Самара в сердце, а Куйбышев - в памяти (Ретро)

 

Я уже 30 лет как покинул по институтскому распределению свою малую Родину, и каждый раз приезжая из Москвы в Самару, всегда с большим восторгом и удивлением замечаю постоянно происходящие там приятные изменения.  В последние годы она буквально расцветает на глазах, радуя уникальными общественными сооружениями, масштабным жилищным строительством, заботливой реконструкцией самой длинной и красивой на Волге набережной. Я по сыновнему люблю ее за памятные с детства узкие и тенистые улочки исторического центра, самую большую в Европе площадь вокруг громадного оперного театра, за радость от встречи под «Жигулевское» с оставленными тут и всегда хлебосольно меня встречающими стареющими школьными приятелями и, навечно оставшимися для меня юными и очаровательными, подругами юности зеленой, которых я не забыл за столько прошедших лет. И которые не забыли меня.

Самара всегда была ко мне радушна, уютна, тепла и гостеприимна в любое время года и в самые тяжелые для меня дни. Не забываю ее, несмотря на потерянную здесь первую любовь, схороненных родителей и друзей, на страшную жару, пыль и духоту летом, проливные дожди, грязь и лужи осенью и пронизывающий сквозняк с заледенелой Волги зимой. В такие дни я особо мечтаю пожариться на горячем летнем песочке просторного песчаного пляжа, а потом окунуться в ласковую волжскую воду. Весной же цветущая Самара особенно прекрасна, отражаясь великолепным парадным фасадом в разлившейся после ледохода великой русской реке, волнуя влекущими ароматами своих тенистых парков и скверов, и полуобнаженными самыми красивыми в России девушками на роликах, грациозно гоняющих среди цветущих клумб и прекрасных мелодий уличных музыкантов.

Особую теплоту местным достопримечательностям придают не менее запоминающиеся неофициальные имена. Трехголовый памятник революционерам на Красноармейской именуется «Змей Горыныч», огромный жилой дом у Дворца Спорта известен как «Шанхай», а рядом стоящий цирк у меня ассоциируется с «Фрицевской тюбетейкой». Завершающий улицу Л.Толстого, стеклянный Железнодорожный вокзал, равного которому я еще нигде не видел, несет весьма двусмысленное имя «Конец Льва Толстого», а состоящий из 3-х круглых башен комплекс у памятника Ладья - «Три самовара». Монумент с венчающим ее строителем коммунизма, держащим над собой пресловутую галочку, получил сразу 2 народных прозвища «Паниковский с гусем» и «Монумент «Крыльям Советов», вышедшим в высшую лигу». Однако чаще всего в далекой Москве я вспоминаю «Три вяза» - скромный скверик у моей старой и ныне закрытой школы, где прошли мои счастливые юные годы и где я стараюсь хоть  ненамного побывать и почувствовать себя в родной городе.

Возвращаясь в Самару, я всегда стремлюсь вновь пройти по знакомым местам бывшего Куйбышева, заглянуть в тесный дворик старинного дома на Некрасовской, в темном и страшном подвале которого мы пацанами искали приключений на свою пятую точку, и где теперь располагается одноименный рок-клуб, где получают свои острые ощущения нынешняя молодежь. Жизнь продолжается, и я рад посидеть рядом с ними в уголке, слушая заезжих бардов, панков или волынщиков. Однако не все происходящие изменения и переименования так уж приятны моему сердцу. Проходя по Куйбышевской, я уже не могу выбрать себе фильм по вкусу в кинотеатрах Молот и Ленинского Комсомола, столь любимых нашей школьной кампанией не только за классные мультики, но и восхитительный пломбир в вафельных стаканчиках, с которым не сравнится никакой Баскин-Роббинс. Теперь там роскошные магазины и рестораны, куда уже просто так не завернешь.

Впрочем, добравшись до площади Революции и свернув у нелепого каменного идола на улицу Венцека, сразу же попадаешь в заброшенный мир, незаметный многочисленным летним туристам, для которых теперь по парадным облагороженным улицам расчерчены красные линии, дабы они ненароком не свернули в грязные и запущенные дворы разваленных деревянных клоповников, не подвергавшихся ремонту с позапрошлого века. Остатки прежней роскоши осыпаются с облупленных фасадов каменных особняков прежней знати, на месте украденных атлантов зияют остатки арматуры, а разъезженные мостовые, будто специально подготовлены для экстремального вождения.

