Человек мира.
Мой дед говорил: умный человек принадлежит миру - дурак не принадлежит даже самому себе.
А кому принадлежит талантливый человек? Наверное, вселенной.
В эти весенние дни во вселенной стало на одного талантливого человека меньше.
Умер Евгений Евтушенко.
Я понимаю, что это группа не любителей поэзии. Но стихотворение, которое я хочу, чтобы вы прочли, оно может считаться личной политической декларацией человека мира.
Бабий яр
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас - я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус - это я.
Мещанство - мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется - я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: "Бей жидов, спасай Россию!"
- насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю - ты
По сущности интернационален.
Но часто те,
чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется - я - это Анна Франк,
прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много - это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы самой весны
- она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь? Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я - каждый здесь расстрелянный старик.
Я - каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
"Интернационал" пусть прогремит,
когда навеки похоронен буде
т последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому - я настоящий русский!
Комментарии
Бесконечно жаль! Для меня Евтушенко - поэт, благодаря которому и другим поэтам времен оттепели, я с юности полюбила поэзию. В 60-е годы мы зачитывались стихами Евтушенко, Рождественского, Вознесенского, и др... Но Евтушенко-всегда был самым любимым. В трудные моменты , или при плохом настроении я предпочитаю погрузиться в чтение любимых стихов.
Вечная благодарная светлая память Евгению Александровичу!
И как можно не выразить наше общее горе по поводу ухода настоящего ,великого поэта!
Мы были его современниками .
Вечная память ...
Вот стихи настоящего ЧЕЛОВЕКА!
Но отрицать,что евреев не очень награждали, что не было дела врачей, конечно, я не буду . Было .
Царствие Небесное.
в конце второго отделения Евтушенко объявил: «А сейчас я вам прочитаю стихотворение, написанное после моей поездки в Киев. Я недавно вернулся оттуда, и вы поймете, о чем я говорю». Он вынул из кармана листки с текстом, но, по-моему, ни разу в них не заглянул.
И раздалось в замершем зале медленное чеканное: «Над Бабьим Яром памятников нет...». В мертвой тишине слова поэта звучали, как удары молота: стучали в мозг, в сердце, в душу. Мороз ходил по спине, слезы сами текли из глаз. В зале в мертвой тишине послышались всхлипывания.
В середине стихотворения люди начали, как завороженные, подниматься и до конца слушали стоя. И когда поэт закончил стихотворение словами: «Я всем антисемитам, как еврей, и потому — я настоящий русский», — зал еще какое-то время молчал. А потом взорвался. Именно «взорвался». Тому, что произошло, я не могу найти другого слова. Люди вскакивали, кричали, все были в каком-то экстазе, необузданном восторге.
«Женя, еще! Женя, еще!» — кричали люди, а он стоял, оглушенный и растерянный. Наконец Евтушенко поднял руку, зал затих. Никто не садился: стихотворение слушали
стоя.
И после второго раза «Бабий Яр» звучал и как память о погибших евреях, и как осуждение антисемитизму, и как проклятье прошлому. Впервые во весь голос было сказано, что в Бабьем Яре были расстреляны не просто «мирные советские люди», а евреи. И только потому, что они были евреями».
Уже стоял памятник, было лето, блестела яркая зелень травы... Но в тишине, у этой страшной ямы, слова царапали горло. Мы стояли и не плакали, просто что-то горько-солёное само текло из глаз.
Что ж за год такой начался? Вроде и не високосный, а столько горя кругом...