Шпион навыворот

Он исследовал поведение отчаянных преступников и покорных военных – и основал прикладную психологию. Затем Гуго Мюнстерберг хотел предотвратить войну США с Германией, но его обвинили в шпионаже.

Гуго Мюнстерберг родился 1 июня 1863 года в Данциге, ныне Гданьск, и был третьим из четверых детей Морица и Анны Мюнстерберг. Его отец, светский еврей, занимался предпринимательством, и пока он ездил по Европе, налаживая деловые связи, мать воспитывала в сыновьях любовь к прекрасному. Мальчики занимались музыкой и ходили в оперу, а Гуго еще и обожал поэзию: зачитывался ею и сам писал стихи.

Когда подростку было 12 лет, мир покинула его любимая мать, а спустя пять лет ушел и отец. Главой семьи стал старший брат Отто, которому тогда было 26 лет. Гуго тяжело переживал потери, но при этом понимал: его собственная жизнь только начинается. Юноша сдал выпускные экзамены с отличием и поехал учиться в Лейпциг. Сперва он сделал выбор в пользу медицины, но спустя год впервые посетил лекции Вильгельма Вундта, отца современной психологии, и «загорелся» этой наукой.

В 1885 году Мюнстерберг получил степень доктора философии в Лейпцигском университете, а спустя два года – доктора медицины в Гейдельберге. Тогда же он начал читать лекции в качестве приват-доцента во Фрайбургском университете. К тому моменту Гуго успел жениться: его избранницей стала Сельма Опплер, которая приходилась ему троюродной сестрой. Лекции Мюнстерберг читал в основном по философии, но на самом деле его интересовали лабораторные эксперименты, о которых он узнал от Вундта. Увы, оборудования – мнемометра, хроноскопа для измерения времени реакции, колориметра Максвелла для изучения психологии цвета – во Фрайбурге не было.

В 1889 году Гуго познакомился с Уильямом Джеймсом, профессором психологии Гарвардского университета. На Международном психологическом конгрессе в Париже коллеги перекинулись всего парой фраз, но этого хватило, чтобы заинтересоваться друг другом. Уильям и Гуго стали переписываться, молодой ученый даже отправил Джеймсу несколько своих работ по экспериментальной психологии. Зимой 1892 года Гуго получил от Уильяма письмо с приглашением поработать в Гарварде. Перспектива три года жить в новой стране, но главное – иметь доступ к оборудованной лаборатории и общаться с именитыми профессорами – понравилась доктору, и в августе 1892-го супруги Мюнстерберг отправились в Гарвард.

Гуго быстро освоился в лаборатории и подружился с помощником, хотя совершенно не знал языка. Но желание преподавать было так сильно, что к 1894 году он уже мог спокойно читать лекции на английском в Рэдклифф-колледже. Три года в Гарварде пролетели как один день. Мюнстерберг ощущал себя частью университетского «организма» и уже не мог смотреть на Америку с точки зрения гостя. Именно тогда у психолога возникла мысль сблизить Германскую империю и США.

Вернувшись во Фрайбург, Гуго постоянно вспоминал Гарвард и с особой теплотой относился к американским студентам. Он любил родную страну: главные труды мечтал написать на немецком языке, а отдохнуть душой мог только в родном Данциге. Однако и отказаться от работы в Америке он не мог. В 1897 году Мюнстерберг получил письмо из Гарварда, в котором говорилось, что его ждут в университете, но лишь в том случае, если он «сожжет за собой все мосты». Взвесив все за и против, в сентябре того же года доктор перевез семью в США.

В 1898 году Мюнстерберг был назначен президентом Американской психологической ассоциации, а спустя два года высказал идею о возведении в Гарварде «дворца философии». «Это здание должно стать символом единства всех философских исследований, – объяснял ученый. – Собравшись под одной крышей, логик, этик и метафизик должны чувствовать, что все они – слуги философии». 25 мая 1903 года был заложен краеугольный камень «Эмерсон-Холла», названного в честь американского писателя и философа Ральфа Уолдо Эмерсона.

Коллеги шутили: «Гуго нашел источник неиссякаемой трудоспособности», – и в этом была доля правды. Помимо основной работы психолог участвовал в международных философских конгрессах, публиковал статьи на тему экспериментальной и прикладной психологии и работал над книгой «Американцы». Однако в 1905 году размеренность жизни ученого была нарушена: его пригласили занять кафедру философии в Кенигсбергском университете. Мюнстерберг колебался: получить место, которое некогда занимал Иммануил Кант, да еще и вблизи от родного дома – о таком он мог только мечтать. Ученый уже было согласился принять заманчивое предложение, но его коллега и друг, профессор философии Джосайя Ройс, настоял: высший долг Гуго – служить Гарварду до конца дней.

Спустя несколько месяцев состоялась церемония открытия «Эмерсон-Холла», и это придало Мюнстербергу сил для дальнейшей работы. Он начал писать статьи по прикладной психологии в сфере предпринимательства и исследовать поведение преступников. Двадцать лет проработав с людьми, страдающими психическими и эмоциональными расстройствами, ученый решил испытать свою методику на убийце Альберте Хорсли, больше известном как Гарри Орчард. Этот шахтер, признавшийся в убийстве 18 человек, в том числе бывшего губернатора Айдахо Фрэнка Стюненберга, утверждал, что организатором убийства был лидер профсоюза «Индустриальные рабочие мира» Уильям Хейвуд.

