ЧК - Бойня для "скота"

В практике карательных органов в Советской России под видом исполнения смертных приговоров, выносившихся в порядке «красного террора», по решению суда или внесудебных органов, совершались культовые человеческие жертвоприношения. Процедура смертной казни иногда в деталях соответствовала культовым предписаниям о жертве.

Товарищ обер-прокурора Св. Синода князь Н. Д. Жевахов, входивший в состав деникинской Особой комиссии по изучению зверств большевиков на захваченных ими территориях, пишет: «...тот, кто знает еврейский язык, знает и то, что слово «чека» является не только сокращением слов «чрезвычайная комиссия», но на еврейском языке означает «бойню для скота», то есть как раз отвечает понятиям талмуда, рассматривающим каждого нееврея как животное и требующим его убийства» (Кн. Н.Д. Жевахов, Воспоминания, Новый Сад, Королевство С.Х.С.,1928,т.2, с.176).

Ревностно охраняемое и соблюдаемое предписание талмуда дозволяет религиозному иудею в пищу употребление исключительно кошерного мяса, или мяса такого животного, которое было умерщвлено через обескровление с соблюдением особых условий в специальном помещении-бойне особо назначенным для этой цели лицом нарочно приспособленными и освященными орудиями при прочтении определенных молитв - то есть, в результате таких действий, которые не могут быть названы иначе, как отправление религиозного культа.

Составляя довольно многочисленную (сравнительно с потребностями ритуального убоя в местах проживания религиозных евреев) касту профессиональных резников - «шойхетов» или «могелей», поддерживающих талмудическую идею тайного культового служения вне Храма - все эти Могилевы, Могильчаки. Могилевские, Резницкие, Резники, Резниченки, Бейлисы, Шнейдеры и Чикатилы - являются хорошо организованной и законспирированной кадровой базой для другой более тайной культово-террористической организации, практикующей ритуальные человеческие жертвоприношения ради порабощения христианских народов и достижения мирового господства.
Весной 1917 года несколько сот обученных и снабженных деньгами «резников» или «головорезов» пароходом из Нью-Йорка и Чикаго в Европу далее через Швейцарию и Германию вместе с Троцким и Лениным прибыли в Россию, где составили костяк карательного аппарата этой международной культово-террористической организации по истреблению русского народа - получившей название «Чека».

П. Пагануцци, автор книги «Правда об убийстве Царской Семьи», русский профессор, преподававший в Канаде, делает в своей книге следующее примечание: «Доктор А. Саймонс, побывавший в России в первый период революции по поручению одной американской церковной организации (общины), дал следующие показания сенатору Нелсону: сотни агитаторов, прибывших в Россию из низов восточного квартала Нью-Йорка (еврейское гетто- прим.) находились в «свите» Троцкого. Далее доктор Саймонс утверждал, что более 250 сподвижников кровожадного Зиновьева в Петрограде прибыли оттуда же. Нет сомнений, что большинство из них были чекистами или другими политическими «работниками» (П. Пагануцци, Правда об убийстве Царской Семьи, Джорданвилль, 1981, с. 25).

Город Чикаго, откуда прибыли с Троцким несколько сот резников, составивших костяк карательного аппарата ВЧК, так и переводится «город боен». Очевидец свидетельствует: «Убивали так, как убивают на бойнях скот» (С.П. Мельгунов, Красный террор в России, М.,1990, с. 64).

В Киеве и некоторых других городах чрезвычайки так прямо официально и назывались «бойнями» (Мельгунов, с.127).

Прообразом большевистской «чеки» являлся древнежидовский Тофет, имевший некое функциональное разделение. В то время как один чин жрецов совершал ритуальное жертвоприношение Молоху и Ваалу, другой - игрой на тимпанах заглушал или, наоборот, репродуцировал крик закалываемых жертв.

