Москва не сразу строилась

Время со второй половины 13 века по первую четверть 14 — в некотором смысле ключевое для русской истории: именно тогда начался процесс территориальной экспансии («возвышения») Москвы, создавший через несколько веков огромное централизованное государство на месте конгломерата разнородных княжеств и владений. Разумеется, серьезные исторические события невозможны без ярких личностей — такие личности были и тогда, как среди московских князей, так и среди их противников...

Одним из таких персонажей безусловно является князь Юрий Дмитриевич, старший брат Ивана Калиты и внук Александра Невского. Этот правивший Москвой 22 года князь был убит 21 ноября 1325 года в Сарае-Берке — столице Золотой Орды — однако не удостоился посмертной славы в отличие от своего младшего брата Ивана Калиты (хотя тот правил меньше, всего 15 лет) или своих главных врагов: тверских князей Михаила Ярославича и его сына Дмитрия Михайловича «Грозные Очи», также погибших в Орде и канонизированных церковью. Впрочем, тверских князей казнил хан Узбек, мусульманин, что как бы делало их мучениками за православную веру, а вот Юрия Московского в ханской столице убил собственноручно… как раз упомянутый Дмитрий Михайлович Тверской, не иначе как в неконтролируемом душевном порыве, ибо не мог не понимать неизбежных для себя последствий.

Летописи-документы, точнее, их отсутствие...

Вообще же, жизнь и приключения Юрия Московского — по жанру исключительно кровавый боевик. И хотя героями его являются в подавляющем большинстве родственные между собой князья-Рюриковичи, убивают они друг друга по ходу дела во множестве. Впрочем, историк Антон Горский отмечал, что именно на первые десятилетия 14 века приходится на Руси пик количества политических убийств — так что иного жанра, в общем, и быть не могло. Сюжет, кстати сказать, тем более лакомый для писателей и кинопродюсеров, что сведений о тех временах мы имеем довольно мало и, следовательно, есть много места для творческой фантазии.
Здесь, наверное, надо пояснить, что мы действительно знаем о русском средневековье очень немного, если сравнивать его со средневековьем западноевропейским. Просто потому, что почти не имеем, как говорят историки, источников. Можно привести самый простой пример: внешность исторических персон. Мы имеем обладающие гарантированным портретным сходством изображения французских королей, бургундских герцогов и даже менее значительных деятелей по меньшей мере с 14 века. На Руси же есть случайный, достаточно сомнительный в плане точности портрет Ивана Грозного, иконописный портрет его отца Василия III и еще считаные, также довольно сомнительные в плане сходства с оригиналом портреты Московских государей 17 века. Плюс пара портретов русских послов, выполненных опять же в 17 веке западноевропейскими художниками. 

Но это — ладно. Важнее — письменные источники. И вот с этим — беда. Да, имеются летописи и в них вроде бы все рассказано: как и что было. Да вот проблема: летописца, кем бы он ни являлся, меньше всего волновали проблемы грядущих историков. Много важнее для него была правота своего князя или митрополита в текущих конфликтах, а также их предшественников в конфликтах прошлого. И доказывалась эта правота подчас странными для нас способами. Профессор Игорь Данилевский в своих книгах приводит множество примеров того, что, казалось бы, самые «вкусные» летописные фрагменты, содержащие частные подробности и вроде бы не задевающие ничьих интересов, а потому, казалось бы, достоверные — в действительности являются парафразами тех или иных фрагментов Священного Писания. 
Современниками летописца эти параллели считывались без труда, и каноническая моральная оценка библейского повествования проецировалась на события, упомянутые в летописи. Собственно, это и составляет большую часть летописного текста — информация, которая может иметь, так сказать, юридическое значение, позволяет выяснить, кто прав, а кто нет, причем довольно односторонне. Все остальное — особенности повседневной жизни, свойства материальных вещей, люди, не занимающие высокого положения и т.д. — летописца само по себе не интересовало. 
К этому стоит добавить, что оригинальных летописей начала 14 века почти нет — те немногие, что мы имеем, почти все переписаны сто лет спустя и позже, с внесением ошибок, редактурой, — выполненной не вполне понимающими давний контекст переписчиками, и внесением новой политической целесообразности. Да и вообще летописей немного — причем их и было-то немного, далеко не в каждом городе велось летописание. Например, в Москве во времена нашего героя его еще не было. (Зато было в Твери, причем там создавали летопись великокняжескую, куда помещали не только тверские события, но и информацию о делах во всей Северо-Восточной Руси. Но об этом чуть позже.) В общем, трехвековая титаническая работа ученых с летописями — это работа по извлечению крупиц знания из гор текста методами, похожими на работу уголовных следователей: исходящих из того, что в своих показаниях допрашиваемый всегда врет, и надо поймать его на ошибке, несовпадении, оговорке — только это и даст истинную информацию. 

