Продолжение. Перестроечные приключения Ляпти и Капы

 

 

Четвёртая глава.

Хорошая девушка

 

   Швейцар был в руках. Человека за дверью, оббитой кожей, от которой ещё исходило дыхание живого существа, ждали руки провинциалки.

   Гостиница внутри была просто умопомрачительна.

   Просторный коридор с заоблачными потолками, фигурным паркетным полом с красной ковровой дорожкой, фотообоями, усеянными горными и морскими видами, самой большой ледяной пещерой в мире. Айсризенвельт, от неё веяло свежестью, и огромные окна, через которые лились мощные потоки света.

   Перемещение Ляпти из сырого, тёмного подвала, похожего на камеру узника замка Иф. было просто восхитительным. Блестело, сверкало. Толпы, заинтригованных дружественных и недружественных иностранцев.

   Одетые в джинсы, кожаные куртки с бейсболками на голове, обутые в туфли из крокодиловой кожи, обвешанные фотоаппаратами, они внимательно рассматривали Ляптю вороньими глазами, выкрикивая «О» под оглушительные аплодисменты.

   На фоне их гардероба цыганская кофта Ляпти смотрелась, как последний писк моды знаменитого французского модельера Ив Сен Лорана, а чемодан со стальными угольниками, как последнее грандиозное изобретение великого итальянца Леонардо да Винчи.

   Ляптя чувствовала легкую дрожь. Дрожь уходила в пол. Пол вибрировал, как днище разваливающегося самолёта. В хвосте гостей стрекотала камера. Она рассыпала стрекот, как пулеметную «дробь». «Дробь» настигала швейцара. Он смотрел на Ляптю так, как смотрит артист на режиссера в финальной сцене. Ляптя оказалась хорошим режиссером. В финальной сцене швейцар буквально делал чудеса.

   Дверь в кабинет распахнулась от одного выдоха Ляпти. Ураган ворвался в комнату с множеством, как обугленное лицо швейцара кондиционеров с запахом хвои, моря, степи…, вызвав «пену» на шторах цвета пустыни.

   Администратор с медвежьими и опухшими глазами, сверкающей, как чистый лёд зачищенной лысиной, в белоснежной рубашке, синими крест - накрест подтяжками, которые опоясывали бугристую грудь, и одновременно поддерживали блестящими застёжками чёрные вельветовые штаны, подбитые внизу зубчатыми молниями, встретил Ляптю возле полированного столика, в нём отражался валютный интерьер.

   Разговор оказался желчным.

   Директор был недоволен оторванным галуном и лицом швейцара, как у воинов индейского племени Сельвапули.

- Ты что ж, в таком виде и шел, - тихо спросил он, ковырнул рукой с массивным золотым перстнем в пропахшем женскими духами воздухе, чтобы обозначить лицо швейцара, но обозначить не удалось, перстень оказался неподъёмным, а поэтому на смену руки пришло слово. – И с такой мордой, - с накатом припечатал он.

- Шел, - вклинилась Ляптя. - И иностранцы его щёлкали.

- И тебя щёлкали, - прошипел швейцар, пытаясь содрать с опавших щёк обжаренные лохмотья.

- Что меня, - отрапортовала Ляптя и улыбнулась администратору. - Я гостья из Африки.

   Администратор облегченно вздохнул.

- А вот ты откуда, - бросил он швейцару и с надеждой посмотрел на Ляптю.

- Гони бабки, - сказала она швейцару, - и я придумаю.

   Через пять минут швейцар открыл спиной дверь и объяснил через рыжую, кудлатую с лисьими глазами девицу - переводчицу иностранцам, что в гостинице репетируется сцена из детективного, сногсшибательного, он хотел сказать Мосфильма, но заезженная иностранцами память сработала на Голливуд - фильм с названием, он притормозил название, так как из – за стремительно меняющихся ситуаций оно могло не подойти. Администратор играет мафиози. Молодая девушка с чемоданом - следователя. Швейцар играл подручного мафиози. Он подумал и добавил: основные события развернутся после выхода следователя из кабинета мафиози. Господа иностранцы должны сохранять спокойствие, когда следователя начнут спускать с лестницы головой вниз.

