«Русский» вопрос и «православный» ответ

ЭТНИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ И АРХАИЗАЦИЯ ПРАВА КАК СТРАТЕГИЧЕСКИЙ РЕСУРС РПЦ

Публичные заявление и инициативы последних недель выявили доминирование двух тесно связанных друг с другом тенденций:

• Происходит скачкообразная этнизация политической риторики, в основном под знаменем «национального пробуждения» русского народа, но не сводимая к этой идее.
• Наблюдается резкий всплеск публичной активности Московского патриархата РПЦ, направленной на усиление идеологического и политического влияния церкви.

После первой волны реакции на беспорядки на Манежной площади, когда преобладали эмоциональные оценки и попытки ответить на вопрос «кто виноват?», вторая волна, связанная с проявлениями указанных тенденций, характеризовалась большей осмысленностью и акцентированным поиском ответов на вопрос «что делать?»

Русские, вперед?

Знаковым моментом в этнизации политической риторики стало выступление Дмитрия Медведева на встрече с руководством Федерального собрания 17 января. Президент счел нужным подчеркнуть:

Мы должны уделять внимание нашей многонациональной культуре, но, вне всякого сомнения, особое внимание должно уделяться русской культуре. Это — основа, это — костяк развития всей нашей многонациональной культуры. Это нормально, и об этом должно быть не стыдно говорить. Русские вообще являются самым большим народом нашей страны. Русский язык является государственным. Русская православная церковь является крупнейшей конфессией нашей страны. Сидящие в этом зале представляют разные культуры, но значительная часть — это представители русской культуры. И нам нужно развивать самые лучшие черты русского характера именно потому, что в какой-то период лучшие черты нашего характера сделали нашу страну сильной, по сути, создали нашу страну.

Спустя несколько недель на заседании президиума Госсовета 11 февраля Медведев частично дезавуирует свои «русофильские» высказывания:

В Европе стало модно говорить о крахе политики мультикультурализма. Дескать, это не тот курс, который направлен на гармоничное развитие разных культур в одной стране, где существует ведущий этнос; это бессмысленно делать; лучше, чтобы все иные культуры развивались только в русле традиций и ценностей ведущего этноса. Я считаю, что для нашей страны это было бы весьма существенным упрощением, несмотря на колоссальную роль, которую имеет русская культура, о чём я говорил недавно.

Однако «круги по воде» успевают разойтись: «общество» с энтузиазмом восприняло полученный «сигнал». «В России случилась национальная революция», пишет прежде особо не замеченный в этнонационализме колумнист «Газеты» Максим Кононенко, и продолжает:

…Русская националистическая идея крайне популярна. Но взять и вот так вот прямо сказать: «особое внимание должно уделяться русской культуре»— это надо было решиться. Причем это решение посерьезнее, чем решение ввести танки в Южную Осетию.

…Понимаете? Слова произнесены. Президент обозначил себя как русского националиста.

…То есть Медведев теперь мой президент, хотя я даже не понимаю— почему именно. И кроме меня таких еще сто десять миллионов человек. У которых в минувший понедельник, 17 января 2011 года, появился свой, русский президент.

Спустя несколько дней тезисы Медведева творчески развиваетпублицист «Известий» Елена Ямпольская, с характерным прибавлением терминов «государствообразующая нация» и «доминирующая культура»:

Мы вступаем в интереснейшее время. Как обычно, несчастье помогло. Не случись в декабре «Манежки», не заговорили бы разом и повсеместно о том, что <…> в России наличествуют государствообразующая нация и доминирующая культура (обе – русские) и основная религиозная конфессия (православие).

Правда, наблюдение о «повсеместном говорении» про «государствообразующую нацию» моментально привело ее к формуле, что у преступников (и преступности) есть национальность и к отождествлению «хороших» людей с «русскими», а «плохих» с «нерусскими».

2 февраля Глеб Павловский выступил с сетованиями на то, что русский народ «политически анонимен», что «80 процентов граждан отнесены к политически непризнанной нации», что русский народ лишен «национально устойчивой правовой оболочки» и что русские забывают о своей национальной принадлежности, отправляясь на избирательные участки.

Церковь на марше

Небывалая публичная активность официальных представителей РПЦ, развернутая ими в первые недели года, также была богата «русофильским» и – шире – этноцентрическим содержанием.