Помимо летописей существует еще так называемый актовый материал: всевозможные частные документы — грамоты, судебная документация, удостоверения имущественных пожалований, завещания и т.д. Это лакомый материал для историка, но вот беда — от того времени на Руси его до нас почти не дошло. Да, мало что сохранилось, но главное — и было-то очень мало. Первая княжеская духовная грамота — ценнейший документ с перечнем того, что ее автор завещает наследникам — принадлежит уже Ивану Калите и оформлена им через несколько лет после смерти Юрия. По подсчетам выдающегося исследователя Древней Руси Владимира Кучкина, от всего 14 века сохранилось 163 акта. Примерно столько же документов, скрепленных королевской печатью, выходило в то время из французской королевской канцелярии за один день. И если в случае Новгорода или Пскова мы имеем какие-то документы в результате их сношений с Западной Европой (а также многочисленные берестяные грамоты), то Северо-Восток в этом отношении — почти пустыня. Иностранцами здесь были ордынцы и Литва, имевшая примерно такой же объем письменного делопроизводства. Плоховато обстоит дело и с памятниками материальной культуры: на Руси преобладали деревянные постройки, с регулярностью горевшие — они и сами не сохранялись, и не сохраняли того, что в них хранили люди. Таким образом, мы многого не знаем и уж точно не имеем какой-то личной, человеческой информации про нашего героя: частных писем, достоверно переданных его слов. Даже захоронения его не сохранилось, по которому можно было бы восстановить внешний облик.

Что это была за игра в «Царя горы»? 

Итак, после смерти 5 марта 1303 года своего отца — Даниила Александровича, родившегося в 1261 году и с малолетства правившего Москвой — Юрий стал Московским князем, третьим или четвертым по счету, причем имена тех, кто был до Даниила, нам толком неизвестны. А прежде городок, существующий уже свыше полутора веков, собственного князя не имел вовсе, не по чину было. Он и при Юрии оставался незавидным: ни единого каменного сооружения, отсутствие собственного епископа, летописания, вообще культурной жизни. Замечательный историк Александр Зимин (1920—1980) писал, что школьный тезис о том, что Москва будто бы была основана на выгодном перекрестье торговых путей — несостоятелен, это всего лишь одна из множества попыток объяснить, почему город занял особое место в жизни страны. В этом, да и в других отношениях (военном, климатическом и т.д.) Москва была расположена не особо удачно. Есть версия, что ее вместе с Тверью (которая-то как раз на перекрестье путей) основали в 12 веке Суздальские князья ни то для обороны от возможных новгородских набегов, ни то как базу для набегов на Новгород. В общем, в конце 13 века это было одно из самых захудалых княжеств Владимиро-Суздальской Руси, отданное младшему из сыновей Александра Невского, не имевшего ни в силу этой «младшести», ни в силу незначительности ресурсов княжества практически никаких шансов выигрыша в главной игре, которой посвятили себя тогдашние князья русского Северо-Востока: в борьбе за ханский ярлык Великого Князя Владимирского. 