За модерновыми фасадами многочисленных банков на Агибалова громоздятся кучи неубранного мусора на Никитинской, а на Братьев Коростелевых уже не зайдешь, как прежде, в снесенную детскую художественную школу к своим старым учителям-художникам.

Стремление все самые представительные сооружения ориентировать фасадами на Волгу напоминает сцену из фильма «Безымянная звезда», где весь провинциальный бомонд маленького румынского городка выходил встречать проезжающий без остановки экспресс из Бухареста, демонстрируя неизвестно кому свои лучшие наряды и с завистью вглядываясь в окна пролетающего мимо состава. Вот только поезд шел там дважды в сутки, а туристов по Волге возят лишь летом. Набережная теперь заполнена многочисленными скульптурами, едва различимыми с фарватера, включая и конную статую основателя города князя Засекина, поставленную вопреки всякой логике на самой нижней точке, не говоря уже о совершенно диких малых формах, пугающих публику неподалеку.

Зато огромного церетелиевского дядю Степу с не меньшей помпой водрузили на узкой и единственной пешеходной улице, уничтожив ее человеческую соразмерность. Непонятно, почему нквд-шного истукана  не поставили у нового здания нынешней полиции? Увлечение скульптурными излишествами ныне с подачи депутата Хинштейна приняло характер эпидемии, и дело дошло уже до проектов памятника белочехам, будто мало одного бравого солдата Швейка, мешающего людям ходить мимо у "Трех Вязов". У строительного предполагалось водрузить два изваяния – водопроводчика и архитектора. И так далее у почти каждого заметного горучреждения или ВУЗа. Лично я могу объяснить этот креативный зуд только возможностью распила и обналички недорастраченного мэрией бюджета.

С тревогой и недоумением я вижу, как возводятся колоссальные офисные и торговые центры, стоящие без арендаторов и посетителей, как тратятся безумные деньги на строительство никому ненужной футбольной арены к ЧМ-18, ради которой сносят обустроенные поколениями простых тружеников дачные массивы. Одновременно разрушаются, приходят в негодность и уничтожаются замечательные памятники архитектуры, украшавшие ранее улицы Венцека, Галактионовскую, Некрасовскую, Садовую и Молодогвардейскую. Или туристов будут водить исключительно по строго утвержденному маршруту, огороженному забором от горожан, не рискуя сделать шаг вбок, чтобы не отловить кирпич на голову,  как я чуть было не погиб вместе с матерью еще 50 лет назад на тротуаре у бывшего губернаторского дома?

Давно стало притчей во языцех многострадальное метро, строящееся по остаточному принципу и остающееся пустым даже в разгар рабочего дня. Оно стало наглядной иллюстрацией формы без содержания, подобно давно заброшенному бункеру Сталина, в котором кем-то еще нежно любимый вождь никогда не был. Довершает картину возведение нового Фрунзенского моста, усугубляющего дорожную нагрузку на улицы старого центра,  вместо того, что бы обойти его у желдорвокзала, как предлагали местные архитекторы-градостроители и дорожные специалисты. А ведь еще недавно некие заезжие умники предлагали на стрелке Самарки поставить еще и гигантский стадион, не понимая, к какому транспортному коллапсу это неминуемо привело бы во время матчей! 

Полагаю, что почти каждый из нас - бывших и нынешних земляков, как бы долго он ни жил в Самаре или уехал уже давно еще из Куйбышева, так же, как и я, беспокоится и болеет за свой родной город, неравнодушен к его развитию и судьбе, поддерживая связь с друзьями и родственниками, с интересом и волнением ищет любые новости о нем в печати и Интернете, с удовольствием просматривает старые и новые фотографии, а также ловит каждый репортаж по телевидению о культурных, спортивных, политических или экономических событиях в его сегодняшней жизни, желает ему дальнейшего успешного развития и процветания. Как бы он теперь не назывался, какие бы изменения с ним не происходили, старый пролетарский Куйбышев нашего детства остается навсегда в памяти, а вечно молодая и древняя Самара - в сердце. Ну, а мы останемся самарцами, рожденными куйбышевцами, а не самаритянами или, прости Господи, самарянками.

2012 г.