20 января одно из ключевых подразделений Московского Патриархата опубликовало программный документ, предполагающий в случае его реализации резкое усиление этнического фактора как в политической, так и в религиозной жизни. Речь идет о «Рекомендациях совещания представителей синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества и молодежных общественных объединений», где под представителями ОВЦО разумелся руководитель отдела Всеволод Чаплин, а под представителями молодежных объединений – лидеры ряда прокремлевских и националистических молодежных организаций. Документ подразумевает, что субъектами общественных отношений являются не столько граждане или их добровольные объединения, сколько этносы. Кроме того, авторы «Рекомендаций» неявным образом отождествляют этническое и конфессиональное и, как следствие, предлагают РПЦ в качестве «одного из наиболее легитимных представителей русского народа в межрелигиозном и межнациональном диалоге». При этом особо отмечается, что русский народ должен быть представлен в этом диалоге «адекватно своей численности и роли». Предлагаются и конкретные организационные решения: создать специальную группу при Межрелигиозном совете России и рассмотреть возможность создания Совета народов России – «на основе критериев представительства, соразмерных объективному соотношению в России народов и религиозных групп».

4 февраля Архиерейский Собор РПЦ принял резолюцию «Об отношении Русской православной церкви к намеренному публичному богохульству и клевете в адрес Церкви», где заявил о готовности лоббировать законодательные меры «усиливающие защиту религиозных символов, священных имен и понятий», а также гарантирующие «защиту от посягательств и издевательств в отношении убеждений, коллективно разделяемых гражданами, от оскорблений коллективных религиозных, а также национальных и расовых чувств, человеческого достоинства социальных групп».

Особый интерес вызывает инновационное в правовом отношении понятие «человеческое достоинство социальных групп». Тут невозможно не вспомнить не менее инновационную (уже в богословском отношении) концепцию РПЦ по поводу человеческого достоинства отдельного индивида. Коротко говоря, РПЦ его отрицает, хотя и замысловато это формулируя; именно на этом отрицании строится критика представителей РПЦ в адрес концепции прав человека. Концепция достоинства развернуто отражена в т.н. «Декларации о правах и достоинстве человека X Всемирного Русского Народного Собора»:

«Достоинство – это то, что приобретается» – «Совершая добро, личность приобретает достоинство» – «Мы признаем права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру».

Другая важная новость последних недель – предложениеПатриарха Кирилла запретить бесплатные аборты и ввести обязательную двухнедельную отсрочку между обращением женщины к медикам и самой процедурой. Кроме того, предполагается навязывать женщинам, желающим сделать аборт, предварительную беседу со священнослужителем. Помимо очевидного (хотя, возможно, и не для всех) наступления на права человека (конкретно женщин), у этого предложения есть и менее очевидный аспект. В общественных дискуссиях тема абортов почти всегда плавно перетекает в обсуждение демографических проблем, и наоборот. Причем подобное смешение двух разных проблем характерно не только для светской, но и для церковной риторики (можно привестипримеры). Смысл этого смешения уловить несложно: права отдельного человека (тем более женщины) должны потесниться, когда речь идет об интересах нации.

Еще две инициативы, показывающие масштаб амбиций РПЦ, заявленных в последние недели, это вынесенный на общественное обсуждение документ «Вечные ценности – основа российской идентичности», подготовленный под руководством все того же Всеволода Чаплина и призванный восполнить «ценностный вакуум» российского общества, а также предложение Патриарха Кирилла преподавать детям религиозные дисциплины «в течение всего времени обучения ребенка в школе».

Можно также упомянуть предложение Всеволода Чаплинаввести всероссийский дресс-код, – правда, с оговоркой, что предложение это носит отчасти случайный характер: с его помощью Чаплин пытался уйти из-под огня критики по поводу своих крайне неаккуратных высказываний в адрес жертв насилия.

Что, собственно, происходит?

Конечно, ни сама этнизация политической риторики (в том числе ее «русификация»), ни идеологические и прочие амбиции церкви, не являются чем-то совершенно новым. Масштабные попытки заигрывать с националистическим электоратом предпринимала даже «Единая Россия» (см. громко объявленный и тихо свернутый «Русский проект»), не говоря уже об ЛДПР, КПРФ, «Родине» и др. Что до церкви, то политическое крыло РПЦ начало борьбу за отмену «отделения церкви от государства и школы от церкви» еще во времена патриаршества Алексия II. Новое качество дает синхронный всплеск этих тенденций и явная перспектива их конвергенции.