Великое Княжество Владимирское стало после Батыева нашествия как бы самостоятельным государством, подчиненным непосредственно ордынскому хану, которого на Руси титуловали «царем». Таким же, как Рязанское княжество, Смоленское и другие. При этом само оно состояло, в свою очередь, из нескольких княжеств, в которых обосновались династии потомков тех или иных братьев и сыновей Александра Ярославича, через два с половиной века прозванного Невским. Одному из этих князей хан давал ярлык на Великое княжение и вместе с ярлыком — право управлять, т.е. собирать налоги — помимо собственного княжества еще и с довольно значительной и богатой области, включавшей Владимир, Кострому и некоторые другие города. Военные и материальные ресурсы владельца ярлыка при этом резко возрастали, и это сильно помогало ему решать в свою пользу споры с другими князьями. Ярлык же хан в принципе мог передать кому угодно, однако старался все же действовать в соответствии с принятыми на Руси обычаями — либо сыну предыдущего Великого князя, либо следующему по старшинству брату. Впрочем, за серьезный проступок или же при опасном, с точки зрения хана, усилении Великого князя, ярлык мог быть передан и в другую княжескую династию.
Даниил Александрович за четверть века своего правления успел много сделать для Москвы. Помимо основания собственной династии, занимавшей после его смерти московский «стол» без малого триста лет, этот, по-видимому, весьма незаурядный политик как бы заложил некие стратегические основы, которым следовали его потомки-наследники и которые привели к успеху того, что в школьных учебниках называется «собиранием русских земель вокруг Москвы». Среди этих основ можно упомянуть следующее: 

1. Территориальное расширение — императив, основная цель внешней политики (а например, независимость от Орды вообще стратегической целью не является — сперва о ней не думали вовсе, потом задумались и решили, что если она и будет обретена, то естественным путем, сама собой, «а переменит бог орду» — практически так и вышло в итоге).
2. При расширении на какую-либо территорию, тамошняя элита включается в состав московской на привилегированных позициях. Это делает ее важным двигателем дальнейшего расширения (новой знати нужны новые вотчины).
3. Для борьбы с превосходящим по силе противником следует использовать неожиданный для него ресурс. Так, Иван Калита переселил в Москву из Владимира главу русской церкви митрополита Петра, сделав свой город духовным центром Руси. А например, Дмитрий Донской успешно противостоял врагам за счет виртуозного искусства создания временных коалиций.
4. Политика — это игра в долгую. Если ты не видишь для себя каких-то возможностей, это не значит, что их не увидит твой сын — тебе же надо сделать все в рамках тех возможностей, что есть у тебя. Аккуратно взвешивая риски.

Что касается самого Даниила — то политическая реальность, казалось бы, ему не благоволила. Так, участвуя во внутриордынской междуусобице, он оказался на стороне проигравшего — однако и тут сумел извлечь выгоду: из разоренного татарами союзника, Брянского княжества, в Москву «отъехали» наиболее амбициозные дружинники тамошнего князя — они были обласканы Даниилом и стали, как уже сказано, верными двигателями дальнейшей территориальной экспансии Москвы. И действительно: каким-то малопонятным сегодняшним ученым способом Даниил сумел присоединить к Москве Можайск и Коломну — города заведомо более сильных и крупных княжеств: Смоленского и Рязанского.
В общем, к моменту своей смерти Даниилу почти удалось то, что в начале его правления казалось невозможным: он едва не стал Великим князем. В самом деле, Великий князь Андрей Александрович Городецкий умер 27 июня 1304 года, проживи его младший брат хотя бы на полтора года больше — он, как последний оставшийся в живых сын Александра Невского, с высокой вероятностью получил бы ханский ярлык и тем самым создал бы значительные шансы для своего старшего сына Юрия этот ярлык унаследовать. А так — ярлык на Великое княжение был отдан Михаилу Тверскому, и Юрий оказался в ситуации абсолютно незавидной, что называется, по всем радиусам — и не только в плане перспектив Великого княжения. Во-первых, проблемой стал Переяславль. Там еще в 1302 году умер бездетный князь Иван Дмитриевич, давний союзник и довольно близкий родственник Даниила. По тогдашним законам выморочное княжество отходило Великому князю, т.е. присоединялось к территории, в которой правил обладатель ханского ярлыка.
Однако Андрей был тогда в Орде. и город явочным порядком занял Даниил, имевший, по-видимому, серьезную поддержку среди местных бояр.

