Лагерная молодость

В середине 70х, робко вступая в грядущую юность, я и не предполагал, что менее чем через десять лет снова окажусь в пионерлагере. Приехав в Подмосковье по распределению работать в ОКБ Гидропроекта, я занимался проектированием АБК на 3-м корпусе ЧАЭС, всецело поглощенный нетривиальной задачей по внесению своего художественного видения в привязываемые типовые коробки. Столь увлекательное занятие заметно диссонировало с моими институтскими представлениями об архитектурном творчестве и за полгода изрядно приелось. А потому, когда по весне ко мне, как к комсомольскому активисту, подрулил предпрофкома и предложил съездить вожатым в замечательное место, я не стал долго раздумывать и отказывать. Однако в мае на меня пришла разнарядка сверху, вызвав горячие возражения от моего руководителя группы, вредного колченогого старикашки.

Его жалобные рапорты не имели особого значения для высокого начальства, и в конце мая я уехал на подготовительную неделю по уборке корпусов и территории. Мне всегда интересны новые места, но о нем я успел наслушаться немало хорошего и разного. Заведение детского отдыха находилось на красивейшем берегу Оки в Тульской области рядом с имением-музеем известного русского художника и носило, соответственно, имя «Поленово». Днем весь воспитательский и обслуживающий состав мыл палаты и выметал закоулки от накопившегося за зиму мусора, сучьев, листьев и прочей грязи. Зато предоставленный вечером сам себе, чем с большим удовольствием и пользовался, шатаясь по окрестностям, купаясь в речке, знакомясь плотнее друг с другом и сбиваясь в парочки, которые зачастую проведя лето вместе, по осени играли свадьбы, а через месяцев семь ждали прибавления в семье.

Вот и я, не успев присесть за стол, за которым собралась дружная компания собутыльников, с порога очаровался прелестницей с глубокими карими очами. И так же быстро ощутил взаимное расположение, чем сразу же воспользовался, поспешив развить успех вплоть до закономерного финала. А зря. С тех пор я зарекся по некоторым причинам знакомиться подшофе с девушками, сидящими за столом. Однако более запомнился случай, как та же компания вечерком с еще более теплым шофером решила съездить на станцию пополнить выпитые запасы. На свою беду с ними увязался и я, надеясь разнообразить небогатый рацион. Пока ехали, начался ливень, дорога петляла между оврагов, а лихой водила гнал «Пазик» километров под 100. Благополучно добравшись до станции, я почти решил прогуляться обратно три-четыре часа пешком, но меня дружно отговорили. Но и я больше с ними не ездил.

Вольница скоро закончилась, и в начале июня я не без внутреннего волнения знакомился со своим отрядом. Сам я никакого педобразования и опыта не имел, да и педолюбием не страдал, а вытирать носы и попы младшим или ругаться со старшими, гоняя их за курение и самоволки, меня не привлекало абсолютно. Достались мне детишки 10-11 лет, самые благодарные и отзывчивые объекты воспитания, чему я только радовался. Они достаточно самостоятельны и не плачут ночами по маме, но не слишком зрелы и не страдают издержками пубертатного периода. На все и всегда готовые юные ленинцы, с готовностью и без пререканий занимались отрядными заданиями, включая и дежурство по столовой, азартно выбирали название и девиз, с интересом рисовали стенгазету, украшали корпус своим художественным творчеством. Разумеется, под моим чутким руководством.

Напарница же в подготовительный период увлеклась вожатым из соседнего корпуса и предпочитала свободное время проводить у своего приятеля, сбросив на меня всю текучку. Она случилась не в моем вкусе, и я ей был даже признателен. Не люблю делить власть и почитание. Дети в основном общались со мной, успев вполне искренне привязаться, и искренне огорчились, услышав спустя неделю на утренней линейке от начальника лагеря о моем срочном возвращении по острой необходимости на работу.  Мне немного польстила такая незаменимость, но не порадовала перспектива возвращения в душный и скучный офис. Однако возражать не имело смысла и я, наскоро попрощавшись с облепившими меня ребятами, быстро собрал вещички и уехал обратно в Москву. Пришлось снова заняться надоевшей Чернобыльской АЭС. Что там в итоге получилось - вы, наверное, слышали.

Менее чем за год я уловил отсутствие карьерных перспектив и следующей весной с большой радостью откликнулся на предложение снова поехать в «Поленово». В этот раз мне не препятствовали, а предложили ехать вторым художником. Весь подготовительный период мы с партнером обновляли наглядную агитацию, плакаты и лозунги, а вечерами развлекались в меру способностей. Мужик оказался в летах, ушлый и опытный ходок, по слухам имевший отношение к временной нетрудоспособности моей предшественницы на посту единственного архитектора, что объясняло скепсис моего начальства к лагерям, но ведь декрет мне точно не грозил! Наличие собственного домика с мастерской и спальней, которые мы использовали максимально интенсивно, способствовали приему больших и не очень, но вполне теплых компаний. Оргий мы не практиковали, но одного из вожатых позже выгнали за изнасилование.