Впрочем, и некоторые отдельные инициативы церкви также определенно беспрецедентны. Впервые антиабортые инициативы всероссийского масштаба не сводятся к пропаганде, а прямо направлены на ухудшение правового положения граждан.Впервые от имени церкви прямо озвучен тезис о необходимости национально-пропорционального представительства, хотя и пока что только в структурах с неясным статусом. Наконец, впервые церковь прямо заявляется как полномочный представитель русского народа – раньше это косвенно подразумевалось, но не проговаривалось и не предполагалось как основание для организационных решений.

На первый взгляд может показаться, что готовность церкви взять на себя роль представителя русского народа «в межрелигиозном и межнациональном диалоге» обусловлена желанием получить моральные и политические дивиденды от участия в «предотвращении или разрешении межнациональных конфликтов». Можно усмотреть в заявлениях руководства РПЦ и более амбициозные устремления: в условиях, когда «социальный заказ» на русское «национальное пробуждение» радикальные этнонационалисты удовлетворить пока не сумели, а власть открыто удовлетворять в силу разных причин не может, РПЦ пытается укрепить свои позиции, предлагая себя в качестве управляемой и договороспособной альтернативы собственно политическому этнонационализму.

Однако «прямыми» политическими интерпретациями смысл последних инициатив руководства РПЦ не исчерпывается. Как представляется, суть их нужно искать в идеологическом измерении происходящего.

От имени, но без поручения

Прежде всего нельзя не отметить, что на наших глазахпроисходит этнизация православия, причем этот процесс политически выгоден руководству РПЦ. Тенденция эта не нова. Еще в 2002 году известный правый публицист Константин Крылов описывал церковь как «мощную силу, конвертирующую всё то, что полагается “русским как этносу”, в “уважение к православию”», добавляя при этом:

Разумеется, «уважение» здесь не подразумевает никакого «распространения» православия, никакой «веры», и проч. Речь идёт о положении самой Церкви, которая является «символическим владельцем» этнически-религиозного ресурса («число русских» конвертируется в число «этнически-православных»).

Кстати, в последние месяцы термин «этнически православные» использовался официальными представителями Московского Патриархата минимум трижды, хотя раньше он употреблялся раз в несколько лет. Впервые термин официально появился, видимо, вписьме Кирилла, тогда еще митрополита, председателю Совета муфтиев России Равилю Гайнутдину – после чего концепцию «этнических православных» и «этнических мусульман» с удовольствием подхватили и мусульманские духовные лидеры, тоже обнаружив в этом ресурс для расширения своего влияния.

На первый взгляд, термин «этнически православные» не только богословски абсурден, но и дискриминирует православие по сравнению с конфессиями, готовыми претендовать на надэтничный (иначе – кафолический) статус. Однако взамен руководство РПЦ получает значительный политический выигрыш – возможность говорить не просто от имени своей паствы, но и от имени всего русского народа – не исключая атеистов, баптистов, агностиков и поклонников культа Ктулху. Тем самым сразу снимается неудобный вопрос о том, сколько в стране действительно православных и по каким критериям вести их подсчет: РПЦ будет представлять интересы всех русских, независимо от того, готовы они ей доверить такую функцию или нет, и знают ли они вообще о претензиях РПЦ на представительство их интересов. Что, собственно, и было максимально откровенно озвучено в упомянутых ранее «Рекомендациях». Одновременно делается как бы несущественным тот факт, что идентичность индивида не сводится к его конфессиональной принадлежности, особенно применительно каждой конкретной социальной или политической ситуации.

Этноцентризм и церковная идеология: странные сближенья

Еще одно идеологическое наблюдение состоит в том,наблюдается значительное родство между публично заявляемой церковной идеологией и этноцентризмом как аксиологическим и правовым принципом.

