Тайны перестройки раскрывает Вячеслав Дашичев

1 июня 2016 года умер наш постоянный автор, легендарный разведчик, крупный военный историк, профессор Вячеслав Дашичев. Перед смертью он переслал нам ряд своих материалов с разрешением их публиковать. Можно сказать, это последнее послание Дашичева своим читателям

«Об анализе ошибок во внешней политике и их предупреждении». Так называлась моя конфиденциальная аналитическая записка, направленная 1 января 1987 г. Институтом экономики мировой социалистической система АН в секретариат министра иностранных дел.

Необходимость в ней была совершенно очевидна. Как говорится, «на ошибках учатся». Но в советской практике было не принято обсуждать, а тем более критиковать решения, принятые в недрах ЦК КПСС, на основе которых формировалась политика МИД и других министерств. Естественно, это вело к тяжелым просчетам, наносившим в ряде случаев большой ущерб интересам страны.

С началом перестройки это вредное вето было, наконец, преодолено. Больше того, критический анализ советской политики в жизненно важных для страны сферах стал приветствоваться. Я не замедлил воспользоваться этим и разработал вышеназванную аналитическую записку.

Вот её текст:

«В последние два года мы стали достаточно самокритичны в нашей внутренней политике, вскрыв целый ряд крупных упуще­ний и искажений в нашем социально-экономическом развитии. Это позволило наметить правильные пути вывода социализма на качественно новую ступень развития.

Что касается нашей внешней политики, то здесь признание и анализ ошибок пока отсутствуют. Показательно, что в опубли­кованной нашей печатью статье к восьмидесятилетию Л.И.Брежнева не были вскрыты недостатки в этой области. Новое политическое руковод­ство оказалось как бы сопричастным к неверным решениям преж­него руководства или отдельных её представителей. Между тем без серьезного анализа внешнеполитических просчетов в прошлом и выработки механизмов их предотвращения трудно повысить эффективность нашей внешней политики.

На протяжении длительного времени, особенно во второй по­ловине 70-х годов, происходило наслоение большого количества неверных установок и крупных ошибок во внешнеполитической сфере.

Во-первых, перед политикой выдвигались задачи и цели, которые не соответствовали нашим реальным внутренним и международным возможностям их осуществления. Это прояви­лось, в частности, в том, что наша политика:

а) добившись в середине 70-х годов признания - пусть даже формального - сложившихся послевоенных территориальных и политических реальностей в Европе, встала на путь дальнейшего расширения сферы политического влияния Советского Союза в дру­гих регионах земного шара с помощью военной силы, не считаясь с тем, что это неизбежно приведет к сплочению на антисоветской основе всех основных капиталистических держав и даже подсоеди­нению к ним Китая, совокупный экономический, технологический и военный потенциал которых намного превосходит потенциал Советского Союза;

б) поставила совершенно нереальную и ненужную задачу достижения и поддержания военно-стратегического паритета со всеми западными державами, взвалив тем самым на страну непосильное бремя гонки вооружений - беспрецедентный в мировой практике случай, когда одна держава выдвинула требование быть равной в военном отношении со всеми другими;

в) взяла на себя ненужную и опасную роль военного гаранта многих стран «третьего мира». Переоценив размеры и значение собственной ракетно-ядерной мощи, наша политика тем самым противопоставила Советскому Со­юзу превосходящую коалицию капиталистических держав. Из искус­ства приобретения союзников политика превратилась для нас в инструмент наживания врагов. Исторический опыт показывает, что игнорирование принципа соответствия внешнеполитических целей возможностям их достижения неизбежно вело государства к тяжелым поражениям.

Во-вторых, у нас практически отсутствовало со­гласование задач внутренней и внешней политики. С начала 70-х годов остро заявила о себе необходимость проведения экономиче­ской реформы с целью перевода советской экономики на путь интенсивного развития. Это требовало создания на длительное время спокойных внешних условий для решения столь жизненно важной для нас исторической задачи.

