Евгения Альбац «Особое мнение» 29.11.2016 года

    https://youtu.be/s6tbJsF_Vxw Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии главного редактора журнала «The New Times» Евгению Альбац. Здравствуйте, Евгения Марковна.

Е.Альбац― Здравствуйте.

Т.Фельгенгауэр― Рейтер сегодня написало о том, что Алексей Улюкаев предлагал отказаться от госконтроля в Роснефти, некие источники. Вообще в последние несколько дней постоянно идут какие-то, ну, даже не знаю…

Е.Альбац― Сливы.

Т.Фельгенгауэр― «Сливы», да? Уместно использовать это слово?

Е.Альбац― Абсолютно. И к нам приходили с этими сливами.

Т.Фельгенгауэр― Односторонние, причем.

Е.Альбац― Да.

Т.Фельгенгауэр― Это зачем?

Е.Альбац― Ну, там идет внутриклановая борьба. Внутривидовая борьба, как известно, самая жестокая. Я начинаю думать, что борются те руководители госкорпораций, у которых в послужном списке работа в первом главке, в разведке, и между теми, у которого в послужном списке нету первого главка, а есть там контрразведка в разных ее вариантах.

Но в любом случае идет борьба кланов. Ресурсный пирог очень сильно сжимается – об этом много в этой студии говорилось. Поэтому жестко отвоевываются свои куски пирога.

Очевидно, что Игорь Иванович Сечин стал занимать слишком большую позицию в российской экономике, а его претензия и на Транснефть, и на порты, и на какие-то части Газпрома, и говорят и на Лукойл тоже начинают пугать остальных игроков рынка. Люди они все немолодые уже, вот. И хотя я не сомневаюсь, что их дети, внуки, правнуки и прапраправнуки обеспечены, тем не менее, мы же видим, как то одного посадят, то второго посадят, то третьего посадят. То есть сейчас инструмент разрешения межклановых споров – это кому быстрее кого удастся посадить. И наверное, очень многим людям это совершенно не нравится, и они начинают с этим бороться. А поскольку мы четко совершенно знаем, что у Игоря Ивановича Сечина каким-то поразительным образом есть способность завести пару управлений ФСБ и заставить их у себя внутри компании допрашивать какого-нибудь там федерального министра. Ну, другие начинают федеральные министры бояться, и люди, которые близки, их клиентелы начинают бояться. Это же расходятся круги по воде.

Вот, Улюкаева не посадили под домашний арест. А могут и посадить. А с другой стороны, он…

Т.Фельгенгауэр― В смысле посадили под домашний арест, не посадили в СИЗО.

Е.Альбац― Да. Посмотрите, сколько месяцев просидел Евтушенков, пока он не отдал всё, что Игорь Иванович захотел, и Башнефть не стала сначала государственной, а потом, значит, стала не совсем государственной и стала частью Роснефти. Ну, короче, ну мы же видим, ну, идет внутривидовая борьба, да?

Т.Фельгенгауэр― А сливы-то им зачем?

Е.Альбац― Кто в этой пищевой цепочке более сильный, тот и поедает других.

Т.Фельгенгауэр― Вот эта вот публичная составляющая.

Е.Альбац― Потому что, ведь, слушатель один. Один. Зовут его Путин Владимир Владимирович. Все хотят добежать именно до его уха. У всех разные возможности добегания. Но все знают, что Владимиру Владимировичу готовятся дайджесты. И по разным, как мы видим, проблемам. Вот, Владимир Владимирович даже следит, кто из чиновников избирается в Российскую Академию Наук, да? Это же поразительная совершенно история сама по себе, да?

Т.Фельгенгауэр― Да.

Е.Альбац― Царь! Не царское, казалось бы, дело и не президентское вообще в эти дела влезать. Поэтому это поразительно. Но это говорит о том, что Путин читает дайджесты. И люди способные кладут ему на стол ту информацию, которую они хотят, чтобы он увидел.

