его ученик рядовой Будённый - два крупных самородка. Они не только поняли сущность и психологию конного боя, но и внесли некоторые, и притом существенные, поправки в приёмы и способы ведения этого боя. Талантливый ученик Думенки - рядовой Будённый - пошёл ещё далее и дал незаурядные образцы ведения комбинированных боёв конницы с пехотой.

Характеризуя того и другого с точки зрения ведения боя вообще, мы можем сказать, что Думенко - кавалерист чистой воды, Будённый не только кавалерист, но и талантливый начальник вообще».

Любопытно отметить, что Анатолий Киприянович в этой книге первый в истории России использует термин «Советская армия», который официально вошёл в употребление лишь через двадцать шесть лет, в феврале 1946 г. Но это так, к слову... Вернёмся к красным командирам, коими так восхищается их недавний противник.

Каковы же были взаимоотношения Думенко и Будённого?

(Несмотря на то, что в январе 1920 Думенко вступил в партию большевиков, политотдел корпуса и вышестоящие политорганы обвиняли его в том, что он поощряет антибольшевистские и антисемитские настроения среди рядовых кавалеристов, препятствует работе военных комиссаров, недостаточно борется с грабежами, пьянством красноармейцев. В виду назревающего серьёзного конфликта между Думенко и политорганами в декабре 1919 в думенковский Конно-сводный корпус был прислан новый военный комиссар В.Н. Микеладзе, который при невыясненных обстоятельствах был убит в феврале 1920. После происшествия с комиссаром Микеладзе Будённый написал докладную Сталину, заявляя, что «Думенко – враг и хочет увести корпус к белым». По воспоминаниям «первоконников», Будённый был откровенно рад устранению Думенко. И дело не только в том, что он боялся конкурента. Семён Михайлович к тому времени был не менее авторитетен в войсках, чем Думенко, возглавлял Конную армию, которая одержала ряд убедительных побед. К тому же у Будённого было важное преимущество – он сблизился со Сталиным, «почувствовал руку партии» и даже вступил в ВКП(б). Однако была у Будённого глубоко личная причина ненавидеть Бориса Макеевича и радоваться его смерти. Ещё в бытность командиром эскадрона в бригаде у Думенко Семён Михайлович был по приказу Бориса Мокеевича жестоко наказан… плёткой. И вот за что.

Однажды к Думенко пришла казачка в разодранном платье и пожаловалась на то, что её изнасиловали бойцы из эскадрона Будённого. Борис Мокеевич, скорый на расправу, тут же вызвал комэска и устроил ему показательную порку за то, что «тот распустил своих хлопцев». Будённый был в бешенстве. Ветераны-«первоконники» вспоминали любопытный эпизод. Когда двое дюжих «думенковцев» срывали с Будённого рубаху и укладывали его для порки на лавку, он в ярости протестовал: «Да у меня полный Георгиевский бант, меня даже офицер при царе пальцем не мог тронуть, а ты меня, красного конника, плёткой?!». На что стоявший рядом Думенко, посмеявшись, ответил: «Да какой ты Георгиевский кавалер, Семён, фантиков себе на базаре навесил, а так настоящие казаки не делают…».

За все годы советской власти ни у кого из официальных историографов не возникла даже мысль о том, насколько правомерно грудь Будённого украшают аж восемь Георгиевских наград. Его фотография в казачьей бескозырке «с полным бантом» на груди красуется в Музее Вооружённых сил, известна и другая «в полной драгунской парадной форме». Однако сомнения в подлинности «полного Георгиевского банта» Семёна Михайловича неоднократно высказывали и коллекционеры, и некоторые историки, которым так и не удалось отыскать в архивах доказательств об этих наградах Будённого. А в последнее время были найдены и новые факты, подтверждающие эти сомнения. – Прим. «КВ»).