   Ляптя и не догадывалась о финале. Администратор указал ей на дверь за спиной. По мнению Ляпти эта дверь вела к мусорным ящикам.

   Администратор вспыхнул. Вспышка была яркой, как при рождении новой звезды. Она опалила Ляптю. После очередных её слов хранитель гостиницы нахмурился. Ляптя почувствовала капли воды, которые брызнули, словно из грозовой тучи.

   Администратор дорожил репутацией, а посему отказался от наряда милиционеров. С него шел пар, сгущаясь в облака, которые кружили по кабинету и напоминали небесную идиллию, где Бог беседует с ангелами. Ляптя никак не хотела быть ангелом.

- Тебя кто сюда звал! Ты зачем сюда приволоклась?

   Ляптя раскрыла рот и ткнула в зеркала. На директора смотрела тысяча провинциалок в цыганских кофтах, с фибровыми в стальных угольниках чемоданами с раскрытыми ртами.

- Хайло зачем открыла? - вскипел администратор.

   Комментарии были краткими. Крик поднимет на ноги иностранцев. Вызовет смуту в отечественных и забугорных газетах.

- Такая хорошая девушка, - притих администратор. – И сразу кричать. А что кричать хочешь?

   Это была тайна и стоила она грошей.

- Мало, - сказала Ляптя, когда по столику покатились медяки, похожие на желтые кошачьи глаза.

   Тайна стоила больше, а место администратора еще больше.

- Умная девушка, - похвалил администратор. - Нет больше бабок.

   Ляптя посоветовала взять взаймы.

- У кого? - возмутился администратор.

- У швейцара, - кротко сказала Ляптя.

   Администратор вызвал швейцара, который с улыбкой направился к Ляпте.

- Постой! - сказал директор. — Это не твое дело.

- Как не мое!

   Швейцар с удивлением посмотрел на свои кулаки.

- Дай ей бабок! - бросил директор.

- Кому? - тихо спросил швейцар.

- Ей.

- Так я ей уже давал, - еще тише ответил швейцар.

   Администратор оказался на высоте.

- Мало давал. Дал бы больше, она бы меня не беспокоила.

   Человек с галунами молчал.

- Если ты сердишься на меня, - заворковала Ляптя, - дай директору в долг.

- Да, - пробормотал администратор. - Дай мне в долг.

   С носа администратора Ляптя взяла дешевле. Нос швейцара оказался дороже.

- Я ее провожу, - хрипло сказал швейцар.

- Только попробуй, - ответила Ляптя. - Хай такой подыму, что маму родную на помощь позовёшь.

- Оставь ее, - махнул хранитель гостиницы. – Она хорошая девушка.

   Администратор боялся, как бы Ляптя не добралась до бабок, которые сегодня случайно обронили в кабинете.

- А теперь самое основное, - сказал швейцар, выйдя из коматозного состояния.

   Он кратко изложил финал фильма, в котором главный мафиози, швейцар показал на директора, уловив его взгляд, поправился, что он главный мафиози, будет спускать следователя с лестницы.

   Ляптя тотчас поменяла финальную сцену. Она быстро открыла дверь. В кабинет хлынули любопытные иностранцы. Ляптя показала на фибровый чемодан, дав понять администратору, что в финальной сцене запросто может уложить десятка два гостей.

- Я же иностранцам сказал, что мочить будут тебя, - заметался швейцар. - Сюжет менять нельзя. Шеф, - он умоляюще зарыскал волчьими глазами, - я даже название фильма придумал и иностранцам выдал.

- Интересно, - процедила Ляптя. – И какое название?

- Удар «торнадо», - завихрился швейцар и попытался принять боксёрскую стойку, но уставщие от беготни ноги за Ляптей, сработали на пол, он быстро вскочил, отряхнулся, повторять не стал.