Тофет, по иному, долина Енномова, ила геенна огненная.
«Под именем Тофета разумеется раскаленная печь, притом оскверненная человеческими жертвоприношениями» (Полный церк.-слав.словарь, с.727).
Архимандрит Никифор в «Библейской энциклопедии» сообщает следующие сведения о долине Энномовой, или Тофете.
«Енном, Енномова долина - было глубоким и узким оврагом с крутыми берегами на юго-западной стороне Иерусалима (...). Здесь еще во времена Соломона воздвигнуты были высоты и построены капища Астарте, Хамосу и Молоху. Ахаз и Манассия совершали здесь курения идолам, и первый проводил своих сыновей через огонь. Гнусный обычай приносить в жертву детей Молоху в Тофете на юго-западе означенной долины сохранялся продолжи¬тельное время. Впоследствии времени царь Иосия, истребляя идолопоклонство, осквернил это место, заставляя бросать в него человеческие кости, и с этого времени долина Энном сделалась, по-видимому, местом свалки всяких нечистот, вывозимых из города, тру¬пов казненных преступников, павших животных и т. п., а для уничтожения оных и происходившего вследствие гниения их зловония на дне долины горел постоянный огонь. Поэтому-то она сделалась со временем страшною и отвратительною для Израиля и ее стали называть геенною огненной, употребляя это слово для изображения вечных мучений грешников по смерти.
По мнению некоторых раввинов, долина Енномова должна служить вратами ада...» (Архимандрит Никифор, Библейская Энциклопедия, с. 238).

Согласно толкованиям св. отцов, «вратами адовыми» или «вратами смертными» (Пс. 9, 15) священное Писание «называет многоразличные истязания мучеников, обыкновенно доводившие их до смерти, из этих истязаний высшие и главнейшие были, конечно, те, которые принял Сам Спаситель наш» (Евфимий Зигабен,Толковая псалтырь, Киев, 1882, с. 56).

В захваченной жидами России Тофетом, или «вратами ада» становился каждый чекистский подвал, где под рев включенного автомобильного мотора совершались ритуальные пытки и казни.

Вот как описывает очевидец картину чекистского расстрела: «Среди двора стоит грузовик и несколько мотоциклеток. Арестованным - их счетом 15 - приказывают построиться (…). Из темноты двора выступают 15 служащих в чека и каждый из них занимает место против одного из арестованных. «Ходу», - громко командует комиссар и немедленно поднимается оглушительный шум…» (Жевахов, с. 203).
«Чрезвычайка, вдохновляемая Петерсом, заработала. Чтобы не слышно было выстрелов, два мотора работали беспрерывно» (Мельгунов, с.65).

Очевидцы свидетельствуют о совершении казней Гражданской войны под музыку полкового оркестра (Красный террор в годы Гражданской войны, По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков, М., 2004, с.224). Под звуки духовной музыки (Мельгунов, с.145).

Цитируемый Мельгуновым Нилостонский, автор изданной на немецком языке книги «Der Blutrausch des Bolschewismus» (Кровавое похмелье большевизма), дает описание «бойни» губернской Чека в Киеве в момент ознакомления с ней Особой комиссии, устроенной с большим профессионализмом:
«Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот желоб был на всем протяжении до верху наполнен кровью…» (Мельгунов, с.127).

Ритуальный характер казней не был скрыт от современников.
«В 1921 году накануне II конгресса Коминтерна в Бутырской тюрьме в одну ночь казнили 70 человек и все по самым изумительным делам: за дачу взяток, за злоупотребление продовольственными карточками, за хищение со склада и так далее. Политические говорили, что это жертвоприношение богам коминтерна» (Мельгунов, с.54).
«Всероссийская кровавая повинность», «кровавая жертва духу большевизма» такие оценки совершаемых чекистами казней даются в документах революционной эпохи (Красный террор …, с.65; Мельгунов, с.27).

