"Трагический тенор эпохи..."

К  90-летию со дня смерти Александра Блока.

В названии статьи – строка из стихотворения Анны Ахматовой. Тончайший лирик предстает в воспоминаниях ее современницы как трагический поэт, что связано с ее восприятием Революции и Гражданской войны, а эпоха до ныне воспринимается многими чуть ли не как идиллия сказочных времен с царями освободителями и даже святыми.

Но эпоха рубежа столетий была воистину трагической эпохой.

         *  *  *
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России –
Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы –
Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота – то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, -
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!
8 сентября 1914

«От дней войны, от дней свободы…» - это о Русско-японской войне и событиях первой русской революции. Первая мировая война только-только началась, с какими-то ожиданиями перемен, как после грозы и дождя, но вскоре пелена темных туч и туманов над болотами опустится на Европу.

В нынешних условиях, в том состоянии, в каком пребывает Россия, при имени Блока, встают те же вопросы, какие он поставил в статье «Интеллигенция и революция» с датой «9 января 1918». Отрицание Октябрьской революции и всяческая клевета на нее, что стало государственной идеологией РФ, отбросили ее за сто лет, вычеркнув из истории Российского государства почти весь XX век, когда оно в муках и высоких порывах определяло ход мировой истории и развитие человеческой цивилизации и культуры.

И мы снова слышим те же крики и стенания, как сегодня.

«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» - слышу я вокруг себя, - писал Блок. – Но передо мной – Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой».

«России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и – по-новому – великой».

Оглядываясь во вчерашний день, Блок писал: «Распутин – всё, Распутин – всюду; Азефы разоблаченные и неразоблаченные; и, наконец, годы европейской бойни; казалось минуту, что она очистит воздух; казалось нам, людям чрезмерно впечатлительным; на самом деле она оказалась достойным венцом той лжи, грязи и мерзости, в которых купалась наша родина».

«Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болоте, сидит с убеждением (не символ ли это?) на узенькой тысячеверстной полосе, которая называется «фронт».

«Поток предчувствий, прошумевший над иными из нас между двух революций, также ослабел, заглох, ушел где-то в землю. Думаю, не я один испытывал чувство болезни и тоски в годы 1909 – 1916. Теперь, когда весь европейский воздух изменен русской революцией, начавшейся «бескровной идиллией» февральских дней и растущей безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех недавних, таких древних и далеких годов; а поток, ушедший в землю, протекающий бесшумно в глубине и тьме, - вот он опять шумит; и в шуме его – новая музыка».

«Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую не много равных себе по величию. Вспоминаются слова Тютчева:

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые,
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир,
Он их высоких зрелищ зритель…»

«Что задумано?
Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.

Когда такие замыслы, искони таящиеся в человеческой душе, в душе народной, разрывают сковывавшие их путы и бросаются бурным потоком, доламывая плотины, обсыпая лишние куски берегов, - это называется революцией. Меньшее, более умеренное, более низменное – называется мятежом, бунтом, переворотом. Но это называется революцией».

Я склонен верить поэту и очевидцу, чем нынешним клеветникам России, с их отрицанием Революции, но свершившим действительно контрреволюционный переворот, а с какими целями – это ныне всем ясно.

«Мир и братство народов» - вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать».

«Русские художники имели достаточно «предчувствий и предвестий» для того, чтобы ждать от России именно таких заданий. Они никогда не сомневались в том, что Россия – большой корабль, которому суждено большое плаванье. Они, как и народная душа, их вспоившая, никогда не отличались расчетливостью, умеренностью, аккуратностью: «все, все, что гибелью грозит», таило для них «неизъяснимы наслажденья» (Пушкин).

Чувство неблагополучия, незнание о завтрашнем дне сопровождало их повсюду. Для них, как для народа, в его самых глубоких мечтах, было все или ничего. Они знали, что только о прекрасном стоит думать, хотя «прекрасное трудно», как учил Платон».

«Почему дырявят древний собор? – Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа».

«Я не сомневаюсь ни в чьем личном благородстве, ни в чьей личной скорби; но ведь за прошлое – отвечаем мы? Мы – звенья единой цепи. Или на нас не лежат грехи отцов? – Если этого не чувствуют все, то это должны чувствовать «лучшие».

«А лучшие люди говорят: «Мы разочаровались в своем народе»; лучшие люди ехидничают, надмеваются, злобствуют, не видят вокруг ничего, кроме хамства и зверства (а человек – тут, рядом); лучшие люди говорят даже: «никакой революции и не было»; те, кто места себе не находил от ненависти к «царизму», готовы опять броситься в его объятия, только бы забыть то, что сейчас происходит; вчерашние «пораженцы» ломают руки над «германским засилием», вчерашние «интернационалисты» плачутся о «святой Руси»; безбожники от рождения готовы ставить свечки, молясь об одолении врага внешнего и внутреннего».

Вот о чем несут у нас СМИ уже 20 лет, словно вставшие из могил мертвецы, с превращением самой передовой, самой просвещенной супердержавы в сырьевой придаток развитых экономик мира. Новый мир, вознесшийся до звезд, разрушен – ради процветания кучки олигархов и демагогов. То, чего добивалась Антанта (союзники) от правительства Керенского, с разжиганием гражданской войны, нынешние правители РФ достигли сполна, с грядущим ее распадом.

Это достижение не разума, не идеи, а лжи и клеветы, что у нас подхватила интеллигенция на свою голову. Вместо культуры, она пожелала процветания по западным образцам. Но эти образцы основаны на эксплуатации народов мира, среди которых сегодня оказалась и Россия.

И все сызнова.

           *  *  *
Не спят, не помнят, не торгуют.
Над черным городом, как стон,
Стоит, терзая ночь глухую,
Торжественный пасхальный звон.

Над человеческим созданьем,
Которое он в землю вбил,
Над смрадом, смертью и страданьем
Трезвонят до потери сил…

Над мировою чепухою;
Над всем, чему нельзя помочь;
Звонят над шубкой меховою,
В которой ты была в ту ночь.
30 марта 1909

Предчувствия и надежды не обманули поэта.

           *  *  *
Я ухо приложил к земле.
Я муки криком не нарушу.
Ты слишком хриплым стоном душу
Бессмертную томишь во мгле!

Эй, встань, и загорись, и жги!
Эй, подними свой верный молот,
Чтоб молнией живой расколот
Был мрак, где не видать ни зги!

Ты роешься, подземный крот!
Я слышу трудный, хриплый голос…
Не медли. Помни: слабый волос
Под их секирой упадет…

Как зерна, злую землю рой
И выходи на свет. И ведай:
За их случайною победой
Роится сумрак гробовой.

Лелей, пои, таи ту новь,
Пройдет весна – над этой новью,
Вспоенная твоею кровью,
Созреет новая любовь.
4 июня 1907

Россия оказалась в мифической реальности, в которой прошлое восходит как настоящее. Это как сон. Надо проснуться, иначе будет поздно: очнешься однажды, а Родины твоей нет, вокруг – чужая страна.

©  Петр Киле