Очевидно, что одно дело, когда какой-нибудь Пупкин-Завалдайский или Токарев, или я не знаю, Миллер (не важно – эти имена не имеют никакого в этом смысле значения) придут к Владимиру Владимировичу, да? То ли добегут, то ли не добегут, то ли выслушает, то ли нет. А другое дело, когда совершенно какая-нибудь сторонняя газета, даже лучше, если она была бы какой-нибудь с оппозиционным душком, напишет что-то, положит пред светлые очи Владимира Владимировича, и Владимир Владимирович скажет: «Ой! Да вы посмотрите! Вот эти даже пишут-то об этом. Ну, как это? Позвать сюда Тяпкина-Ляпкина!» Ну и дальше всё по Гоголю и Салтыкову-Щедрину. Русская литература – светоч наш, всё было.

Т.Фельгенгауэр― Да, тогда понятно, почему и к вам пытались зайти. Знают, что в АП выписывают журнал «The New Times». Теперь все это знают, что в Администрации президента выписывают журнал «The New Times».

Е.Альбац― Я думаю, что по глупости, потому что, в общем, хорошо известно, что в журнале «The New Times» (я могу это гарантировать)... Вот, скоро будет 10 лет журналу «The New Times». Никогда не было ни одной заказной публикации. Никто никогда не мог проплатить наши публикации. Ни один из тех, кто нам помогает, никогда не мог сказать «Знаете, вы это не ставьте, а это поставьте». Ни один.

Поэтому… Поэтому это, конечно, была большая ошибка, я бы сказала.

Т.Фельгенгауэр― Поставили товарищам на вид в прямом эфире. Кстати, вы вот вспомнили эту историю…

Е.Альбац― Я и не в прямом материлась так, что было достаточно. Так?

Т.Фельгенгауэр― ...с Академией Наук. Это Владимир Путин так шутит? Он решил потроллить?

Е.Альбац― Почему? А там же кого-то уволили, так я понимаю?

Т.Фельгенгауэр― Да он всех уволил.

Е.Альбац― Он же уволил.

Т.Фельгенгауэр― Да.

Е.Альбац― Ну так это не потроллить, Таня, простите меня, пожалуйста. Лишиться государственной кормушки… Хорошо еще, те, у кого уже пенсионный возраст, они будут получать вполне нехилую пенсию 2⁄3 их последней там зарплаты. Хотя, кстати говоря, если уволены… Надо посмотреть по закону о госслужбе, как это.

Нет, это совсем ничего хорошего, это всё черная метина. Я думаю, у них резко перестал звонить телефон.

Т.Фельгенгауэр― Ну, телефон телефоном. Просто непонятно, почему президент этим занимается. Ему заняться нечем?

Е.Альбац― Таня, потому что у нас не институт президента. У нас институт президента совершенно разрушен, понимаете? У нас существует власть человека и объединившейся вокруг него корпорации, да? Вот.

Понимаете, вот, я вам приведу такой пример. Когда я там спрашивала… С кем-то мы обсуждали по поводу там Трампа, Клинтон «А что, если вот пересчет голосов или еще что-то?» И вот этот кто-то на другом конце провода в далеком городе Вашингтоне мне сказал: «Институт важнее человека».

Вот, я думаю, что для большого числа людей в Америке, кому очень не нравится, что Трамп стал президентом США на следующие 4 года, тем не менее вот для них важнее институт. И поэтому будет сделано всё, чтобы этот институт нормально функционировал, да? И чтобы не было коррупции этого института. А проблема есть, потому что принято, что президент отказывается, продает от всех своих бизнес-активов, чтобы не было бизнес-конфликтов, конфликта интересов. А Трамп уже заявил, что это большая проблема для него, поскольку у него много очень недвижимости по всему миру, во многих странах мира, и это невозможно всё продать.

Короче, понимаете, когда это институт, тогда вот какое-нибудь там Министерство образования занимается вопросами образования чиновников. А когда это царская власть или монаршая власть, да?.. То есть что это значит? Это значит, что эта власть абсолютно не контролируема никем больше. Нету никаких checks and balances, никакого контроля со стороны других институтов. Не «человеков», а институтов.