Подводя итог кровавой деятельности большевиков-чекистов на Кавказе в период до прихода частей Добровольческой армии, автор-составитель документа Особой комиссии вполне в евангельском духе заканчивает призыванием на головы палачей «крови замученных заложников, ибо они (…), по-своему понявшие призыв встретить приближающуюся годовщину Октябрьской социалистической революции достойным для граждан таковым образом (…), принесли столь богатую кровавую жертву злому духу большевизма» (Красный террор …, с.65).

О том, что слова о «кровавой жертве» не были только риторической фигурой, говорят сухие слова помещенного здесь же протокола. «Военный священник, фамилию которого не удалось установить, проезжавший через село Воронцово-Николаевское, Ставропольской губернии (близ станицы Торговой), возвращался из своего полка на родину. Задержан красноармейцами, которые тут же его убили, нанеся ему многочисленные раны штыками и шашками, кощунственно уподобляя это гнусное дело священному акту приобщения со лжицы таин Христовых» (Красный террор…, с.92).

Кн. Жевахов отмечает: «В Воронеже чрезвычайка практиковала чисто ритуальные способы казни. Людей бросали в бочки, с вбитыми кругом гвоздями и скатывали бочки с горы. Этим способом добывания христианской крови посредством «уколов» жиды, как известно, по процессу Бейлиса в Киеве, пользовались тогда, когда не имели возможности спокойно проделать операцию ритуального убийства христианских детей, требующую специальных инструментов...» (Жевахов, с.190).

С. П. Мельгунов, подтверждающий это сообщение, уточняет, что воронежским жертвам на лбу выжигали люциферские пятиконечные звезды, «священникам надевали на голову венок из колючей проволоки» (Мельгунов, с.129).

Если воронежская чека использовала для умучивания христиан специальные бочки, то в киевских застенках для этой же цели применялись особые ящики, «...несчастных втискивали в узкие деревянные ящики и забивали их гвоздями, катая по полу...» (Жевахов, с.188).

«В Одессе,- пишет кн. Жевахов, - свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман, оба жиды (...). Каждому жителю Одессы было известно изречение Дейча и Вихмана, что они не имеют аппетита к обеду, прежде чем не перестреляют сотню «гоев» (Жевахов, с.188-189).

Мельгунов свидетельствует, что упомянутые одесские палачи также пользовались ритуальными бочками (Мельгунов, с. 129).
«Особенным изуверством отличался секретарь одесской чрезвычайки товарищ Воньямин, находивший удовольствие в копании ран у расстрелянных и даже полуживых людей» (Красный террор…, с.291).

«В станице Кавказской при пытке пользуются железной перчаткой. Это массивный ку¬сок железа, надеваемый на правую руку, со вставленными в него мелкими гвоздями. При ударе кроме сильнейшей боли от массива железа, жертва терпит невероятные мучения от неглубоких ран, оставляемых в теле гвоздями...» (Мельгунов, с. 120).

«Во Владимирской чеке «есть особый уголок, где «иголками колят пятки» (Мельгунов, с.131). Вероятно, «красный».

В Харьковской чеке свирепствовал палач Саенко. «Излюбленный способ Саенки: он вонзал кинжал на сантиметр в тело допрашиваемого и затем поворачивал его в ране. Все истязания Саенко производил в кабинете следователя «особого отдела», на глазах Якимовича, его помощников и следователя Любарского (….). Окончив казнь, Саенко возвращался в камеру весь окровавленный со словами: «Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской власти» (Мельгунов с. 121).

Князь Жевахов описывает чекистские казни, которые могут показаться невероятными по своей изощренной жестокости с точки зрения здравого смысла, если не учитывать ритуальную составляющую, подразумевающую практическую цель собирания крови замученных жертв. «Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний.

Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкою и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали их из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью (…). Насладившись мучением страдальцев, он снова принимался расстреливать ее в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в бесформенную кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные «гости», которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках» (Жевахов, с. 185).