Этноцентризм предполагает, что этносы являются более легитимными политическими субъектами, чем отдельные лица или их добровольные объединения. Отсюда прямо проистекает принцип коллективной ответственности: этнос как единственный полноценный субъект несет всю полноту ответственности за своих представителей (этот «инородец» не сам по себе украл/убил/изнасиловал, а как представитель своего этноса – вот с этноса и взыщем, и в целом, и с каждого отдельного представителя). А перекладывая ответственность с индивида на этнос, мы закономерно получаем приоритет прав этноса над правами индивида. Короче говоря, этноцентрической картине мира соответствует правовое сознание, в рамках которогоколлективная субъектность, коллективная ответственность и коллективные права доминируют над индивидуальной субъектностью, индивидуальной ответственностью и индивидуальными правами. Более того, источником индивидуальных прав в такой системе ценностей является не признание личного достоинства индивида, а его принадлежность к группе. (Тут, видимо, и кроется объяснение того, как «идентификация русскости» приводит ранее процитированную Ямпольскую к превращению прилагательного «русский» в похвалу, а «не русский» – в ругательство).

Вышеозначенные принципы трудно соотнести с христианской антропологией, но на практике церковь не раз к ним обращалась для решения своих политических задач. Принцип коллективной субъектности – это та база, которая дает возможность РПЦ представительствовать от имени «русского народа» и других «этнически православных» в «межрелигиозном и межнациональном диалоге». Приоритет коллективных прав над индивидуальными, даже не будучи зафиксирован законодательно, уже сейчас позволяет церкви привлекать государство к преследованию тех, в ком она видит угрозу своей идеологической монополии. Традиционно понятые права человека не позволили бы суду вынести обвинительный приговор устроителям «богохульных» выставок в Сахаровском центре. Особые же права оскорбленной православной общины перевесили и свободу слова, и свободу совести, и здравый смысл; закрепить достигнутый успех призвана, в частности, и архиерейская резолюция о богохульстве. «Существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека. Это такие ценности как вера, нравственность, святыни, Отечество», говорится в упоминавшейся выше «Декларации о правах и достоинстве…» – и церковь, как следует из того же документа, является коллективным носителем этих ценностей.

Пока что, правда, церковью не востребован наиболее кровопролитный принцип из вышеозначенной триады – принцип коллективной ответственности. И то слава Богу. Зато церковные мыслители витиевато отрицают наличие у человека индивидуального достоинства и постулируют наличие коллективного достоинства у «социальных групп»...

От этнизации к самозванству

Все вышесказанное складывается в следующую картину.

На наших глазах происходит этнизация публичной риторики. Источником этого процесса является социальный заказ на «национальное пробуждение» русских. Мировоззренческой базой «национального пробуждения» является этноцентризм и лежащие в его основе представления о приоритете коллективной субъектности, ответственности и прав над индивидуальной субъектностью, ответственностью и правами. Во многом аналогичные правовые воззрения пытается культивировать и руководство РПЦ, получая от этого политические дивиденды. До сих пор этнизация политики силами сторонников «национального пробуждения» и архаизация правового сознания силами РПЦ протекали как почти не пересекающиеся процессы. Последние заявления РПЦ свидетельствуют о ее готовности поддержать этнизацию политики, причем не только в формате «национального пробуждения» русских. При этом демонстрация готовности стать политическим представителем русского народа легитимизирует одновременно и саму этнизацию, и возможные претензии других групп, претендующих на представительствово от имени тех или иных этносов, конфессий и т.д. Фактически РПЦ предлагает коалицию всем, кто заинтересован в этнизации политики и архаизации правового сознания и может при таком раскладе стать полномочным представителем тех или иных этнических и конфессиональных групп.

Вероятно, руководство РПЦ рассчитывает получить от этого значительный политический выигрыш. Вероятно, оно надеется, что его выигрыш будет значительнее, чем выигрыш других субъектов этого процесса. Вероятно, даже шансы перехвата инициативы у церкви политическими националистами оно рассматривает как не слишком серьезные.

Но в любом случае, ценой выигрышей, на которые рассчитывает церковь, станет эрозия гражданского согласия и ухудшение правового положения граждан.

P.S. Эта статья была закончена 17 февраля. А 18 февраля, выступая в передаче «Судите сами» на Первом канале, Всеволод Чаплин выдвинул идею разных правовых и политических систем для разных этнических общин — внутри единого государства. Нет, тут, пожалуй, не хватает кавычек — внутри «единого» «государства».