Тогда, да, тогда и получается, что человек, который именуется «президент Российской Федерации», занимается всем на свете. Кончится туалетная бумага, будет и туалетной бумагой заниматься. Так устроена эта власть.

Т.Фельгенгауэр― Ну а что? Получается, справедливо. Если президент США выкрутил все лампочки в подъезде, то президент России должен прийти и вкрутить новые.

Е.Альбац― Не знаю, не знаю.

Т.Фельгенгауэр― По-моему, вполне себе на паритетных началах происходит всё в Российской Федерации.

Е.Альбац― Да-да.

Т.Фельгенгауэр― Мы сейчас сделаем небольшой перерыв. Это «Особое мнение», главный герой «Особого мнения» — Евгения Альбац, главный редактор журнала «The New Times». Свои вопросы вы можете присылать на номер +7 985 970-45-45, а мы скоро к вам вернемся и поговорим про путинский стержень.

РЕКЛАМА

Т.Фельгенгауэр― Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, в гостях у меня сегодня главный редактор журнала «The New Times» Евгения Альбац. Как и обещала, тут все ждут послание федеральному собранию в исполнении президента Владимира Путина. Он к нему активно готовится, даже не поехал хоронить Кастро. И Дмитрий Песков, его пресс-секретарь, которого сейчас все называют «мужем Навки», сказал, что послание как обычно будет чем-то новым, иным. Но вместе с тем, цитирую, их всех объединяет некий путинский стержень с акцентом на социальной сфере, на социальные обязательства государства. Действительно ли путинский стержень – это социальные проблемы?

Е.Альбац― Я бы сказала, что электорат Путина – это прежде всего пенсионеры. Мы просто знаем по социологии, что, так сказать, вот то, что ядро его электората – это женщины 60+, да? И, конечно, для него очень важно сохранить лояльность этого электората.

Вопрос, ведь, не в этом. Вопрос: он когда собирается это сохранять? То ли это произойдет в 2017 году, то ли это произойдет в 2018 году. Вот же нас всех интересует.

Действительно, ситуация с российской экономикой, в общем, не самая приятная. Когда-то еще там в 2013 году Россия была 6-й экономикой мира, а теперь 14-й. Российская экономика, ВВП России – это 6% (шесть, еще раз, процентов) ВВП США. Вот, каждый раз, когда мы видим Дмитрия Киселёва надувающегося, который грозит кулаком, вот тут себе надо говорить: «Это 6% ВВП США». Вот, всё.

Поэтому по всем расчетам нефть подниматься не будет. Значит, наполняться резервные фонды тоже не будут. Очевидно, что что-то надо делать, какие-то надо предпринимать меры. Да, плюс ко всему реальные доходы населения в прошлом году упали на 10%. Сначала, вроде, остановилось, в октябре еще на 5%. По году это будет 6-7%. Люди, в принципе, на себе это чувствуют. Наверное, пока не слишком сильно, потому что, конечно же, так хорошо люди в России не жили… Причем, в данном случае можно говорить, наверное, о средней температуре по больнице. ...никогда за послевоенную историю России. Да и не только послевоенную. Вот.

Но то, что всё время постоянно сокращаются социальные расходы, закрываются больницы, уменьшаются расходы (мы же видели) на здравоохранение, на образование и так далее. Денег на это нет. И если не будут сокращены расходы на оборонку, на войну (а непонятно, как это возможно, учитывая, что мы воюем и в Сирии, и на Востоке Украины, и у нас теперь несколько баз, и на Курилах мы создаем новые базы и устанавливаем по периметру все эти бастионы и так далее), это всё очень дорогое удовольствие. Это всё дорогое удовольствие. И в Калининграде мы ставим, и еще мы где-то будем ставить. В общем, везде. Везде мы как-то решили, что мы против всего мира. Вот.

Т.Фельгенгауэр― Так поэтому я и спрашиваю, что по делам получается, что стержень-то не социальные проблемы.