А буквально за пару дней до начала смены вдруг выяснилась потребность в замене фотографа. У него тоже имелся отдельный домик с лабораторией, и я моментально согласился. Тогда я одинаково любил снимать и рисовать, имея в том приблизительно одинаковый опыт, а «Зенит» с телевиком приобрел еще с халтур в студенческие годы. В наследство мне достался приличный арсенал техники и богатые запасы реактивов и бумаги, что позволило мне ни в чем себе не отказывать как летом, так и пару лет после. В мои функции входило ведение фотохроники лагеря с регулярным отображением ее на стендах, которые сначала вывешивались на центральной аллее, а позже везлись в головной институт, в качестве свидетельства веселой, сытной и интересной жизни оторванных от материнской груди отпрысков. Хотя за сорванные на память снимки строго наказывали, но периодически приходилось и реставрировать стенды.

Теперь мой день начинался с вальяжного пробуждения, присутствия на линейке ради запечатления исторических моментов, типа поздравления юбиляров, самоуглубленного приема пищи телесной. Позже я неспешно прогуливался по территории, фиксируя обязательные мероприятия, разнообразные игрища и зазевавшихся девушек-вожатых. В тихий час появлялась возможность спуститься вниз по склону и искупаться в Оке, хотя, если лень или прохладно, к моим услугам наличествовал почти персональный бассейн. Вечером я раскрашивал у приятеля-художника огромные двухметровые планшеты под снимки, а у себя печатал фотографии. Это обычно не затягивалось допоздна и у меня оставались достаточно времени для личной жизни и прочих развлечений, включая и участие в ночных вожатских посиделках, хотя я и ощущал себя там иногда чужаком.

В привате же особых проблем не случалось, и кое-кто мог ради удачного кадра приодеться соответствующе, принять нужную позу или даже станцевать рок-н-ролл. Девушки часто неравнодушны к тому, как они выглядят в глазах мужчин. Однако интереснее всего стало посещение дома-музея Поленова. Если картины представлялись   знакомыми по учебникам, да и небогатый дворянский интерьер не произвел впечатления, то усадьба понравилась гораздо больше, позволив понять источник вдохновения художника. Замечательные виды на реку и заокские дали прекрасны, наверное, в любое время дня и года. Автобусная экскурсия в Тулу отложилась в памяти  меньше, ведь нас возили в основном не по историческим, а военно-патриотическим достопримечательностям. Не могу даже припомнить Кремля, хотя местные пряники мне там весьма глянулись.

Среди пионеров каждую смену обнаруживались старожилы, помнящие меня с прошлого года, и я обрастал штатом добровольных помощников-любителей фотографии, которые с удовольствием сушили и глянцевали готовые карточки, а взамен пользовались оборудованием и растворами в своих целях. Они вместе со мной клеили снимки и тащили готовые стенды на выставку у столовой. Иногда их активность становилась даже чрезмерной и надоедающей, но только им я обязан кадрами, на которых осталось и мое присутствие. Иногда я и сам участвовал в массовых мероприятиях, вроде капустников и спортивных соревнованиях, хоть и не всегда те меня радовали. Так на концерте открытия взрослые рядились детьми, плясали и озвучивали дебиловатый текст слов, написанный, разумеется, начальником лагеря, но там уже выбирать режиссера не приходилось.

Более странным, но традиционным, являлся так называемый комический футбол, где участвовавшие парни переодевались женщинами и наоборот. Дешевое дураковаляние веселило детей и нравилось руководству, под чьим началом и выступала мужская команда. Я же относился к нему весьма скептически и предпочитал снимать со стороны, а позже на планшете сделал в названии действа первую букву более похожей на «Г». Не хочу ничего плохого сказать о персонале заведения, но в таких местах его надо бы менять регулярно, тем более что там бродили такие нимфетки-лолиты в настолько коротких юбочках, что меня спасало только знакомство с Уголовным Кодексом. Перебирая сейчас те старые снимки, я с трудом могу представить, в какие «ягодки-опять» они могли превратиться за прошедшие годы.

Увы, никого из них после возвращения в Москву я ни разу не встречал или не узнавал. Это не слишком удивительно, но малость печально. Минувшее лето стало самым легким и беззаботным, как сейчас кажется, за время после института, но все хорошее обязательно заканчивается. Тот год стал для меня последним в ОКБ и архитектуре. Позже я ездил в лагеря только к своим дочкам в десятые годы, но  многое выглядело совершенно иначе. Никто не носил галстуков, не висела навязчивая наглядная агитация, дети имели мобилы, но по-прежнему гремел по утрам Высоцкий, собирая на утреннюю гимнастику, под барабаны шли на линейку и поднимали флаг, пусть и совсем иной страны. А на закрытие устраивали костер, и его искры так же летели к звездам, порождая романтические и редко сбывающие мечты о светлом и счастливом будущем у новых поколений наивных детей, идущих вслед за нами.