Это было нарушением прерогатив Великого князя, но москвичи вцепились в Переяславль крепко — в результате княжеский съезд постановил, что город останется за Москвой до смерти Андрея, после чего все-таки отойдет к Великому князю, как положено. Хан Тохта подтвердил это решение. И вот Андрей умер. Пока Михаил Тверской и Юрий спорили в Орде за ярлык (причем Юрий без серьезных шансов — исключительно с целью изобразить для хана конкуренцию, и тем заставить Михаила подороже заплатить за ярлык), Иван Данилович, будущий Калита, оборонял Переяславль от тверских ратей. Вроде бы отбился, но уже в 1305 году вернувшийся из Орды Михаил с при́данным татарским отрядом совершил успешный поход на Москву, и Переяславль пришлось отдать. Зато удалось отбить попытку смоленских князей вернуть Можайск, а затем, уже чисто дипломатическим путем (а заодно казнив содержавшегося в московском плену рязанского князя Константина) Юрий пресек намерения рязанцев вернуть Коломну.

От Великого — до Нижнего Новгорода

Следующим предметом московско-тверских противоречий стал Великий Новгород. Тут опять нужны некоторые пояснения. Из всех русских земель Новгородская была самой развитой экономически и культурно. Причин тому было несколько: и незначительность ущерба от Батыева разорения, и активная торговля с Западом, и обширность территории, которую новгородские власти научились выдаивать едва ли не насухо. Новгород в общем не входил в состав Великого Княжества Владимирского, однако в сложной системе новгородской власти имелась такая фигура — Новгородский князь. Это был князь приглашенный, чужой, причем временный. Он обладал определенными судебными и военными полномочиями в Новгороде, наряду с другими должностными лицами и институтами: посадником, тысяцким, архиепископом и вече, о котором, кстати, мы почти ничего на самом деле не знаем определенного: где собиралось, кто собирал, кто участвовал, кто определял повестку, как обсуждали и принимали решения и т.д. 
Так вот, юридический статус этого князя, похоже, понимался по-разному разными людьми в разное время — и в самом Новгороде, и за его пределами. Тут был целый спектр пониманий, с одного края которого несомненно было представление о том, что князь — просто наемный администратор, нанимаемый независимым Новгородом вместе с его дружинниками. Таким наемником может быть, в принципе, кто угодно, — например, литовский князь. На противоположном краю — представление о том, что новгородским князем может быть только Великий князь Владимирский или уполномоченный им близкий родственник, и это означает политическую зависимость Новгорода от Владимира. Это представление потом стало идеологическим обоснованием походов на Новгород Ивана Третьего.
Ну, а в промежутке — разные варианты, например представление, что Новгород, конечно, издревле находится в политической зависимости от Великого князя Киевского, но, поскольку таковой практически отсутствует как политическая фигура, то город полностью независим и приглашает князем опять же, того, кого пожелает. Отдельный интересный момент — как все эти отношения представляли «смежные» иностранцы: Ливонский орден и Шведы, заключавшие с Новгородом разные политические и торговые соглашения. Так, похоже, в самом конце 15 века вступление Москвы на стороне Новгорода в войну с Ливонским орденом стало для немцев сюрпризом: как же так, у нас спор с Новгородом, причем тут Московский князь? В любом случае, «работать» Новгородским князем было выгодно, и за эту позицию боролись: видимо, Новгород хорошо оплачивал своего князя, к тому же можно было если не использовать новгородские военные ресурсы для решения своих проблем, то по меньшей мере быть уверенным, что их не используют против тебя.

В общем, весь 1307 и половину следующего, 1308 года, Юрий пытался закрепиться в Новгороде — вопреки аналогичным намерениям Михаила, опиравшегося на идущую от Александра Ярославича традицию княжения в Новгороде Великого князя. Борьба завершилась в июле поражением Юрия, но стоит отметить, что в самом Новгороде он пользовался ощутимой поддержкой. Казалось бы, Юрию стоит расстаться с амбициями — перспектив для Москвы не видели даже его младшие братья, Александр и Борис, отъехавшие в Тверь к Михаилу. Но не тут-то было: уже в 1309 году Юрий захватывает очередное выморочное княжество — Нижегородское. Опять — без каких-то серьезных на то правовых оснований, если не считать того, что Юрий оказался ближайшим родственником, двоюродным братом — умершему тамошнему князю Михаилу Андреевичу.
ихаил Тверской как раз в это время был в Орде, куда приехал за ярлыком на Нижегородское княжество. В его отсутствие тверскую рать возглавил его сын Дмитрий. Он выступил походом на Нижний и… с полдороги вернулся, вняв увещиваниям митрополита Петра. Для Петра это была как бы ответная услуга: именно московский князь поддержал его на соборе 1309 года, оградив от обвинений со стороны тверского епископа Андрея. Так сработало то, что мы назвали выше «третьим принципом Даниила Московского». А уже год спустя, в 1312, настали новые времена: в Сарае-Берке умер хан Тохта. 