Придётся цитировать Семёна Михайловича Будённого, личность которого пока ещё не забыта частью читателей. В своих воспоминаниях он пишет: «...Отступление они объясняли бездарностью Думенки... Думенко с помощью своих сторонников под покровом ночи бежал в станицу Платовскую... В то время, будучи заместителем командира кавбригады, я мог ставить вопрос об организации кавалерийских соединений только через своих непосредственных начальников - Думенку и Шевкопляса. Но эти люди, занимавшие значительные командные посты, не только не содействовали, но в меру своих сил препятствовали развитию кавалерии... Мы обратились к командующему фронтом с просьбой подчинить в оперативном отношении корпус Думенки Конармии... Думенко уехал тогда обиженный на нас и теперь упорно отказывался взаимодействовать с Конармией...

...Штаб Думенки укомплектован бывшими офицерами, или взятыми в плен, или присланными из главного штаба Красной армии; и упорно идёт слух, что Думенко намерен увести корпус к белым и ждёт для этого подходящего момента. Решив немедленно арестовать Думенку, мы поехали утром в его штаб, расположенный в хуторе Верхне-Солёном, взяв с собой 50 конармейцев и две тачанки.

К сожалению, Думенку мы не нашли. Он был где-то в пути на станицу Константиновскую, куда переезжает его штаб. Вернувшись к себе, мы послали Реввоенсовету фронта донесение о предательстве в корпусе Думенки. Дальнейшие события не позволили нам до конца разобраться в этом деле».

На этом какие-либо воспоминания в книге Будённого о Думенко заканчиваются. Не правда ли, любопытные отзывы «талантливого ученика» о своём учителе? (Личность убийцы комиссара Микеладзе следствием не была установлена. Несмотря на это, Думенко был арестован вместе с шестью ближайшими помощниками по обвинению в убийстве военкома и подготовке мятежа. – Прим. «КВ»). «По ложному обвинению в убийстве военкома корпуса В.Н. Микеладзе и подготовке мятежа осуждён трибуналом фронта в Ростове и 11 мая 1920 года расстрелян». Так гласит энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР». Что же произошло на самом деле? Почему такая жестокость к орденоносцу, заслуженному красному генералу?

Заговор и приговор.

Попробуем высказать гипотезу, не вмешивая в неё взаимоотношения «ученика» с «учителем». Сопоставим цитаты из работ очевидцев гражданской войны: «Думенко арестован за попытку мятежа. Будённый высказывает предположение, что Думенко намерен увести корпус к белым...» - «Кельчевский задумал комбинацию, результатом которой должно было быть окружение Донской армии и сдача её в плен красным...». Полковник Раснянский докладывает Деникину: «Часть деятелей Донского круга вынашивает планы предать вас и за ваш счёт выторговать у большевиков право на отделение от России».

Так кто же кому должен был сдаться?! Загадка.

Почитаем, что об этом пишет П.Н. Врангель: «Генерала Кельчевского я знал ещё по Академии Генерального штаба, где он состоял во время прохождения мной курса курсовым штаб-офицером. Впоследствии встречался я с ним в Каменце и Черновицах. Талантливый офицер Генерального Штаба, он заслуженно выдвинулся в период Великой войны...

Среди высшего командования было неблагополучно. Генерал Сидорин В.И. и генерал Кельчевский А.К., окончательно порвав с „добровольцами“, вели свою самостоятельную казачью политику, ища поддержки у „демократического“ казачества.

...При штабе Донского корпуса издавалась газета „Донской вестник“... Оппозиция донского командования не была для меня новой, однако то, что я увидел (на страницах газеты. - Прим. автора), превосходило все мои ожидания. В ряде статей официального органа разжигалась самым недопустимым образом вражда казаков против добровольцев, восстанавливалось казачество против „генералов и сановников“, проводилась мысль об отделении всего казачества от России. Я не знал, чему более удивляться, подлости ли изменнической работы лиц, стоявших во главе донцов, или наглости их открытой, ничем не прикрашиваемой работы...».