Е.Альбац― Слушайте, я… Все ждут четверга, потому что всем любопытно два вопроса. Первое, будет ли перенос выборов президентских с 2018 года на 2017-й. Второй – объявят ли конституционную реформу? А это значит, что будет не президент, а будет Госсовет, во главе него Путин (не важно, как он будет называться), а президент – это будет нечто там вполне номинальное. Или он будет избираться (президент) Госсоветом, да? Вот. То есть какое-то будет изменение.

Вот это 2 вещи, которые всех (то есть я думаю) людей политически заточенных интересуют. Всё остальное вторично, потому что, ну, будет, наверное, очень много разговоров.

Т.Фельгенгауэр― Кстати по поводу возможных досрочных выборов. Сегодня в «Независимой газете» довольно большое интервью с Михаилом Ходорковским, где в том числе затрагивается и этот вопрос. И Ходорковский отвечает, что он пока не видит оснований, чтобы такое решение было принято. Но там есть блок вопросов, которые касаются окончания путинского срока в качестве президента. И Михаил Ходорковский очень интересно отвечает, что у нас (я цитирую)... Под «нами» он имеет в виду самого Ходорковского и Владимира Путина. «У нас есть полное взаимопонимание, что если он будет уходить без крови, то я буду среди тех, кто тоже не будет стремиться к какому-то жесткачу». Ну, то есть, условно, если он уходит по-хорошему, то ему ничего не грозит. Если он не уходит по-хорошему, то вот тут сценарий может быть непредсказуем. Насколько вот этот вопрос вообще сейчас актуален, как будет уходить Путин?

Е.Альбац― Дело в том, что бóльшая часть российской элиты, которая не находится в сферах власти, она сейчас имеет другие паспорта. Она (российская элита) – налоговые резиденты самых разных стран. И они стараются сюда заезжать и, если заезжать, то минимально.

Это значит, что именно за пределами России формируется вот эта фронда, которую, очевидно, не устраивают нынешние правила игры в России, которая не хочет жить и бесконечно ожидать, что завтра человек с ружьем появится на пороге офиса, значит, бизнес заберут, а тебя посадят. И понятно совершенно, что, ведь, всегда есть проблема, которую мы называем в политической науке «The Collective Action Problem», «Проблема коллективной акции», когда все ждут, кто будет тем самоубийцей, который пойдет первым.

Вот в этом смысле Ходорковский для них берет на себя роль вот того самого человека, который не боится сказать вслух то, что они думают, и не побоится сделать первый шаг, о котором они все думают. И в этом смысле, конечно, Ходорковский сейчас говорит не только от себя, но и от значительно более широкого слоя, даже при том, что совершенно не обязательно, что там он со всеми ними общается. С кем-то общается, с кем-то нет, с кем-то, вероятно, общаются какие-то другие люди и так далее. Но уже понятно, что зреет в элитах колоссальное недовольство сложившимися ныне правилами игры. Вот, как-то еще договаривались-договаривались-договаривались, но когда уже Игорь Иванович тебя может посадить, вот это уже какой-то наступает, очевидно, предел. Это вот мне стало совершенно понятно на этой истории с Роснефтью, с генералом Фиксом, с Улюкаевым и со всеми этими сливами, которые потом пошли.

Ходорковский озвучивает очень важную вещь, на самом деле. Он говорит о том, что при смене режима (а смена режима будет возможна только при уходе Владимира Путина) старая элита и новая элита готовы договариваться. Строго говоря, вся литература по латиноамериканским режимам (то есть это то, с чем мы можем оперировать, работать), вся литература по латиноамериканским режимам говорит о том, что более-менее удачная (хотя, вариантов удачных не так много), удачная смена авторитарного режима происходила в результате, когда происходил альянс между старой элитой и новой элитой. Это необходимая вещь. Поэтому, кстати, никакой справедливости никогда не бывает при сломах авторитарных режимов. Вот.