Это свидетельство находит подтверждение в сообщениях Особой комиссии:
«Лица, побывавшие в последнее время в Киеве, передают: в чрезвычайках, на местах изуверских пыток были устроены возвышения с креслами для любителей острых зрелищ. Советская власть устроила театр: на сцене выкалывали глаза и сажали в ящик с гвоздями, а в зрительном зале любовались этой картиной. Зрителей было много – все комиссары и комиссарши. Кругом валялись бутылки из-под водки и шампанского…» (Красный террор…, с.292).

«Как ужасный вампир раскинула «чрезвычайка» свои сети на пространствах России и приступила к уничтожению христианского населения, начиная с богатых и знатных, выдающихся представителей культурного класса и кончая неграмотным крестьянином, которому вменялась в преступление только принадлежность к христианству», - пишет кн. Жевахов. - Чекисты «отличались неистовою развращенностью и садизмом, находились в повышенном нервном состоянии и успокаивались только при виде крови (...), некоторые из них запускали даже руку в дымящуюся и горячую кровь и облизывали свои пальцы, причем глаза их горели от чрезвычайного возбуждения» (Жевахов, с.181).

В журнале «Молодая гвардия» (№ 11, 1990 год) опубликована статья А. Виноградова под названием «Бойня», в которой цитируется документ-воспоминание перебежчика, сообщающего о практике употребления чекистами человеческой крови наряду со спиртом и кокаином, как средства для снятия нервных напряжений, возникавших: вследствие непрерывных массовых кровавых расправ над людьми.

Слова очевидца: «Один из палачей харьковской чеки говорил: «Мучился, да товарищ научил выпить стакан крови. Выпил, сердце как каменным стало» (Архив русской революции, Берлин, 1922, т. 6, с. 338).

Г.Л.Штрак сообщает об одном древнем поверии, сохранявшемся в преступной среде: «Существовали не только средства, спасавшие от земного правосудия, но и такие, которые успокаивали совесть. Если кто-нибудь убивал другого, то он должен был только отрезать кусок мяса своей жертвы, поджарить и съесть; тогда он уже никогда не вспоминал о своем преступлении (…)» (Г. Штрак, Кровь в верованиях и суевериях человечества (Народная медицина и вопрос о крови в ритуале евреев). В кн.: Кровь в верованиях и суевериях человечества, СПб, 1995, с. 96).

Бывший чекист Г. Агабеков упоминает в своих мемуарах, написанных зарубежом, главаря туркестанской чека - Бокия, о котором десять лет спустя после его кровавых преступлений говорили в Ташкенте, что «он любил питаться сырым мясом и пить свежую человеческую кровь» (Г. Агабеков, Секретный террор, М., 1996, с. 14).
Скромный сотрудник Омского горстройтреста Андрушкевич в 1929 году получил строгий выговор с предупреждением за «невыдержанность» в связи с тем, что во время партийной чистки заявил: «Когда я работал в ГПУ, привели ко мне белого полковника, так я ему зубами прогрыз горло и сосал кровь» (А.Г. Тепляков, Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920 – 1930-х годах, М.,2007,с.41).

Можно думать, что практика употребления человеческой крови в «Чека» была повсеместной. «Слишком много людей нужно было расстреливать, и имевшиеся кадры не справлялись, в буквальном смысле захлебываясь в крови» (Тепляков, с.56).

В материалах Особой следственной комиссии (Дело о злодеяниях большевиков в станицах Лабинского отдела) имеется документ, свидетельствующий о кровопийственной практике большевиков: «Во время коротких перерывов казни красные палачи заходили в станичное правление, брали приготовленную для них пищу обагренными кровью руками и ели мясо и хлеб, смоченные стекавшей с их рук невинной казачьей кровью» (Красный террор…, с. 174).

В этом же документе содержится такой характерный эпизод: «Когда зарывали изрубленного шашками казака Седенко, он застонал и стал просить напиться, ему большевики предложили попить крови из свежих ран зарубленных с ним станичников» (Красный террор…, с.170).