Переходящий ярлык Узбек-хана

Новым ханом стал племянник Тохты — Узбек. По тогдашним правилам к новому хану все владельцы ярлыков от прежнего должны были явиться за подтверждением, причем явиться не с пустыми руками. Юрий, однако, ехать не спешил, опасаясь наказания за прежние свои эскапады. Поехал Михаил и задержался в Орде — из чего Юрий сделал вывод о непрочности позиции тверского князя. А значит, можно было рискнуть новыми активными действиями. 
Таким образом, в 1314 году Юрий изгнал людей Михаила из Новгорода и оставил там своих подручных. Попытка Дмитрия Михайловича восстановить прежнее положение военной силой не удалась, и тверичам пришлось заключить мир, признав Юрия — Новгородским князем. Непосредственно в Новгороде Юрий оставил своего младшего брата Афанасия, а сам вместе с представительной и основательно подкрепленной серебром новгородской делегацией отправился наконец к хану. Однако успеха переговоры с ханом не принесли: Узбек все-таки отдал новгородский ярлык Михаилу, а Юрия задержал в Орде. Михаил же вместе с татарским отрядом посла Таитемера 10 февраля 1316 году разбил у Торжка новгородское войско. Афанасий был пленен, власть Михаила в Новгороде восстановлена, а перспективы Юрия, если только он вообще вернется из Орды живым, стали выглядеть уж совсем не авантажно.

И тут все переворачивается с ног на голову: в следующем 1317 году Юрий возвращается из Орды, женившись там на перешедшей для этого в православие сестре Узбека — по имени Кончака (в крещении ставшей Агафьей). И благодаря этому получает все: ярлык на Великое княжение, а также татарское войско во главе с послом Кавгадыем… Никаких политических обоснований такой перемены, беспрецедентного отнятия ярлыка у ничем не провинившегося князя и передачи его другому, со много худшей репутацией, историки не видят. А значит, имело место «что-то личное» — глубоко личное, например, любовь Кончаки-Агафьи или какая-то высочайшая персональная симпатия к Юрию со стороны Узбека. В общем, Михаил вынужден был признать потерю статуса и теперь уже он оказался в положении весьма незавидном, так как было ясно, что новый Великий князь в покое его не оставит, стараясь добить. А как иначе?
Вышло, впрочем, все не вполне так, как ожидали участники. Сперва Юрий и Кавгадый, каждый со своими людьми, занялись разорением тверских владений, желая спровоцировать Михаила на неповиновение. И перестарались: Михаил с войском вышел им навстречу и нанес противникам сокрушительное поражение. При этом Юрий бежал в Новгород, его брат и молодая жена, а также ханский посол оказались в плену. Посла вскоре отпустили с извинениями, а вот Кончака-Агафья вдруг умерла. Причину ее смерти мы не знаем, но Михаила, само собой, обвинили в убийстве ханской сестры. Притом что ее смерть — это последнее, чего он мог для себя желать. 