Вопреки этому, фактически сразу после подписания Заключительного акта Хельсинкского сове­щания, мы спровоцировали своей военной акцией в Анголе новый раунд политической и военно-стратегической конфронтации с Западом, которая, нарастая по мере расширения наших позиций в Африке, Юго-Восточной Азии и других регионах, привела к началу 80-х годов к срыву разрядки и высокой степени военно-политической напряженности в отношениях Восток - Запад. В результате нынеш­ние преобразования в экономике и социальной сфере нам прихо­дится вести в чрезвычайно сложных международных условиях.

В-третьих, в тесной связи с вышесказанным следует рассматривать крупные промахи в выборе приоритетов внешней по­литики. Очень часто мы не могли отличить интересы короля от ин­тересов пешки на шахматной доске мировой политики. В погоне за мелкими выигрышами и частными преимуществами мы жертвовали куда более значительными и важными вещами, не говоря уже о том, что с точки зрения наших национально-государственных и интернаци­ональных интересов на первом месте всегда должно стоять внут­реннее экономическое и социально-политическое укрепление Советского Союза - главной цитадели мирового социализма.

Напри­мер, своей поддержкой действий Вьетнама в Кампучии и акцией в Афганистане, не укладывающейся ни в какие рамки политиче­ской и стратегической целесообразности, мы поставили под удар не только наши отношения с Западом, но и нагромоздили труд­но преодолимые препятствия для нормализации отношений с КНР.

В-четвертых, представляется, что стратегический курс нашей внешней политики во второй половине 70-х годов исхо­дил из неверной оценки сложившейся тогда глобальной ситуации. Для предпринятого в то время широкого наступления на позиции империализма в «третьем мире» отсутствовали необходимые условия. Оно было вполне оправдано в первое послевоенное десятилетие, ха­рактеризовавшееся значительным внутренним ослаблением империали­зма, его дискредитацией, громадным ростом морально-политического авторитета Советского Союза и сил социализма, их сплоченностью, небывалым взлетом революционного и национально-освободительного движения, его безраздельной антиимпериалистической и антиколони­альной направленностью.

Во второй половине 70-х годов положение стало совершенно иным. Западные державы уже давно восстановили свой экономический потенциал и социально-политическую стабиль­ность, многократно превзошли по своим экономическим и научно-техническим возможностям Советский Союз;

- нашим акциям в «третьем мире» активно противостояли теперь не только западные державы, но и Китай, а также прозападные буржуазные круги в развивающихся странах;
- после достижения политической эмансипации существенно изменился характер и задачи национально-освободительного дви­жения стран «третьего мира», в нем значительно спала интенсив­ность революционных процессов.

Советский Союз обладал уже далеко не тем моральным авторитетом, что после войны. Проведение в этих условиях наступательной стратегии было связано с громадными политическими, стратегическими и экономическими издержками и риском для нас, с ростом военной опасности.

Мы явно недооценили того обстоятельства, что нынешняя зона развивающихся стран была на протяжении XIX и XX столетий невралгическим пунктом мировой политики, и столкновение здесь интересов великих держав явилось одной из важных причин воз­никновения двух мировых войн. В 70-е годы эта зона снова стала «критической точкой» во взаимоотношениях между Советским Союзом и западными державами.

Став на ложные позиции «делимости разрядки», мы подвергли самому тяжелому испытанию наши отношения с Западом и к началу 80-х годов полностью дезорганизовали их. А между тем, вскоре после общеев­ропейского совещания в Хельсинки, когда началась наша активность в Африке, Запад дал понять советскому руководству, что он готов признать Восточную Европу сферой советского влияния и оставить ее в покое при условии, если Советский Союз не будет продвигать­ся в другие регионы мира («доктрина Сонненфельдта»).

Мы остави­ли этот сигнал предупреждения без внимания и продолжали наращи­вать наше наступление в «третьем мире». Был упущен исторический шанс сделать разрядку долговременным процессом. Афганистан нанес ей последний смертельный удар. Отныне отношения Восток - Запад вступили в длительную полосу острейшей конфронтации, и нам приходится теперь пожинать плоды собственных ошибок.

Наряду с неверной оценкой глобальной ситуации для проведе­ния наступательной стратегии мы переоценили и историческую го­товность бывших колониальных или полузависимых стран - в плане социально-политического и экономического уровня их развития -к переходу на путь социалистического строительства.