Это очень важная вещь, потому что надо оставить возможность для путинской элиты без крови, с какой-то частью своих капиталов уйти от власти, уйти на покой, заняться детьми, там, кататься на лошадях, любить своих молодых жен, я не знаю там, что еще делать. Но главное, вот, чтобы они не побоялись уйти, так, как в 1999 году не побоялось уйти близкое окружение Ельцина.

Т.Фельгенгауэр― В общем, сделать всё, чтобы они не цеплялись за власть до последнего.

Е.Альбац― Ну, конечно! И самое главное, чтобы они не решились с ружьем в руках защищать свое право владеть Россией вечно.

Т.Фельгенгауэр― В гостях у меня сегодня главный редактор журнала «The New Times» Евгения Альбац. По поводу отношений с США, как они будут строиться, хотела с вами поговорить. После победы Дональда Трампа сразу несколько человек и в том числе в этой студии как-то так, робко высказали предположение: «Ну, раз Россия опять так сильно полюбила США, может быть, отменят антисиротский закон». Ну, вот, сегодня уполномоченный по правам человека при МИД РФ Константин Долгов сказал, что никаких оснований, по которым был этот закон принят, отменять нет. Ну, вот, не собираются они отменять. Только если с американской стороны будут сделаны какие-то шаги. Как вы считаете, это вообще реально, что они отменят этот закон?

Е.Альбац― Не думаю. Потому что закон Димы Яковлева, «закон подлецов», как он войдет, конечно же, в историю российской политики, был принят в ответ на принятие Конгрессом США Акта Магнитского. Президент даже такой богатый как Трамп не может отменить акт, который принят Конгрессом. Именно поэтому, кстати, Белый дом так сопротивлялся и не хотел, чтобы это было законом.

Поэтому Акт Магнитского не будет отменен. Другой вопрос, что мы же не знаем, какая сейчас начнется торговля между Путиным и Трампом. Трамп – человек бизнеса, и он всё время говорит в категориях «deal making», да? Вот, как он будет делать всякие дела? Как мы будем… перетрем и сделаем?

Т.Фельгенгауэр― Провернем.

Е.Альбац― Провернем. Во, точно! Провернем. Поэтому они явно будут о чем-то договариваться. Я думаю, что Трамп скажет Владимиру Путину, что ты делай, чего хочешь, на постсоветском пространстве – тут тебе, так сказать, руки развязаны. Ну, хорошо, чтоб было кровищи поменьше, чтобы там не орал Конгресс, но так делай, чего хочешь. А за это, там например, ну, не лезь никуда там, забудь про Венесуэлу. Игоря Ивановича просто жалко будет. Вот. Забудь про Венесуэлу, там еще чего-нибудь. Ну, я не знаю, будет всё время какой-то deal, да? Всё время они будут о чем-нибудь договариваться.

Я не исключаю, что поскольку вопрос об усыновлении детей крайне болезненный и в Вашингтоне было очень сильное лобби людей, которые уже познакомились со своими будущими детьми здесь в России, и для них это трагедия просто. Понимаете? Об этом очень много пишется. Не исключаю, что, может быть, Трампу удастся выторговать отмену в какой-то части закона Димы Яковлева в обмен на что-то выгодное для США.

Т.Фельгенгауэр― Тут просто была история буквально несколько дней назад, может быть неделю назад. Есть такая ведущая в США Лора Ингрэм, которую прочат среди некоторых других кандидатур в пресс-секретари Белого дома. У нее как раз приемные дети из России. И она очень так, эмоционально комментировала. Все-таки, пресс-секретарь Белого дома, если она, все-таки, им станет.

Е.Альбац― Но это человек, который не имеет власти.

Т.Фельгенгауэр― Вообще?

Е.Альбац― Вообще. Это человек, который совершенно не имеет. Другой вопрос, что пресс-секретарь Белого дома или Кремля, как бы, на него отраженным светом падает свет суверена, президента. И поэтому у них есть как у всех, собственно, госслужащих, есть определенные ограничения действий, слов, выбора и так далее. Но власти она, конечно, никакой не будет иметь.

