Разгадана любовь китайцев к компартии

На модерации Отложенный

© AP Photo / Andy Wong

Женщина фотографируется у флага Коммунистической партии Китая в Шанхае. Архивное фото

 

Давайте договоримся, не надо длинных экскурсов в историю Компартии Китая или сложных разговоров о национальных особенностях и прочем. Вместо этого посмотрим — нет ли чего-то полезного для нас в потоке публикаций на тему "почему китайский народ любит свою компартию".

 

Разговор этот в Поднебесной только набирает интенсивность к предстоящему столетнему юбилею КПК — 23 июля 2021 года — и будет идти почти год. Однако уже сегодня из потока размышлений на обозначенную тему можно выловить всякие жемчужины. Начинают отвечать на этот вопрос разные авторы с чего-то стандартного ("потому что партия и народ едины"), но дальше обязательно говорят нечто, пригодное и к нашему сегодняшнему употреблению.

 

Ну вот, например: КПК нашла для нации путь, который наиболее соответствует "национальным условиям" и лучше всего помогает решать существующие проблемы. Причем обнаружение этого пути далось "ценой большой крови". Компартия теперь "верит в правду, исходящую из фактов" и "охраняет себя от идейной жесткости или окаменевших старых подходов".

 

То есть — если перевести на русский эти, всем китайцам понятные, пассажи — заслуга компартии в том, что, пусть и "ценой большой крови", она сумела перестать быть коммунистической. Или, скажем так, радикально обновила понимание того, что такое коммунистические цели и методы. Никакого больше равенства в нищете, отмены частной собственности и бесклассового общества. Результат: люди в стране стали богатыми. А если кошка ловит мышей, то всем понятно, что это хорошая кошка, как бы ее ни звали.

Для сторонников "окаменевших старых подходов" в утешение осталось название партии. Таких людей было много — начиная с 1978 года, когда стартовали реформы. И все они говорили, что "не могут поступиться принципами". В итоге принципы на бумаге им оставили. Хотя тут есть еще одно соображение: громить компартию сегодня ради процветания завтра — это и в 1978 году, и позже казалось безумной идеей. Кто и что тогда будет год за годом искать пути к процветанию? Наскоро созданная непонятно кем новая власть?

 

Тут уместна еще одна цитата из потока предъюбилейных комментариев. Оказывается, компартия в Китае — это операционная система. В том смысле, что страна с ее ресурсами, производствами и населением — это компьютерное железо, звенья которого сами по себе работать не могут. Чтобы они работали, нужна одна объединяющая операционная система, как ее ни называй. А это, по мысли автора, партия и контролируемое ею правительство.

 

При этом операционные системы западного мира, говорит он, регулярно обваливаются, потому что построены по иному принципу. Там партий несколько потому, что они искусственно делят общества на разные, антагонистические друг другу части, и борются партии за то, чтобы именно их часть доминировала над всеми прочими.

А у КПК другой рефлекс — объединять общество. Интересная мысль с точки зрения марксистских идей о борьбе классов, не правда ли?

 

Коммунизм в классической советской версии — это попытки насадить удушающий коллективизм и как бы равенство. Все нынешние успехи Китая можно приписать умному сочетанию бешеного китайского индивидуализма (помогающего кому-то зарабатывать миллионы) и традиционного, еще до нашей эры существовавшего коллективизма. Сегодня партийные идеологи гордо объясняют, что если нужно, то "включаем" коллективизм, как это было в борьбе с вирусом. Всех лечили одинаково и бесплатно, мобилизовав тысячи медиков для работы, по сути, в двух провинциях; в Ухане даже спасли семерых пациентов в возрасте за сто…

 

Хорошо, это то, что и должны говорить китайские публицисты в нашем, юбилейном случае. А вот республиканская пропаганда в США, наоборот, считает КПК олицетворением коммунистического зла, но подчеркивает: мы, республиканцы, всей душой за великий китайский народ, мы лишь против угнетающей этот народ компартии. То есть, как всегда, предполагается, что, чуть нажми на очередную "неправильную" страну, и она радостно свергнет режим.

 

Тем более эффектной оказалась июльская публикация результатов исследования в Гарварде (США) на ту самую тему: насколько китайский народ любит КПК — и почему. Это сенсационная работа по двум причинам. Во-первых, исследования велись с 2003 года. Во-вторых, это единственная в мире попытка независимого анализа общественного мнения в огромной стране, где зарубежные социологические службы без разрешения не работают, а местные находятся под перманентным зарубежным подозрением.

 

И вот с этим подозрением и пристрастием гарвардская команда выясняла вопрос о любви народа к партии, то есть во всех случаях поправки и допущения делались не в пользу Пекина. Применялась вся мощь американской социологической технологии. Оказалось, с того самого 2003 года популярность компартии лишь росла, последние имеющиеся результаты показывают 95,5% полной или частичной удовлетворенности ее действиями. При этом анализировались не только богатые приморские, но также и бедные внутренние провинции. В последних, однако, партию и правительство любят еще больше.

 

Правда, тут есть специфика: местные власти далеко не так популярны ("полное удовлетворение" иной раз составляет всего 11,3%). У центральной же власти, то есть КПК, репутация инстанции, в которую можно пожаловаться на неправоту местных начальников. А центр научился, сосредотачивая в Пекине немалые ресурсы, грамотно вмешиваться и делать то, что жители провинций требуют. Это технология, и неплохая.

Гарвардские открытия в США были замечены и откомментированы. Например, так: а что вы хотите от страны, где нынешних жителей от массового голода отделяет всего одно поколение? Доход на душу населения в 1978-м был 307 долларов, сейчас 7755, продолжительность жизни, соответственно, выросла с 65,9 до 76,5 года. И вы нам еще будете говорить, что китайский народ "жаждет свободы" от такой правящей партии?