Забегание вперед в этом деле вело к дискредитации идей социализма, между­народным осложнениям и конфликтам. Военными средствами, как показывает опыт, удавалось отрывать отдельные развивающиеся страны от системы империализма.

Но как только начиналось их мирное строительство, они оказывались, как правило, в тяжелой эко­номической и социально-политической ситуации, а ресурсов Совет­ского Союза и других социалистических стран было явно недоста­точно, чтобы выправить положение.

Выигрыш от нашего наступления в «третьем мире» - несколько беднейших стран, вставших на путь социалистической ориентации, но не способных служить «социали­стическими маяками» в этом регионе, - не идет ни в какое срав­нение с громадными издержками для нас - отходом Запада от раз­рядки, его возвратом к методам «холодной войны», невиданной эскалацией гонки вооружений, ростом военной опасности и пр. Вместо того, чтобы пытаться перетянуть на свою сторону побольше развивающихся стран, было бы разумнее придерживаться провозглашен­ного в свое время Яношем Кадаром мудрого принципа: «Кто не против нас, тот с нами». Применительно к «третьему миру» этот принцип рано или поздно все равно сработал бы против империализма.

В-пятых, следует сказать о больших изъянах в согла­совании нашей политической и военной стратегии. Так, разместив на позициях наши новые ракеты средней дальности (называемые на Западе СС-20), мы значительно повысили ядерную угрозу для стран Западной Европы, в то время как нашим главным политическим и военным противником выступают Соединенные Штаты, Этим актом мы заставили западноевропейцев еще теснее сплотиться с США в противостоянии Советскому Союзу, дали им благоприятный повод для санкционирования размещения аналогичных ракет США в Запад­ной Европе. В результате Соединенные Штаты получили громадное стратегическое преимущество по отношению к Советскому Союзу.

Кроме того, это позволило американцам повысить политическую зави­симость стран Западной Европы от Вашингтона и консолидировать НАТО. В случае с ракетами СС-20 мы грубо нарушили одну из главных заповедей внешней политики: «прежде чем сделать первый шаг, надо подумать о последнем».

Другим примером неудачного согласования нашей военной и политической стратегии является осуществление в 70-х годах широкой и дорогостоящей программы строительства океанского военно-морского флота, размеры которого превосходят оборонные потребности Советского Союза. На Западе это было воспринято как доказательство стремления советского руководства создать военные предпосылки для активной глобальной политики и наступления на западные позиции в «третьем мире». Это также шло вразрез с инте­ресами политики разрядки.

В-шестых, наш внешнеполитический курс во второй половине 70-х годов работал против интересов свертывания гонки во­оружений и уменьшения угрозы ядерной войны. Наоборот, он все боль­ше провоцировал империалистические круги на форсирование воору­жений и перенос их на те направления научно-технического про­гресса - в первую очередь в космос - где Советский Союз сущест­венно уступает Западу.

Во второй половине 70-х годов руководи­тели западной политики осознали, что военно-стратегический па­ритет не может служить надежным фактором сдерживания, ибо под его покровом Советский Союз оказался в состоянии беспрепятствен­но осуществлять наступление в «третьем мире», завоевывая одну позицию за другой. Это побудило США и их союзников уже в конце 70-х годов стать на путь отказа от согласованных с Советским Союзом принципов военного паритета и отхода от заключенных на их основе соглашений (ОСВ-1, ОСВ-2).

Ловко используя наше стремление удержать за собой военный паритет, Вашингтон стал форсированно поднимать его уровень посредством беспрецедентного увеличения военных расходов и разработки и наращивания принци­пиально новых технических средств борьбы и массового уничтоже­ния. То, что мы в парадном духе преподнесли как главное достиже­ние нашей политики в 70-е годы, обернулось бичом для нашей эко­номики и безопасности, для международной стабильности. Нашим военно-экономическим возможностям в сопоставлении с западными державами плюс Китаем соответствовал бы принцип не военного па­ритета, а разумной достаточности, которая обеспечивала бы нане­сение США непоправимого ущерба, удерживала бы их от возможного развязывания войны и гарантировала бы нас от политического шан­тажа. К началу 70-х годов мы, по всей видимости, уже располагали ракетно-ядерным потенциалом, отвечавшим этим задачам. Было ошиб­кой и ненужным делом идти дальше в его наращивании до уровня паритета.

