Развод

«Немцов в трениках» стал очевидной проблемой режима. При этом бывшего первого вице-премьера можно любить или не любить или вообще относиться к нему, как к комической фигуре. Можно с той же долей изрядного скепсиса относиться и к регулярным попыткам отдельных неуравновешенных москвичей собраться на Триумфальной площади. Можно произносить любимые государственнические мантры: «Неужели Холмогоров (Иванов, Петров, Сидоров... - С.М.) и правда не понимает, что акции националистического «Движения 11 декабря» есть абсолютная копия, в том числе и ритуально-стилистическая, акций «всероссийского гражданского движения «Стратегия-31»? Что оба таких внешне разных действ – направленны на одно и то же: раскачивание и ухайдакивание государства с двух сторон? Что первые и вторые задействованы для ликвидации государства одновременно с двух разных сторон?»

«Понимают», «не понимают» - это, конечно, от лукавого. Но нельзя отрицать, что власть на этот раз приложила просто гигантские усилия, чтобы вегетарианские действия «кучки отщепенцев» актуализировать в другой глобальный вопрос: «Есть ли в России демократия и куда нас завел товарищ Пэ?»

И самими же дать ответ посредством приговоров невзрачных каких-то судейских личностей. Куда-куда... На «Процесс» Кафки. В город Салтыкова-Щедрина. На «Обитаемый остров» Стругацких.

Причем нельзя сказать, что бы этот вопрос и раньше так не стоял. Стоял давно. Но на Немцове он сфокусировался больше и нагляднее, чем на Иванове, Петрове, Сидорове, несчастном Мохнаткине или же на двух интеллигентных девушках из Бурятии.

Ибо Немцов не случайный прохожий, втянутый в воронку каких-то глупостей. Политический дендив начищенных ботинках, он явно не квасит носы, не бьет стекла, сам лично не зажигает файеры, и любая репрессия по отношению к нему более всего говорит о качестве российских демократических институтов и правовых процедур, о которых, как о рыбе второй свежести, можно сказать: «Вас кто-то обманул. Нет демократического государства без демократических институтов и права, и, следовательно, ухайдакивать тут нечего. Как нечего и защищать».

Суды... Что о них можно сказать, что в них можно обсуждать до одиннадцати ночи? Сама милиция регулярно ломает руки журналистам (лечение – месяц, и куча денег на медицину), может волочить женщин за волосы по асфальту, может брать взятки, сращиваться с бандой в станице Кущевской – это вредом почему-то никак не считается. А какой физический вред физическому объекту или же живому субъекту, в какой форме, мог причинить человек типа Немцова, если даже он куда-то не туда направлялся по улице?

Как вообще что-то можно сделать на этой улице в Москве, если на каждого интеллигента в очках в данное время, в данной конкретной точке приходится по два дуболома со щитами и в непробиваемых шлемах, если кругом автобусы, грузовики, подмога в засаде, чин на чине?

На самом деле, это должно быть ясно любому судье, если у него совсем не отморозилась совесть и не забыта присяга «...как велят мне долг судьи и моя совесть». Совесть!

И совсем не обязательно быть особенным героем, чтобы спустить подобно сшитое белыми нитками дело на тормозах, во всяком случае, «запутаться в противоречиях», сослаться на нехватку фактов...

Вы не представляете, сколько есть легальных возможностей «включить дурака», чтобы и волки были сыты, и овцы целы, раз такие теперь настали времена.

Но начинается безумное обсуждалово с одним только смыслом – откуда-то давят, откуда сверху спускают решения. Потом обсуждалово куда-то уходит на международный уровень, в дело включаются американские сенаторы, российские общественники на зарплате – тоже, кстати, совершенно бессовестные и неумные люди – огрызаются. Это начинается развод.

Обычный такой скандальный развод. Когда все в твоем партнере, с которым трахался много лет, уже не мило, раздражает. Смотрим на них – и нет сил больше жить вместе с этими боровкиными, данилкиными, маргеловами, катыриными, грызловыми...

Когда «она» была женщиной молодой, милой, то и «лапша на уши» была смешной, привлекательной, эдаким шармом. А когда стала жирной злобной бабой с бессмысленно болтающимися бусами, то простите покорно... Ври-ври, да не завирайся, ты забираешь свой диван, я – компьютер, у тебя – свои игрушки, у меня - свои...

Но проблема в том, что развод, начинающийся по обоюдному согласию и вполне как бы «интеллигентно», быстро всякую «интеллигентность» теряет. «Баба» нанимает громил, чтобы подкараулили вас в подъезде, ей уже нужны и ваши книжки, и ваши фотографии, и квартира, и алименты, а главное в дальнейшем она старается по-всякому испортить вам жизнь -исключительно из синдрома брошенности.

На Западе, где я в данный момент нахожусь, ученые политологи, находясь в плену перезагрузок и крепнущих контактов с Россией, слабо возражают мне: «Но ведь любая социальная система не может быть однородной, то есть не может быть так, чтобы все российские судьи поголовно были настолько политически задавлены, зависимы, унижены. Они же, включая уважаемых барщевских, должны понимать, что сила и независимость судейской корпорации – в безукоризненным следовании процедурам. Даже в сталинское время юристы находили возможности как-то лавировать посреди шторма политической целесообразности...»

Все так. Но тут есть такой крайне опасный момент. Вера в саморегулирование – хороша. Но когда правовая система в каком-то одном аспекте на виду у всех начинает валиться в пропасть... Опираться на явные фальсификации, так что «жалобе Немцова» - теперь прямая дорога в Страсбург. И когда это ей внутри сходит с рук... То в дальнейшем и падение всего остального государства в пропасть произвола уже становится безостановочным по всему фронту. Все маски слетают, показная цивилизованность прорывается хамством силового блока. Отказ от процедур ради «спасения России от экстремизма, оранжевой революции и прочего» приводит к исчезновению права вообще и бесполезности какого-либо общественного договора.

Молчат озадаченно правоведы. Заткнулись мэтры из Верховного суда, конституционалисты молчат. Адвокаты собирают манатки. Философский пароход – под парами. Президент смотрит в сторону, не в силах вымолвить ни слова про свободу. Не зная того, безликая марионетка Боровкина спускает курок. Совсем как Гаврила Принцип. Дальше пошло-поехало. В двадцатом веке Россия гибла не раз. Начинается гибель России двадцать первого века.