Советская Суламифь: загадочная жена наркома Ежова

Ее называли и карьеристкой, и нимфоманкой, и сталинской шпионкой… А была Женя Хаютина-Гладун-Ежова, урожденная Фейгенберг, скорее всего, просто любвеобильной модницей, запутавшейся в своих многочисленных мужчинах. Среди которых были и такие тузы, как писатели Исаак Бабель, Леонид Соболев, Иван Катаев (однофамилец Валентина Катаева), Михаил Шолохов, полярник Отто Шмидт…

Родилась Евгения (Суламифь) Соломоновна Фейгенберг в 1904 году в Гомеле, младшим ребенком в многодетной еврейской семье. При рождении получила имя Суламифь, которое посчитала несовременным и назвалась Евгенией. В семнадцать вышла замуж за простого слесаря, взяв его фамилию: Хаютина. С этой фамилией и осталась, несмотря на то что вскоре ушла от первого мужа ко второму, куда более перспективному, — директору московского издательства «Экономическая жизнь» Алексею Гладуну.

Евгении двадцать, она в Москве, модничает, кружит головы мужчинам. Легко идет по жизни — танцуя фокстрот. Она любила фокстрот и шампанское… Гладун был направлен на дипломатическую работу — вторым секретарем полпредства СССР в Великобритании, а вместе с Алексеем Федоровичем в Лондон уехала и Женя. Там она стучала себе по клавишам печатной машинки в дипкорпусе. Такой вот полет яркой птички Женечки: провинциальный Гомель, веселая Одесса, модная Москва, западный Лондон. А потом — европейский Берлин, куда перевели Гладуна.

Мужа отозвали в Москву, а Евгения осталась в полпредстве. Там-то, в Берлине, у нее и закрутился сумасшедший роман с автором «Конармии» Исааком Бабелем. Десять лет спустя арестованный за антисоветскую деятельность писатель опишет свой роман с Женей Хаютиной совсем не романтично. «В первый же день приезда я зашел в торгпредство, где встретил Ионова, знакомого мне еще по Москве. Ионов пригласил меня вечером зайти к нему на квартиру. Там я познакомился с Гладун, которая, как я помню, встретила меня словами: «Вы меня не знаете, но вас я хорошо знаю. Видела вас как-то раз на встрече Нового года в московском ресторане». Вечеринка у Ионова сопровождалась изрядной выпивкой, после которой я пригласил Гладун покататься по городу в такси. Гладун охотно согласилась. В машине я убедил ее зайти ко мне в гостиницу. В этих меблированных комнатах произошло мое сближение с Гладун, после чего я продолжал с ней интимную связь вплоть до дня своего отъезда из Берлина».

Но Бабель был не единственным увлечением замужней Евгении. Отдыхая на курорте в Сочи в 1929 году, она познакомилась с Николаем Ежовым — тогда еще невзрачным чиновником ЦК партии. Но цепкая Женя разглядела в нем какую-то карьерную перспективу, и не ошиблась. Курортный роман перерос в предложение руки и сердца. Хаютина ответила согласием и быстро развелась с Гладуном.

Женская интуиция не подвела: вскоре Ежов стал наркомом внутренних дел.

У него очень много работы. Надо чистить молодое советское государство от враждебных элементов. И он старался. Именно коротышка Николай Ежов стал одним из главных организаторов массовых репрессий, получивших позже название «Большой террор». Бывший в 1920-е годы руководителем Ежова Иван Москвин писал о своем подчиненном: «Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным — он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться. Иногда существуют такие ситуации, когда невозможно что-то сделать, надо остановиться. Ежов — не останавливается…»

Ах, если б прозорливая Евгения могла увидеть будущее! Но тогда, в начале 1930-х, она была очень счастлива. Женя Хаютина-Ежова возглавляла популярный журнал «СССР на стройке». На ее энергию и свет, как мотыльки на огонек, слетались ярчайшие представители советской прозы. Многие, чего уж скрывать, были влюблены в жену наркома. Она играла на рояле, пела, была всегда энергична и полна планов. И все ей было интересно. Новые авторы, новые идеи, новые постановки в московских театрах. Недоброе женское общество за глаза называло Евгению Соломоновну «Стрекозой» — дескать, все порхает, все веселится, все танцует фокстрот!

У Жени была подруга, Зина Гликина. Их дружба вела отсчет практически с детства — с Гомеля! Гликина работала секретарем иностранной комиссии Союза писателей, а по совместительству — была любовницей Николая Ежова. У подруг не было секретов друг от друга. Измена не считалась серьезным проступком. Зина тоже была в курсе амурных дел Евгении. И знала, что Женя все время влюблена.

В литературном салоне Ежовой-Гликиной собирались исключительные мужчины.

