Апогей морального уродства

Матерей, которые бросают своих детей, обычно скромно называют кукушками. Птиц оскорбляют, уж простите. Потому что кукушки матери ответственные, подкидывают яйца туда, где птенцов выходят-выкормят. А вот женщины… Тут единого определения нет.

Я вам сейчас историю расскажу – может быть, вам придет в голову прилагательное, которое способно охарактеризовать даму? У меня воображение ничего, кроме как “моральная уродка”, не подсказывает… 


Перенесемся в девяностые – в самое их начало. 


Исполнилось мне тогда лет 14-15, не больше, и очень часто время проводил за городом – у бабушки. Выходные, праздники, каникулы… Нет, это была не деревня, а поселок городского типа с частными домами и небольшими пятиэтажками. Куча друзей и множество развлечений, которые сейчас кажутся наивными. 


В одной из пятиэтажек жил мальчик по имени Илья. Впрочем, мальчиком назвать этого дылду, под 180 см роста, можно было только условно. Внешне он вырос и стал похож на юношу, а внутри оставался обычным бестолковым подростком с ветром в голове.



Много таких у нас. Сейчас их называют инфантилами, но чья в том вина? Развитием никто не занимался, а дети думали только о том, как выжить. Они решали проблему, где взять еды, а не знаний. 

Илья жил сам по себе, и не с 15 лет, а гораздо раньше. В поселке рассказывали, что мать забила на него чуть ли не с того момента, как мальчик научился самостоятельно ходить и держать в руке ложку с вилкой. Поначалу не верил…

До тех пор, пока не попал к Илье домой.


Квартира у них была небольшая, двухкомнатная. Одна комната матери и одна комната его. 

Комната матери всегда была закрыта на ключ. Она приходила с работы, запиралась и… У матери была своя жизнь. Нередко - с мужиками. Может, она и выпивала, но точно не была пьяницей. 


Один раз нам довелось мельком заглянуть, за вечно запертую дверь.

Богатства не увидели, но обставлена она была неплохо. Все, что нужно человеку для отдыха и расслабления. 


А вот комната Ильи выглядела как натуральный бомжатник. 
Кровать, на которой лежало белье, нестиранное годами. Грязные окна, грязный подоконник. Пол, по которому можно было ходить только в обуви, да и то, стараясь не сильно испачкаться. 


Сам Илья мало чем отличался от своего жилища. Такая же одежда, немытая голова. Одним словом – беспризорник, но только со своим углом. 


Не знаю, чем он питался, но на кухне также стояло два холодильника. Один матери, закрытый на специальный замок и другой его, где не было ровным счетом ничего. 


Я честно не знаю, чем он питался и как не сдох от голодухи, ведь доходов у парня не было никаких. Иногда что-то приносили мы. Иногда ему удавалось где-то подработать. 
Всё, что можно было продать из своей комнаты, он давно продал. Неприкосновенным оставались лишь маленький магнитофон и кассеты с Цоем. 

Потом он пропал. Кто-то говорил, что уехал на заработки, а кто-то - что стукнули по голове темной ночью. 

А мать… Та продолжала и дальше жить своей жизнью. Не знаю, переживала ли она хоть когда-либо за своего сына, но как мне кажется, её совсем не трогало, ни где он, ни что с ним.


Вполне возможно, сегодня этого подростка не бросили бы на произвол судьбы и его жизнь могла сложиться иначе. По жалобам соседей могла бы явиться в эту квартиру та самая жуткая ювенальная юстиция. 


А во времена СССР такого вообще бы не случилось. Тогда о детях все-таки заботились. Пусть детдом – но там мальчишка был хотя бы сыт, да и какую-никакую рабочую профессию мог получить. 

Но ему пришлось жить в “святые девяностые”. В те самые, когда у нас была “демократия”, как сейчас говорят. И потому он был жертвой…Одной из тех сотен тысяч жертв, принесенных на алтарь разрушения страны. 

Стоило ли оно того?