- Я тебя мочалить должен, а не ты меня. Сюжет менять нельзя. Иностранцев запутаем, репутацию потеряем.

- Можно, - добродушно ответила Ляптя.

- Это почему, - взвился швейцар.

   Они заспорили.

- Вы тут выясняйте истину, - бросил администратор и попытался умыкнуть, но Ляптя чемоданом перегородила.

- Я в туалет хочу, - взревел хранитель гостиницы. – Не кабинет же портить.

- Во время съёмок любые хождения запрещены, - осмелел швейцар, опасаясь остаться один

- Молодец, - похвалила Ляптя. – Креативно мыслишь, но сюжет нужно менять, дорогой дружище, - она перешла на ласковый тон. - У тебя в сюжете нет креатива, а у меня есть, - она вывела погребальную сцену, в которой следователь бьет мафиози.

- Наши следователи не дерутся, - твердо сказал швейцар.

- А ну спроси у господ, - бросила Ляптя переводчице. - У них следователи дерутся.

   Господа иностранцы дружными криками подтвердили, что их следователи сильно дерутся.

- Врежьте его, товарищ директор!

- Не надо, - быстро ответил швейцар и дал Ляпте зелененькую со стариком, который одобрительно посмотрел на неё.

- Хороший удар, до торнадо ещё не дотянул, но дотянет, - сказала она. - Переведи, - бросила Ляптя переводчице. - Мафиози подкупает следователя. А ну, подкупайте, чтобы иностранцы поверили.

   Через пять минут администратор и швейцар были банкротами.

- А теперь врежь директору, - бросила Ляптя швейцару. - Ты вдруг понял, что он втянул тебя в банду.

   Директор упредил швейцара, который охнул, ощутив синюю подкову под глазами.

- Ну, а ты что стоишь, не телишься. Давай отходную директору.

- Эх, - вздохнул швейцар. - Была не была.

   Его кулак пошел на Ляптю. Она присела. Кулак воткнулся в лоб администратора.

- Ты что..., - хранитель гостиницы прошептал слова, которые производят сильное впечатление на иностранцев, и они запасаются ими, как запасаются матрешками, и рухнул под ноги Ляпти.

- О! - закричали иностранцы.

   Озлобленный швейцар двинулся на Ляптю.

- Стой! - заголосила она. - Куда прешь. Ты в оцепенении. Ты же человека убил.

   Швейцар действительно находился в оцепенении. Гости восторженно кричали "О!". На полу, распластавшись, как на пляже, отдыхал директор. Вспышки фотоаппаратов таранили глаза.

   Ляптя не стала дожидаться развязки. Чемоданом она свалила швейцара, объяснила через потерявшуюся переводчицу, что проба еще требует существенной доработки, и пригласила завтра присутствовать на окончательном варианте.

   На улице она пустилась бежать, пока не наткнулась на железный короб. Словно гигантская бабочка, чемодан сверкнул в воздухе. Ляптя подсчитала выручку и направилась к вокзалу. Она твердо решила расквитаться с человеком с номерком, с которого начался тернистый путь.

   Человека гор она нашла возле памятника революционному императору, на ладони которого в середине кучи бычков высилась внушительная, похожая на огнетушитель, пустая бутылка вина. Носильщик прислушивался к гудкам скорого.

- Иди, иди, миленький, - говорил он. - Мы тебя сейчас поприветствуем, как Саша Македонский Азию.

   Ляптя объяснила, что пришла попрощаться.

- Кто ж так прощается с другом! - упрекнул носильщик.

   От щелчка по горлу звук оказался звонким, как в пионерском горне.

   На задворках магазина "Вино" Ляптя нашла грузчика с разорванной ноздрей, похожей на покалеченное горлышко бутылки и с ёжистыми глазами.

- Винца, - попросила Ляптя.