Т.Фельгенгауэр― Евгения Альбац в программе «Особое мнение». Возвращаемся в Россию, и мы так, как-то прошлись по судьбе тех, кого отпустят после смены режима с миром или не с миром. Вопрос памяти и ответственности всю минувшую неделю очень бурно обсуждали и продолжают обсуждать. И это история Дениса Карагодина. И, вот, несколько дней назад потомки сотрудников НКВД обратились с требованием закрыть доступ к базе данных, которую собрало общество «Мемориал», базе данных тех, кто служил в НКВД.

Е.Альбац― Которую сделало Жаров.

Т.Фельгенгауэр― Да, да. С 1935-го по 1939-й.

Е.Альбац― А чем аргументируют?

Т.Фельгенгауэр― Опасаются мести со стороны потомков репрессированных. Ну, и тут вечно этот вопрос. Несут ответственность, не несут ответственность?

Е.Альбац― Несут. Несут.

Т.Фельгенгауэр― Почему?

Е.Альбац― Несут, потому что они исполняли преступный приказ. А были среди них просто стахановцы. Были эти знаменитые расстрельные бригады. В частности, был такой генерал Блохин. Правильно я говорю?

Т.Фельгенгауэр― Да, да-да-да. Это в журнале «Дилетант» можно про него прочитать.

Е.Альбац― Совершенно верно. А можно зайти на Донское кладбище, и прямо при входе налево там недавно отреставрированная могила Блохина. Там дальше еще рядом с памятником первому спикеру еще царской Государственной Думы.

Т.Фельгенгауэр― А на том же кладбище, по-моему, и…

Е.Альбац― Да, она там была давным-давно. Так вот, самое интересное, что этот новый памятник Блохину появился в 2002 году. То есть когда к власти пришли чекисты, они тут же… Хотя, на совести… Вот, действительно, можно взять сегодняшний журнал «Дилетант». На совести Блохина лично им убитых было, говорят, около 10 тысяч человек. Это абсолютно серийный, кровавый убийца. При Хрущеве он был лишен всех званий и наград. Вот. Но как любопытно, что в 2002 году появился памятник, где он при генеральских погонах, при всех званиях.

При этом если вы идете дальше по Донскому монастырю и поворачиваете по дорожке налево… Не доходя крематория, по дорожке налево поверните – вы уткнетесь, такая будет небольшая клумба, и там утыкано табличкой. Вот, где-то здесь захоранивали пепел тех, кого расстреливали в Москве и сжигали в печи крематория. Специально в Германии купили печь к 10-летию советской власти, к 1927 году, и она была та же… Такие же печи та же самая компания делала для Освенцима. Вот.

И вот десятки тысяч, сотни тысяч людей, их прах развеян по дорожкам Донского монастыря. Или Бутова полигона. И, ведь, ничего не осталось для их близких.

Я считаю, что это абсолютно необходимая вещь. Я считаю, что это великая вещь, которую сделал Жаров, и вообще эта работа, которую делает «Мемориал». Потому что-то кто-то написал (и вот это, мне кажется, очень точно), началась десталинизация снизу. Вот, люди ждали-ждали, а людям… А сейчас появилось поколение, которые уже не так боятся, которые не ждут возвращения товарища Сталина, и которые хотят справедливости по отношению к своим близким.

Вот, мой дед был расстрелян, скорее всего, этим самым Блохиным. И я точно знаю: он был расстрелян в ту ночь, когда расстреляли еще тысячу человек. И прах его развеян где-то по дорожкам, да?

Вы можете проверить. Никогда никто из моих родственников – ни Альбац, ни Гребельский, ни Савицкий – никогда не были, никогда не служили в НКВД. Вот.

Да, я хочу, чтобы хотя бы было сказано, что эти люди – убийцы. Я хотела бы, чтобы было бы сказано, что люди, которые оставили свою подпись на расстрельном списке, в котором под номером третьим мой дед, чтобы тоже когда-то о них было сказано, что они убийцы. Среди них, например, тогдашний нарком Молотов, Вячеслав Молотов. Его внук Вячеслав Никонов постоянно выступает на экранах и, по-моему, член Государственной Думы по-прежнему. И Сталин, и Ворошилов, и Микоян, и так далее.

