ДЯДЯ ВАНЯ ВЕТЕРАН

На востоке от Самары, среди степей, холмов и перелесков, разделённое обмелевшей рекой пополам, привольно раскинулось старинное село Кинель-Черкассы. Основанное в 18 веке казаками, приняло оно все тяготы, познало беды и надежды, что исстари сопутствуют нелёгкому Российскому бытию. Не прошла мимо ни одна буря, и всякое общественное потрясение сверху непременно докатывалось сюда, вызывая катаклизмы местного значения. Отсечённые от Родины первой мировой, проездом мародёрствовали в нём белочехи, мужики в гражданскую служили кто белым, кто красным, и брат шёл против брата, всё как у Шолохова. Только вместо Дона река Кинель. В 20-х был голод, потом раскулачивание и коллективизация. Повинуясь призывам Кремлёвских богоборцев, крушили церкви комсомольцы, желая через разрушение построить новую жизнь, верили и ждали, когда наступит время светлых годов. Ломать - не строить, и что из этого вышло, известно сегодня с печальной определённостью. Тетушка рассказывала, как на переломе эпох мой прадед побыл там «сельским фабрикантом». Сам жил в мазанке, а кирпичная «фабрика» располагалась в плетёном сарае у обрыва глиняного карьера, «на Печах». Глину мял – обжигал сам, сын, да ещё три - четыре наёмных работника. В 20-х увидел, что творится, не стал ждать, когда придут раскулачивать, отдал всё добровольно. Конечно, опечалился, имея давешнюю склонность, запил, от этого и помер. Работники назвались «артель». Заседали, выступали, выбрали сначала одного начальника, потом другого, затем переругались, потом, как водится, запили, сарай развалился и дело встало. Но сейчас не об этом. Чтобы не говорили, как не бранили сегодня коллективистские понуждения Советской власти, а патриотов из молодёжи делать она умела. «Молодёжь – в авиацию!», «Раньше думай о родине, а потом о себе» и подобные лозунги подкреплялись делами: строились новые школы, больницы, клубы. Бедненько, но доступно и бесплатно. Это давало надежду - завтра будет лучше, чем вчера. А сегодня можно и потерпеть. Терпели, читали неграмотным родителям газетные передовицы и верили в лучшее будущее. В начале войны в числе других сельчан защищать Родину ушли три паренька, соседи - Коля, Сеня и Ваня. Случилось чудо – миллионы сверстников погибли, а они вернулись, так тоже редко, но бывало. Женились. Дядя Ваня возвратился в отцовский пятистенник, устроился фельдшером на мельницу, зарплата небольшая, но зерно, мука и комбикорм стали доступны, и задёшево. Женился, завёл пчёл и зажил крепко. Дядя Коля, маленький и незаметный, тихо жил в избушке близ церкви с женой, дочками и матерью, сам пятый. Питались с огорода, на крохотную зарплату колхозного электрика семью не прокормишь. Днём работал в колхозе, вечером по дому, иногда мастерил что-то во дворе за покосившимся плетнём. И ещё часто сидел на лавочке перед избушкой, покуривая «козью ножку» ядрёного самосада. В выходной ходил на речку с длинными ореховыми удочками. Дядя Сеня в войну стал офицером, после 27 лет выслуги по хрущёвскому сокращению ушёл в запас капитаном. Получил квартиру в городке рядом с родным селом и навещал родителей почти каждую неделю. С годами и он обзавёлся пчёлами, появились прибавочные деньги, подспорье для небольшой военной пенсии. Года на три позже дяди Вани купил Жигули, верный признак доброго достатка. В 60-е фронтовиков ещё было много, а денег в стране уже не хватало. Государство льготами не баловало, орденские выплаты отменили, ветеранских пенсий не давали, однако жили и не жаловались, спасибо что живые. В праздники надевали награды, поминали погибших друзей, благодарили судьбу и радовались детям. Жили как все – стояли в очередях, терпели нехватки, но всегда помнили, как им повезло – они вернулись! Однажды подросший сын, разглядывая пожелтевшее фото в рамке под зеркалом, обратил внимание на деталь, которую раньше не замечал. На старой фотографии, при натюрморте с бутылкой, луком и салом, сидели трое счастливчиков в форме: отец, дядя Ваня и ещё какой-то сержант. Отец - капитан и сержант с орденами и медалями на кителях и сбоку дядя Ваня в гимнастёрке рядового без наград. Это удивило, медали «За победу над Германией» давали всем, кто служил в действующих частях. На вопрос отец с неохотой (друг детства) поведал: дядя Ваня всю войну просидел в примаках у какой-то женщины в оккупированной Литве. Преступлений вроде не совершал, после освобождения его проверили и отпустили. Таких не сажали, но и награждать было не за что, понятное дело. Дядя Сеня воевал на Ленинградском фронте. Был командиром взвода санитаров-носильщиков. Кроме юбилейных, награждён орденом Красной звезды, медалью «За оборону Ленинграда» и двумя «За боевые заслуги». В блокаде еле выжил, под конец уже не вставал, и, если бы ещё неделя, то всё.