Князь Жевахов пишет об инсценировках грабежей и разбоев, устраиваемых чекистами явно с ритуальной целью: «Они сопровождались неслыханными глумлениями и издевательствами и превращались в дикие оргии. Под предлогом обысков эти банды разбойников являлись в лучшие дома города, приносили с собой вино и устраивали вечеринки, барабаня по роялю и насильно заставляя хозяев танцевать (…). Кто отказывался, того убивали на месте (…). И нередко были случаи, когда приносимое разбойниками шампанское смешивалось с кровью застреленных ими жертв, валявшихся тут же на полу, где они продолжали танцевать, справляя свои сатанинские тризны» (Жевахов, с.183).

Монахиня Серафима (Булгакова) вспоминает о специальном бараке для кормящих матерей-«мамок», устроенном чекистами в советских лагерях для «бээсов» (бывших сотрудников): «Соседка по нарам рассказывала, правда, тоже с ужасом, как она участвовала в «мокром деле», бандит зарезал ребенка в люльке и с наслаждением облизывал кровь с ножа. Такие там были люди» (Монахиня Серафима (Булгакова), Четвертый удел Богородицы, М., 1992, с. 70).

Современный исследователь замечает: «Личное участие в казнях было в двадцатых и тридцатых годах также своеобразным посвящением в чекисты (…). Их, похоже, поголовно «крестили кровью» (Тепляков, с.31-32).

Кропление кровью жертвы, как и в случае посвящения первосвященника или жреца в Иерусалимском Храме, происходило в большинстве случаев при исполнении приговора путем выстрела в затылок с близкого расстояния. При таком способе казни кровь жертвы необходимо должна была пасть на жреца. Но были и особые секреты расстрельного мастерства. Как проговаривался один палач: «Я умею людей убивать так, что и выстрела не слышно (…). Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю туда вплотную. Меня только теплой кровью обдает, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать убивать…» (Красный террор…, с.71).

Характерно и показательно настоящее время повествования в воспоминаниях, сделанных почти что через полвека!
Культовые аллюзии содержат и такие применявшиеся при совершении казней ритуальные атрибуты жертвоприношения как сосуды для сбора крови и вода, и опилки для затирания и замывания.
Рассказывая об избиении раненых, содержавшихся в помещении Елизаветинского училища (станицы Елизаветинской), следователь приводит показания очевидца: «Через некоторое время большевики начали выходить из училища все измазанные кровью и обмывали себя и свое оружие, топоры и лопаты от залившей их крови в стоявших на дворах корытах, а затем снова возвращались в училище продолжать свое дело» (Тепляков, с.38).

«Бывший начальник новосибирской облмилиции М.П.Шрейдер вспоминал о массовых расстрелах в тюремной бане в Новосибирске. О какой-то известной чекистам жуткой подробности свидетельствуют предсмертные слова бывшего оперработника УНКВД по Новосибирской области Садовского, сохраненные сокамерником: «Меня везут к корыту стрелять…». Со слов начальника отделения дорожно-транспортного отдела УНКВД С.И.Политова, зафиксированных его 14-ти летней племянницей, осенью 1937 г. под Новосибирском были оборудованы в труднодоступном месте некие расстрельные помещения: «НКВД расстреливает людей на одном озере или болоте, где построены специальные камеры, стена, к которой ставят расстреливать, и на полу вода…» (Тепляков, с.60).

О бане как излюбленном чекистами месте казней сообщают и другие источники.

Баня, традиционное место собраний еврейской синагоги там и тогда, когда нет возможности устроить настоящий молитвенный дом. Не в распространенности ли синагогальной практики человекоубийств как ритуала, требующего непременных омовений, в местах, связанных с водой (например, «при ручьях»), следует искать этимологического значения такого крылатого выражения как «кровавая баня»?