В общем, Юрия и Михаила опять вызвали в Орду. Там тверского князя обвинили, помимо прочего, еще и в невыплате дани и — казнили. Юрий вернулся на Русь полным победителем — в 1321 году он вновь двинулся походом на Тверь, в очередной раз получив признание своего статуса от Дмитрия Михайловича (сына казненного князя) и собранную с Тверского княжества дань для передачи в Орду. (2 000 рублей, т.е. ни то 200, ни то 400 кг серебра — в зависимости от того, какой рубль, московский или новгородский, имеет в виду летописец.) И вот тут он совершает, наверное, самый загадочный поступок в своей жизни.
Юрий Данилович должен был передать тверскую дань ханскому послу. Но вместо этого он… отправился в Новгород и стал «исполнять обязанности» новгородского князя — по всей видимости, к явному удовольствию новгородцев: во главе новгородского войска отбил нападение шведов на Корелу, а затем совершил (правда, неудачный) поход на Выборг. 
Неизвестно, как долго Узбек готов был ждать пропавшую тверскую дань, — в принципе, задержки в этих вещах при тогдашнем состоянии путей сообщения были обычным делом, — но недоброжелатели Юрия не дремали, внимательно отслеживая его шаги. Уже в марте 1322 года Дмитрий Тверской поехал в Орду с доносом. Узбеку ничего не оставалось, как отреагировать стандартным для таких ситуаций способом: вразумлением через «посла», отправленного во главе сильного отряда, которому разрешено разорять и грабить все на своем пути.
Посол Ахмыл прибыл на Русь, приступил к своей миссии, об этом стало известно Юрию, и тот поспешил к нему навстречу — с большим обозом, то есть собираясь все-таки отдать заначенную дань, а может и добавить к ней дополнительных ценностей. Наверное, ему удалось бы дать удовлетворительные объяснения, но по дороге обоз был перехвачен людьми Александра Михайловича, младшего брата Дмитрия «Грозные Очи». (Александр Михайлович Тверской, кстати сказать, тоже будет казнен Узбеком и затем канонизирован русской церковью. Таким образом, святыми оказываются буквально все вокруг нашего героя: его враги, его дед и отец, его младший брат, — но только не сам Юрий.) 

Россия и Швеция — братья навек!

В общем, Юрий Данилович после потери обоза бежал сперва во Псков, а оттуда в Новгород. Ахмыл же возвратился к хану и доложил о том, что Юрия не встретил. Осенью Узбек передал Великое княжение Дмитрию «Грозные Очи». По логике вещей, в этой ситуации Юрию следовало как можно скорее ехать в Орду и там объясниться с Узбеком, однако же он словно бы вообще потерял интерес к Москве и Владимирскому княжению. Как будто все его интересы сконцентрировались в Новгороде: он воюет со шведами, основывает у истока Невы на Ореховом острове крепость Орешек — будущий шведский Нотебург, взятый Петром Первым в 1702 году и переименованный в Шлиссельбург. Там, в августе 1323 года со Швецией был заключен так называемый Ореховецкий договор: первый дошедший до нас договор России с другим государством. Договор о вечном мире и о прохождении границы между владениями Швеции и Новгорода. Юрий, похоже, подписывает (точнее — подпечатывает, как тогда было принято) договор в качестве Великого князя, — уже зная, что таковым не является. 
В следующем году Юрий с новгородцами совершает поход на Устюг, берет город и заключает нужный Новгороду мир с тамошними князьями. По всей видимости, проблема состояла в том, что жители Устюга и его округи считали себя подданными Владимирского князя, а не Новгорода. (Так, в церковном отношении это была Ростовская, а не Новгородская епархия.) Но через их земли проходили пути, связывающие Новгород и экономически эксплуатируемую им Югру. Устюжане, видимо, имели обыкновение перехватывать транзитные ценности, и новгородцам это в какой-то момент надоело…
По окончанию Двинского похода Юрий Данилович наконец решил уладить отношения с бывшим тестем. Он отправился в Орду и оказался там вместе со своими врагами — тверскими князьями Дмитрием и Александром. Несмотря на очевидность допущенных им проступков — задержки дани и самоуправства — хан, по всей видимости, ему по-прежнему симпатизировал. Вообще возникает ощущение, что этот человек обладал каким-то недюжинным обаянием: умел нравиться людям, склонять их на свою сторону. И знал за собой это свойство, полагался на него. Все могло бы и на этот раз разрешиться для него благополучно — тем более что новгородская экономическая мощь за спиной позволяла говорить о весомой компенсации истинных и мнимых ханских убытков. Видимо, все шло как надо, отсюда и финальная несдержанность Дмитрия Тверского, стоившая жизни и Юрию Даниловичу, и ему самому. А ярлык великого княжения в итоге получил Александр Михайлович, и Ивану Калите предстояло ждать нового случая, который позволил бы восстановить добытые братом для Москвы позиции.

Нам же, в отсутствие достаточных документов, остается гадать, действовал ли Юрий исключительно в рамках политической линии на возвышение Москвы, заданной его отцом, а затем продолженной его младшим братом и его потомками, или же пытался отступить от нее, привнеся иные политические идеи, например, — идею несостоявшейся кристаллизации русских земель вокруг Великого Новгорода.