Суд проходил в Бойсе, и Мюнстерберг отправился туда, чтобы «проверить возможности своей науки». Поработав с Орчардом, ученый пришел к неожиданному даже для себя выводу: преступник не пытается оклеветать Хейвуда, он говорит чистую правду. Когда психолог возвращался домой, к нему с расспросами пристал газетчик, который освещал эту историю. Гуго долго отнекивался, но в конце концов высказал свое мнение.

На следующий день газеты пестрели громкими заголовками: «Тесты для сумасшедшего преступника!», «Психолог измерил размеры черепа убийцы, чтобы убедиться в правдивости его слов!». На ученого вылился шквал критики, его огульно обвинили во взяточничестве и шарлатанстве. Тогда один из коллег Мюнстерберга опубликовал статью, где описал некоторые устройства, действительно использованные ученым в ходе экспериментов. После этого разговоры вокруг «шарлатанства» Гуго поутихли.

В начале XX века предприниматели были озабочены повышением квалификации своих сотрудников. Психолога эта тема тоже интересовала. Он считал, что «рабочий и работа должны быть совместимы, а экспериментальная психология – как раз тот инструмент, который может определить качества, необходимые для того или иного вида деятельности».

Мюнстерберг разослал около тысячи писем в крупные компании с просьбой предоставить информацию о психологических особенностях, которые они считали важными для сотрудников из разных отделов. На базе ответов он разработал ряд тестов на проверку памяти, внимания, интеллекта, точности и скорости, которые помогали распределять людей на категории. В 1913 году свет увидела книга Мюнстерберга «Психология и промышленная эффективность», после выхода которой его стали называть «отцом индустриальной психологии».

Но сколько бы работы ни висело на докторе, он не мог игнорировать просьбы измученных пациентов, которые боролись против разрушительных привычек, галлюцинаций и навязчивых страхов. Применяя разные техники, в том числе гипноз, психолог лечил морфинистов и помогал пациентам с истерическим расстройством личности. Желание спасать, которое часто шло вразрез с необходимостью отдохнуть, он объяснял так: «Кто не знает мрака, полного страдания, от этих кажущихся странными болезней, не может измерить благословение облегчения от них».

В 1910 году Мюнстерберг, который всегда хотел «“объяснять” Германскую империю Америке и Америку Германской империи», инициировал открытие в Берлине Amerika-Institut. Психолог считал, что «гармония между народами достигается не разговорами об ужасах войны, а укреплением культурных связей». Впрочем, миротворческая позиция Гуго в итоге сыграла против него.

Летом 1914-го, когда в газетах появились сообщения о мобилизации армий, Мюнстерберг был подавлен горем. Его старания сплотить людей пошли прахом, а беспокойство за судьбы родственников не давало спать: вдруг Данциг уже захвачен русскими? Теперь все силы психолог бросил на статьи с призывами «не нарушать мир с Германской империей». В США господствовали антинемецкие настроения, и за такие речи Мюнстерберга быстро обвинили в шпионаже.

Имя психолога вновь появилось на первых полосах газет, а его рабочий стол заполонили письма, где на каждое слово благодарности приходилось с десяток проклятий. Мюнстерберг знал: эмоции людей, в письмах грозившихся «прострелить ему башку», полностью выплеснуты в самой угрозе, но агрессия и непонимание ранили его сильнее пуль. Еще одним ударом для ученого стала отчужденность коллег и вчерашних друзей, которая «подобно морозу делала воздух колким».

Мюнстерберг держался, пока новый всплеск ненависти к нему не спровоцировала статья в The Times «Агенты кайзера в Америке». Этот лживый текст, который в редакцию британской газеты прислали из Нью-Йорка анонимно, окончательно уничтожил репутацию ученого. Некий богатый выпускник Гарварда даже предложил заплатить университету десять миллионов, если Мюнстерберга уволят. Вскоре Гуго сам подал прошение об отставке, которое, впрочем, отклонили.

В свете этих событий ученому выгоднее было бы замолчать, но он не мог не вмешаться в ход событий. Зимой 1915 года президент Вудро Вильсон получил письмо из Гарварда. «Я 23 года работал с одной целью – укрепить связи между США, Германией и Англией, и был огорчен, когда усилия в случае с последними потерпели неудачу, – писал Мюнстерберг. – Но пока Америка не вступила в эту войну, мою жизнь нельзя назвать разрушенной. Предотвратить страшное в ваших силах».

Доктор никогда не демонстрировал своих переживаний и осенью 1915 года вернулся к работе как ни в чем ни бывало. После книги «Общая и прикладная психология», выпущенной годом ранее, он все свое время посвящал ученикам. Вот и 16 декабря 1916 года, воодушевленный новостью, что Германия предложила Антанте мир, профессор Мюнстерберг спешил на лекцию в Рэдклифф-колледж. Добрался он туда с трудом. А начав лекцию, внезапно повалился на пол: у него произошло кровоизлияние в мозг. Основатель прикладной психологии скончался мгновенно, так и не узнав, что спустя четыре месяца США все-таки вступили в войну.

Мария Крамм