Действительно, отношения с генералом Врангелем обострились после того, как донские дивизии должны были подчиниться ему в Крыму. Старая рознь разгорелась особенно в результате нескольких статей, опубликованных в «Вестнике Донской армии». Редактором этой газеты был сотник граф А.М. дю Шайль, начальник политической части штаба Донского корпуса. Он допустил в их содержании проявление сокровенных мыслей казачьих патриотов о праве на самоопределение, о равнодушии к судьбам России: «Какое нам дело до России?! Хочет она себе коммуну - пусть себе живёт, хочет царя - пусть наслаждается, мы хотим жить так, как нам разум, совесть и дедовский обычай велит, - писала газета. - Истекли мы, Казаки, кровью до последней степени... Мы ещё сможем драться с врагом по пути нашего движения в родные опустевшие станицы, но нет у нас сил для борьбы с врагом по пути к сердцу русского народа - Москве. Пусть по Московскому пути идут русские люди... Помните это, наши руководители, и не перенапрягайте ваших сил».

За такие крамольные мысли газета была закрыта, её редактор обвинён в государственной измене, а генерал Сидорин и его начальник штаба генерал Кельчевский преданы суду по обвинению в попустительстве: «имея сведения о преступной деятельности обвиняемого, сотника дю Шайля, не приняли зависящих от них должных мер».

Приближенные к барону люди тоже торопятся выразить своё отношение. А.А. Валентинов пишет: «...У главнокомандующего в течение весьма продолжительного промежутка времени пробыл с докладом по этому делу генерал Кутепов, решительно настаивавший на предании суду командного состава Донского корпуса и сумевший на этом настоять до конца...

- Вы согласны с составленным мною приказом? - спросил Врангель (у Донского атамана генерала Богаевского. - Прим. автора).

Атаман наклонил голову.

- Да... - с громадным усилием, поборов с трудом заметное волнение, ответил атаман.

Врангель подписал приказ и, вызвав адъютанта, передал ему для исполнения. Судьба командного состава Донского корпуса была решена...».

«...Генерал-лейтенанту Сидорину сдать должность... Отрешаю от должности нач. штаба корпуса генерал-лейтенанта Кельчевского... Проведённое следствие обнаружило полную виновность генералов Сидорина и Кельчевского. Суд под председательством генерала Драгомирова приговорил обоих генералов к каторжным работам, каковое наказание я заменил им, во внимание к прежним боевым заслугам Донской армии, исключением со службы, с лишением мундира...».

Виновность Кельчевского и Думенко в сепаратистских «казачьих» устремлениях, по утверждению их судей, была доказана и оба понесли наказание.

Сопоставляя всё сказанное, понимаешь, что заговор был! Кельчевский и Думенко готовили объединение своих армий, хотели создать единое казачье государство без белых и красных. Такой, третий, путь выхода из гражданской войны не устраивал ни Ленина с Троцким, ни Врангеля, и был уничтожен на корню.

16 мая 1920 года опальные генералы на военном корабле покидают Россию. Этот день был отмечен ещё одним событием: «Прибыло сообщение о приведении в исполнение приговора над Думенко. Решено было это сообщение не давать в армейскую газету, чтобы не сыграть на руку будирующим „думенковщину“ элементам».

Убийство.

В ночь на 1 апреля 1923 года, вернувшись со званого ужина, Анатолий Киприянович Кельчевский скончался. Агония, по воспоминаниям моей мамы, сопровождавшаяся дикими болями, длилась несколько часов. Берлинские врачи, не желая вмешиваться в дела русских эмигрантов, в заключении о смерти написали «сердечная недостаточность». Кто подмешал генералу яд - не установили. Слишком многим он мешал своей, казалось бы, аполитичностью, своим не белым и не красным видением будущего России. Были ли это люди Врангеля, покушавшиеся на его жизнь в Севастополе и Сербии, или это были люди с Лубянки, которыми в ту пору кишела вся Германия, - осталось тайной.

Если вам доведётся побывать на маленьком русском кладбище, которое находится в районе Тегель в западной части Берлина, остановитесь у могилы Анатолия Киприяновича Кельчевского и его жены. Вспомните генерала, который  отстаивал независимость казачества.

Рядом вы увидите много русских могил. Неподалеку нашли вечный покой бывший военный министр России Владимир Александрович Сухомлинов и командующий Донской Армией Владимир Ильич Сидорин.

Журнал «Русское слово», Прага, Чехия, опубликовано в газете "Казачий взгляд"