Талантливые, озорные, прижизненные классики. Главный редактор журнала «Огонек» Михаил Кольцов, полярник Отто Шмидт, певец Леонид Утесов, Сергей Эйзенштейн, Самуил Маршак — всех не перечислить... Женя слегка расстраивалась, что ее такая наполненная женская жизнь была лишена одной составляющей: материнства. Не давал бог детей. Что ж, и это смог поправить всемогущий Ежов. Удочерили в 1933 году пятимесячную девочку, Наташу. И снова — черно-белая фотография. Где-то на даче, на открытой веранде, кадр счастливой жизни: кудрявое дитя, удивительно похожее на свою приемную маму, в кресле-качалке. На спинку кресла облокотилась Женя в сарафане, с обнаженными плечами, веселая, улыбчивая. Жизнь — полная чаша.

Счастье и беззаботность из этой яркой жизни уходили постепенно. Начали пропадать завсегдатаи литературного салона. Арестовали бывших мужей Жени — и Хаютина, и Гладуна; арестовали брата Илью.

Она искала спасения там, где привыкла его находить: в мужских объятиях. Михаил Шолохов — автор нашумевшего «Тихого Дона», депутат Верховного Совета СССР, любимец Сталина — то самое «крепкое мужское плечо». Они встречались в гостинице «Националь», и она плакала, просила защиты и помощи.

Знала ли Женя, что за их встречами следят? Что все тщательно фиксируется в стенограмме: целуются, ложатся вместе. Что записано все, до малейшего вздоха. И это такое интимное и проникновенное: «Тяжелая у нас с тобой любовь, Женя». И ее такое бабье и беззащитное: «Что же нам делать, Мишенька?»

Все записано. И Николай Ежов уже, маленький и яростный, как всегда, пьяный, сидит над расшифрованной стенограммой и стеклянными от бешенства глазами читает. Яростный не от факта измены: у него с Евгенией «свободный брак». Яростный от того, что дурища догадалась встречаться в «Национале», и факт адюльтера известен товарищу Сталину. А товарищ Сталин в личной беседе еще несколько месяцев назад посоветовал товарищу Ежову развестись с такой развратной женщиной. Сталину не понравилось, что жена Ежова скомпрометировала себя связью с «врагом народа», начальником иностранного отдела и заместителем директора Госбанка Григорием Аркусом, расстрелянным в 1936 году. Поэтому и ждет Ежов свою жену с трудным разговором. Она, конечно, будет плакать и что-то объяснять.

— Колюшенька! — так она зовет его еще с того славного сочинского отпуска. — Проверь всю мою жизнь, всю меня.

И потом голос потонет в слезах — про несодеянные преступления, про верность ему и верность партии…

Жене очень, очень страшно. Она пишет письмо Сталину и не получает ответа. Она увольняется из журнала. «Литературный салон» давно распался. Арестована Зина Гликина. Евгения не узнает, что старинная подруга в застенках НКВД выложит всю правду и о Ежове, и о его жене, и о ее любовниках. Расскажет, в красках, и о той знаменитой ссоре с Ежовым после встречи с Шолоховым в «Национале».

«После ужина Ежов в состоянии заметного опьянения и нервозности встал из-за стола, вынул из портфеля какой-то документ на нескольких листах, обратившись к Хаютиной-Ежовой, спросил: «Ты с Шолоховым жила?» После отрицательного ее ответа Ежов с озлоблением бросил его в лицо Хаютиной-Ежовой, сказав при этом: «На, читай!».

Как только Хаютина-Ежова начала читать этот документ, она сразу же изменилась в лице, побледнела и стала сильно волноваться… После этого Ежов окончательно вышел из себя, подскочил к стоявшей в то время у дивана Хаютиной-Ежовой и начал ее избивать кулаками в лицо, грудь и другие части тела. Лишь при моем вмешательстве Ежов прекратил побои, и я увела Хаютину-Ежову в другую комнату. Через несколько дней Хаютина-Ежова рассказала мне о том, что Ежов уничтожил указанную стенограмму» (из показаний Зинаиды Гликиной).

Евгения легла в подмосковный санаторий — привести в порядок расшатавшиеся нервы. С диагнозом «астено-депрессивное состояние» пробыла там несколько недель, а потом получила посылочку от Колюсика. Безделушку и люминал — сильнодействующее снотворное.

Безделушка была знаком: люминал надо выпить весь. Что Женя Ежова и сделала. 21 ноября 1938 года она скончалась.

На ее похороны Ежов не пришел, а про самоубийство сказал: «Правильно Женя сделала».

Самого Николая Ежова арестовали в апреле 1939 года. Спустя год он был расстрелян по обвинению в подготовке антисоветского государственного переворота.

А что же девочка Наташа Ежова? В 1939 году шестилетняя Наташа, лишившаяся приемных родителей, была помещена в детский дом в Пензе, ей дали фамилию Евгении — Хаютина. Наташа Хаютина окончила Пензенское музыкальное училище и по распределению попала в Магаданскую область. Там и прожила почти всю жизнь, в северном поселке Ола на побережье Охотского моря. В годы перестройки добивалась реабилитации своего приемного отца — безуспешно. Умерла Наталья Николаевна Хаютина в январе 2016 года. Для нее приемные родители навсегда остались светлыми божествами с подмосковной дачи, оклеветанными и погубленными завистниками.

Екатерина Рощина

Источник: «Вечерняя Москва