   Грузчик поставил бочку на - попа и мощным ударом ноги вышиб пробку, которая как мина просвистела мимо головы Ляпти.

- Так и человека угробить можно, - заметила она.

- У тебя много отрицательного опыта, - заметил грузчик. - Ты уже знаешь, что человеческий лоб можно разбить. Держи. - Он протянул ей пивной кляп. - Гони бабки.

   В смутное время грузчик имел полное право на нагрузку к вину. Оспаривать право Ляптя не стала, опасаясь, что могут взвинтить цены. Бутылку она сунула за кофту.

   Половина дела была сделана. Другую половину она решила доделать в аптеке.

- Нет, - сказал хранитель мер и весов с хамелеоновским взглядом, мелкими усиками и кустистой бородой, выслушав Ляптю.

   Она почувствовала холодок. Рушился гениально задуманный план. Ляптя зашла с черного хода, поторговалась, а после. вывела хранителя мер и весов к задворкам магазина, показала грузчика, который за товар брал самую малость, поблагодарила измученного валерьянкой аптекаря за дефицитный порошок и, сделав, круг, остановилась возле щели в заборе.

   Картинка ей понравилась. На дно бочки грузчик поставил бутылку и подвесил к ней, словно к елке, три деревянные затычки.

- И их тоже покупать? - спрашивал, багровея, аптекарь.

   Возле вокзала Ляптя сорвала пробку, засыпала чудодейственный порошок в бутылку и загнала пробку на место. Это было ее первое покушение на человека.

- У грузчика брала, - сказала Ляптя носильщику.

   Носильщик припечатал дно бутылки к ладони. Пробка взвизгнула и устремилась к Большой Медведице. Ляптя почувствовала легкие толчки, когда пробка попала в звездный ковш. Толчки напоминали небольшое землетрясение и исходили от носильщика.

- Что? - участливо спросила она.

- Живот завёлся, зараза, - рявкнул носильщик. - Постереги тележку, я скоро вернусь - мрачно добавил он.

- А кто же Азию приветствовать будет?

   «Азия» уже приближалась к вокзалу. Носильщик двинул тележку и тотчас схватился...

- Уже, - прошептал он.

   Запах был настолько сильным, что машинист скорого, чтобы не задохнуться, остановил поезд за километр до вокзала.

   Ляптя умыкнулась с поста увидев человека гор, решительно шагающего с гвоздодёром к задворкам магазина, и направилась к домоуправлению.

   Вечерело. Раскалённый город погружался в прохладу с запахом пыли, гари, пота… Ляптя прошлась по мелкому привокзальному скверику с засыпающими ёлками в бледном свете полнотелой луны. Тихо. Только игривый ветерок, вырвавшийся неизвестно откуда, шумнул и, скоро пробежав по ёлкам, умчался также неизвестно куда

   Ляптя присела на лавку. Она устала, как устает человек от напряженного дня, наполненного дикой силой, которая крушит и ломает, разбивает на осколки, которая торопит день поскорее бы он схлынул, перейдя в вечер, а потом в ночь с её благодатными снами, освежающими мысли и проснуться утром бодрым с приливом сил и опять вступить в схватку с бесчисленными дневными заботами, чтобы   снова идти и идти по кругу, преодолевая мрачное и тяжелое своей судьбы, пока не наступит точка невозврата.

   Воспоминания вновь всколыхнули её. Они были яркими и жгучими. Ей почудился голос кременчугской гармошки - двухрядки, который, словно звал её. Она направилась к кассам дальнего следования, чтобы взять билет и уехать в тополиный посёлок к батьке и матери, но это была лишь минутная слабость грусти, смешанной с тоской. Она возвратилась в скверик, вновь присела и уснула.

   Утром она направилась к домоуправлению, которое было в траурных венках.

- Где домоуправ? - спросила Ляптя.

- В гробу!

   Ляптя заглянула в гроб. Из глаз администратора текли слезы.

- Не дождался, - с сожалением вздохнула она.