Я думаю, что люди имеют, потомки имеют право хоть на какую-то справедливость. Я очень благодарна «Последнему адресу», что теперь на Покровке, 11 висит табличка моему убитому деду, которому было 37 лет. Вот.

Так что, знаете, вот эта власть и предыдущая, и нынешняя – она бесконечно удовлетворяла пожелания сотрудников органов, на руках которых или в послужном списке которых, или в backpack’е которых и их предшественников десятки и сотни тысяч расстрелянных собственных граждан. Никто так не воевал со своим народом как это сделал Советский Союз. Никто. Ни в одной стране мира, может быть, за исключением Кампучии, где 30% полпотовцы убили.

Так что как-то мне кажется, что очень своевременно появилась эта база. Только она не полная – надо, чтобы она дополнялась.

Т.Фельгенгауэр― А вот наш слушатель Виталий спрашивает: «А должны ли правнуки палачей сесть за своих прадедов?»

Е.Альбац― Нет, конечно. Нет, конечно, не должны – в этом смысле сын за отца не отвечает. Ни в коем случае.

Т.Фельгенгауэр― Вот, тут как ответственность? Нет?

Е.Альбац― Нет, конечно. Это вопрос… Вот, это очень важная вещь: не должно быть никакого насилия, но российское государство как правопреемник Советского Союза должно признать, что в этой стране по государственному указанию уничтожались десятки и сотни, и миллионы людей. И что были люди, которые были стахановцами, которые были первыми среди равных. Вот это люди должны знать.

У нас же до сих пор, Таня, во многих регионах ты же видишь, что там никто не мог выжить кроме вохровцев, кроме тех, кто охранял лагеря. Это до сих пор сказывается и на психике народа, и на политической культуре народа, и на многом остальном. Поэтому это безумно важная история.

И, кстати… У нас осталось совсем мало времени.

Т.Фельгенгауэр― Да.

Е.Альбац― Вот, я хочу сказать, кстати, о памяти. Память – это вообще… Это вот всё, что связано с памятью, это то, что требует необыкновенного чувства такта и вкуса. Вот то, что на Первом канале позволили устроить Ледовое шоу, на котором пара каталась в робах Освенцима со звездой Давида, это…

Т.Фельгенгауэр― Да, по мотивам фильма «Жизнь прекрасна».

Е.Альбац― Да. Но фильм «Жизнь прекрасна» — прекрасный фильм немножко о другом был. Это полное отсутствие вкуса. И это абсолютная бестактность по отношению к потомкам тех 6 миллионов, которые погибли в Освенциме. И не только их. И репрессированных народов Советского Союза и чеченцев, и балкарцев, и ингушей. Это вот бестактность по отношению к тем, кто до сих пор оплакивает своих убитых. Нельзя такие вещи делать.

Причем, я ни в коем случае не думаю… Вот, идет безумная эта дискуссия в Facebook на эту тему. Я не думаю, что кто-то чего-то делал специально, ни в коем случае! Я просто думаю, что люди, которые поставили этот номер и его исполнили, у них полное отсутствие вкуса. Это безумно бестактно.

Т.Фельгенгауэр― Ну, тут что можно в ответ им предложить? Что учиться? Как можно привить людям чувство вкуса?

Е.Альбац― Надо помнить, что есть вещи, под которые… Вот, не надо… Знаете, люди, которые были в этих робах в лагерях, они не могли ни прыгать, ни кувыркаться, потому что у них была бесконечная диарея от голода. И женщины не выглядели так, как выглядела Навка, потому что у них переставали идти месячные, они мгновенно старели от этого ужаса.

Просто у нас, к сожалению, очень мало про это знают, поскольку тема в советское время была совершенно закрытая.

Т.Фельгенгауэр― Спасибо большое. Это было особое мнение Евгении Альбац, эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.