В-седьмых, в нашей политике четко проявилась тенденция сводить проблему безопасности и обеспечения мира толь­ко к военной области. Тем самым мы игнорировали взаимосвязь раз­оружения со столкновением политических интересов СССР и Запада в «третьем мире», с их вовлеченностью в локальные конфликты и кризисы, с развитием и изменением политического и экономиче­ского соотношения сил между ними. Это противоречило основопола­гающему научному положению о том, что гонка вооружений, как и война, есть продолжение политики иными средствами. Наша внеш­неполитическая деятельность избрала путь устранения не поли­тических первопричин, а военных последствий опасного развития противоречий между Советским Союзом и западными державами. Это было все равно, что ставить телегу перед конем. Такой образ действий оставляя мало шансов на успех в деле снижения военно-экономического давления Запада на Советский Союз.

В-восьмых, наша политика явно переоценивала воз­можности воздействия антивоенного движения общественности в западных странах на правительственные и парламентские круги в интересах достижения целей разоружения. На эту работу тратились громадные средства и усилия. Но отдача от нее была несоразмерно мала. Правительству США, и их союзникам удавалось осуществлять свои планы дальнейшего наращивания военной мощи (как в случае с размещением ракет средней дальности в Западной Европе).

Результатом всего этого явилось весьма тяжелое международ­ное положение, в котором Советский Союз оказался в начале 80-х годов. Это было весте с тем следствием застоя в развитии теории внешней политики и международных отношений, приверженности к устарев­шим догмам, к «мономышлению», к унификации взглядов и их подгон­ке к господствующему мнению при выработке и принятии внешнепо­литических решений и при оценке результатов их проведения в жизнь. Такое положение не возникло бы, если бы у нас функцио­нировал соответствующий механизм коррекции политики и альтерна­тивные идеи и рекомендации доводились бы до сведения руководства.

Чтобы избежать в дальнейшем повторения подобных явлений, необходимо позаботиться о создании надлежащих условий, которые позволили бы поднять эффективность и результативность нашей внешнеполитической деятельности, вовремя предотвратить невер­ные шаги и ошибочные действия на международной арене.

Путь к этому указывают решения ХХУП съезда КПСС, нацеливающие на радикальное повышение роли общественности, человеческого фактора во всех сферах жизнедеятельности советского общества, на новое политическое мышление, предполагающее многовариант­ность при выработке внешнеполитических решений.

Исходя из этого, следовало бы в первую очередь наполнить реальным содержанием, как это предусматривает Конституция СССР, деятельность комиссий по иностранным делам Совета Союза и Совета Национальностей Верховного Совета СССР, возложив на них конт­рольные, корректирующие и рекомендательные функции в области внеш­ней политики.
Находясь на страже внешнеполитических интересов Советского Союза, они выполняли бы роль «оппонирующей обществен­ной организации» в отношении министерства иностранных дел, ока­зывая ему значительную помощь в подходе к решению задач внеш­ней политики. В рамках этих комиссий, носящих независимый харак­тер, можно было бы создавать в случае надобности специальные подкомиссии для изучения тех или иных внешнеполитических во­просов и ситуаций, подготовки по ним рекомендаций и решений и представления их на рассмотрение ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета и Совета Министров СССР.

К работе комиссий и подкомиссий обязательно привлекались бы специалисты и эксперты из научно-исследовательских институтов АН СССР и союзных республик, высших учебных заведений, государственных и выборных органов. Было бы целесообразно регулярно проводить слушания в комиссиях и под­комиссиях об итогах беспристрастных экспертных оценок и изуче­ния тех или иных внешнеполитических вопросов и ситуаций, спорных проблем и публиковать отчеты об этих слушаниях, если они не будут носить конфиденциальный характер.

Проведение указанных мероприятий позволило бы создать для высшего руководства действенные процедуры и гарантии для коррекции политики, предупреждения неверных шагов и принятия взвешенных решений; приобщать к выработке внешней политики широкие круги советской общественности; более широко использовать имею­щийся у нас духовный потенциал для усиления результативности внешней политики; значительно поднять моральный авторитет совет­ской внешней политики, доверие к ней за рубежом».