Мельгунов приводит рассказ очевидца о «расстрельном» дворе в московской Чека: «Снег на дворе весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью. Устроили снеготаялку, благо – дров много, жгут их на дворе и улице в кострах полсаженями. Снеготаялка дала жуткие кровавые ручьи. Ручей крови перелился через двор и пошел на улицу, перетек в соседние места. Спешно стали закрывать следы. Открыли какой-то люк и туда спускают этот темный страшный снег, живую кровь только что живших людей!...» (Мельгунов, с.146).

Какое, кроме непонятного для непосвященных ритуального значение, могла иметь вышеописанная «снеготаялка»?

Ритуальное смешение, соединение крови и воды имеет древний мистический смысл. Г.Л.Штрак сообщает следующее: «Говорят, что Катилина и бывшие в заговоре с ним пили смешанную с вином человеческую кровь. Сравни еще сказанное у грамматика Феста: «Assiratum древние называли напиток, смешанный из вина и крови, потому что древние латиняне называли кровь assir» (Саллюстий. Катилина, гл. 18 )» (Штрак, с. 39). По-видимому, к древнему корню «assir» восходит название «ассасины», то есть, кровавые, кровопийцы.
Далее он же пишет: «В Schaarê Çedeq, собрании мнений гаонов по вопросам права (Салоники 1799 г., лист 22b), мы читаем в книге I, гл. 5, § 10:

«Евреи в Вавилоне обрезают над водою и этою водою омывают себе лицо; евреи в Палестине обрезают над землею (см. Захария 9, 11)». — § 11: «Rab Kohen Çedeq (пишет): что касается ваших вопросов об обрезании ребенка над песком или водою, то запрещения по этому поводу нет никакого, так что у нас нет причины повелеть вам изменить ваш обычай. Мы же привыкли к кипяченой воде, в которую кладут мирт и благовония, что приятно пахнет, и обрезаем ребенка над такой водой, так что кровь обрезания падает в воду, и все юноши моются ею, говоря: это кровь союза, который заключен между Богом и отцом нашим Авраамом» (Штрак, с. 118).

Трудно удержаться, чтобы не провести параллель между древними семитскими обрядами заключения завета и практикой ритуальных убийств, совершавшихся чекистами-талмудистами.

Исследователям семиотической школы известно, какой грубо реликтовый смысл скрывается подчас за «крылатыми» выражениями. Кн. Жевахов замечает о помощницах Дейча и Вихмана в одесской чеке «Доре» и «Саше»: «Обе они подвергали своих жертв неслыханным мучениям и буквально купались в их крови» (Жевахов, с.190).

Г.Л.Штрак сообщает следующие сведения: «Чистую кровь девушки или ребенка считали источником жизни, который уничтожает эти болезни (проказу и слепоту –прим.) и рождает новую, плодоносную жизнь... Больной должен в ней выкупаться или быть окроплен ею; и тогда он становился чистым и свежим, как девушка или ребенок».

Вероятно, самое древнее свидетельство о существовании этого поверья мы находим у Плиния (N.G. XXVI 1, 5). Он говорит о (Elephantiasis) проказе: «Эта болезнь свила себе особенно прочное гнездо в Египте; и если ею заболевали цари, то это было роковым для народа; потому что тогда для исцеления от болезни скамьи в банях согревались человеческой кровью». С этим поразительно совпадают старинные толкования к книге Исхода, известные под названием «Midrasch SchemothRabba» (2, 35): «Умер царь Египетский, т.е. он заболел проказой, а на прокаженного (см. Числ. 12, 12) смотрят, как на мертвого. «И дети Израиля стонали». Отчего? Оттого, что сведущие в иероглифах египтяне сказали царю: для тебя нет другого средства спасения, кроме следующего: пусть убивают каждый вечер 150 и каждое утро 150 маленьких израильтянских детей, и ты ежедневно купайся в их крови. Когда израильтяне узнали об ожидающей их тяжелой судьбе, они начали плакать и стонать». Срав. с этим вариант, так называемый PseudoIonathan: «Царь Египта заболел проказой. Тогда он приказал убить перворожденных детей израильских, чтобы искупаться в их крови» (Штрак, с. 54-57).