Но блокаду прорвали, пришёл приказ об увеличении хлебной пайки и молодой организм справился. Потом был морской десант на островок в Балтийском море и много раненых. Переправить их к своим через пролив мешали финские снайперы с соседнего острова. Наши слышали, что финны, в отличие от немцев, не стреляли по раненым, соблюдая конвенцию. Проверил – тело погибшего обмотали бинтами, положили в лодку и на верёвке протащили на тот берег. Снайперы молчали. После этого стали переправлять раненых, спасли около 70 человек. Когда вернулись в часть, командир дивизии сразу вручил дяде Сене «Красную звезду», своей властью. Хотел представить к «Отечественной Войне», но решил не терять времени - началось наступление, и награда могла не успеть к живому герою. Как и что делал на войне дядя Коля известно мало. Скромный человек, с соседями почти не общался, вспоминать не любил, жил сегодняшним днём. Только про один случай рассказала жена уже после смерти старого солдата – о его первой встрече с врагом. Шёл по лесу, ещё восемнадцатилетний мальчишка с ружьишком и вдруг увидел здоровенного немца с автоматом, идущего почти на него. Зажался, растерялся, думал, что убьет сразу. Но тот отвернулся, словно не видел и прошёл мимо. Потом воевал по-настоящему, награды – медали и ордена Славы двух степеней, одной не хватило до Героя Советского Союза. Дядя Ваня тоже о войне не рассказывал, но по другой причине. Правда, один раз за столом, с пьяненькой усмешкой вспомнил, как оно было. Когда летом 41-го в части прошёл слух, что прорвались немецкие танки, он и ещё несколько побежали в лес прятаться. Бежали – увидели на дороге мотоциклистов с пулемётами. Побросали винтовки и побежали ещё быстрее. На этом его война закончилась. В плену не был, жил у какой-то женщины на Литовском хуторе, работал за кусок. Как-то его жена во время ссоры дворовым криком обещала рассказать кому следует, чем он на самом деле занимался в войну. Не рассказала, но кому это теперь интересно. Не имея даже юбилейной медали, хитрый дядя Ваня вёл себя до поры так, будто и не был на войне. По сути, так и было. На праздники, где фронтовики сверкали наградами, не ходил. Со всеми учтивый и терпеливо вежливый, он совсем не походил на деревенского мужика - права по пьянке не качал, матом громко не ругался, вёл себя вполне скромно и временами застенчиво. Бежали годы, судьба неслышно двигала людскую очередь на встречу с Богом. Фронтовики уходили, и чем меньше их становилось, тем больше было возможностей у государства для материальной поддержки оставшихся. Ещё в 70 – е на сельских домах ветеранов пионеры стали устанавливать звёзды. Такие жестяные, красные - дань уважения. Потом пошли льготы по медобслуживанию, прибавки к пенсиям, и, конечно, почёт, почёт и уважение. Настал день, когда вокруг дяди Вани не осталось ровесников, всех погодков унесли туда, где только оградки да памятники. Некому напомнить про былое, никто укором не проймёт. Обладая практической хваткой, дядя Ваня резво смекнул - время пришло. И, прихватив баночку мёда, направился на разговор к соседке – вдове на днях почившего дяди Коли. Валентина открыла и сразу почувствовала подвох. Не ходил никогда и вдруг явился. Так и вышло. Поздоровавшись и вручив гостинец, дядя Ваня с нагловатой прямотой с порога заявил: продай Колькины медали, зачем они тебе теперь? Вдова, не ожидавшая такого, схватилась в слёзы: как ты можешь, ещё 9 дней не прошло, он за них под танку с гранатами кидался, весь израненный был. - Не хочешь – как хочешь, поеду в Самару на Птичку, там куплю. Видно так и сделал. Заблестели на пиджаке дяди Вани орденские планки, по праздникам позванивали медали. На доме сельсовет прибил ветеранскую звезду, школьники стали приглашать с выступлениями. В день Победы местная газета печатает его портрет и под ним рассказ, – где воевал, как Родину защищал. Районная больница, чуть дядя Ваня захворает, мигом мчит его в Самару в клинику для ветеранов. И некому теперь уличить дядю Ваню, никто не отымет медали. Может, и остались на селе две-три вдовы, кто знает правду. Но кому она нужна теперь, эта вдовья правда? Заслуги их мужей уже «приватизировали» другие. И дяди Коли, который «под танку с гранатой бросался», и дяди Сени, спасавшего раненых из-под огня, и тысяч других односельчан, исполнивших свой долг «от сих до сих». Выждали время, когда не останется свидетелей, нацепили чужие ордена - дали волю греховной гордыне, монетизировали чужую славу. Есть люди, которых держит в рамках только страх разоблачения. И, когда бояться нечего, они легко пинают правду. Что делать? Ничего, просто знать и помнить, что так бывает. Есть ощущение, что пишу по просьбе тех, кто не может ответить за себя. А настоящие ветераны не обидятся, это не про них.