Под предлогом необходимости избежать сопротивления со стороны приговоренных приговор заранее не объявлялся осужденным «и о расстреле они узнавали только на месте казни» (Тепляков, с.9).
С культовой точки зрения при возможностях репрессивной машины 20-х и 30-х годов вероятное сопротивление осужденных - не более чем предлог, маскирующий требование сохранения спокойствия жертвы и позволяющее совершить ритуал посвящения непосредственно перед ее закланием.

Задолго до революции Ф. М. Достоевский писал: «Если бы это не евреев было в России 3 миллиона, а русских, а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них «русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? не обратили бы прямо в рабов? хуже того: не содрали бы кожу совсем?»

«Содранная кожа» в данном контексте не просто сильное выражение, а трезвое предвидение будущего, основанное на ясном сознании настоящего и прошлого положения дел. Так, Вл. Даль описывает случай, когда «в 1571 году жиды в Гемании содрали кожу с одного христианина, по имени Бранадин, и мученически его умертвили».
А. С. Мельгунов вторит ему: «Среди одесских палачей был негр Джонстон, специально выписанный из Москвы. Джонстон был синонимом зла и изуверств. Сдирать кожу с живого человека перед казнью, отрезать конечности при пытках и т. п. - на это был способен один палач - негр Джонстон. Он ли один? В Москве на выставке, устроенной большевиками в 1919-1921 гг. демонстрировались «перчатки», снятые с человеческой руки (...). Об этих перчатках, снимаемых Саенко, доходили давно в Москву слухи. Говорили, что несколько перчаток было найдено в подвале Чека» (Мельгунов, с.139).

Палачи не просто убивали свои жертвы, но часто делали это на специально приспособленных для этой цели алтарях.
«При осмотре комиссией здания двухклассного Елизаветинского училища в классе 5-го отделения, где лежали раненые на полукруглой печке, покрытой железом, расположенной выступом в углу класса, были обнаружены (…) вдавления характерной линейной формы, получившиеся очевидно от ударов топорами, лопатой или каким-либо другим острорежущим и довольно тяжелым орудием (…). Описанная печка, по-видимому, была местом убийства лежавших в этом училище раненых, так как человеку, прислоненному к печке на коленях и сидя, описанные вдавления и отверстия приходились на уровне головы и груди» (Красный террор…, с.72-73).

При расправах, устроенных большевиками в г. Ставрополе во дворе бывшего юнкерского училища «большинство были выведены в конец двора, где растут большие деревья и тут изрублены. Долго на стволах этих деревьев сохранялись следы шашечных ударов, кровь, прилипшие волосы» (Красный террор…, с.103).

У Штрака находим: «Мальчик Андрей Окснер из Ринна около Инсбрука (1462 г.) был продан своим крестным отцом еврейским торговцам; эти последние убили его в соседней березовой роще на "еврейском камне", а кровь заботливо собрали в сосуды» (Штрак, с. 170).

Подводя итог описанию религиозного жидовского изуверства, кн. Жевахов пишет: «С каких бы мы точек зрения ни рассматривали все эти жестокости, они всегда будут казаться нелепыми (...). Объясняет их только идея жертвоприношения еврейскому богу (...), дабы обескровленная и обессиленная Россия не служила бы помехою для дальнейших завоеваний жидовства, обрекавших на гибель всю христианскую культуру и подготовлявших наступление всемирного иудейского царства. К этим целям жидовство стремится повсеместно, на протяжении веков, и большевичество в России является для всех знакомых с историей лишь коллективным натиском жидов, сосредоточенным на одном месте и приуроченным к одному моменту, и не составляет нового явления, ни по своему содержанию, ни по сущности» (Жевахов, с.193).
Николай Козлов