Как НКВД покусилось на братство народов

Советский Союз всегда находился в очень уязвимом положении и хотя ему стремятся приписывать агрессивные намерения.

А на деле многое поступки некоторых советских руководителей шло в разрез с интересами СССР.

Одной из самых трагических страниц истории, это репрессии против польского населения СССР.

Стоит напомнить некоторые факты:

• Польская операция НКВД проходила с 1937-38 годы.
• Операция изначально планировалась на 3 месяца, но затянулась на 1,5 года.
• В результате исток за шпионаж было осуждено 102 тыс, по другим данным  139  тыс. чел., из которых 111 071 приговорены к расстрелу

Могло ли в СССР оказаться 139 тысяч польских шпионов? Здравый смысл скажет лишь один ответ—нет, не могло.

Ни реальный ресурс польской разведки, ни статус потенциальных шпионов н подтверждают этого

Вот некоторые цифры по регионам

--Новосибирская обл.- 7444 осужденных за шпионаж в пользу Польши, половина в глухих --Омская обл. 1106 шпионов.

--Красноярский край,-2269 шпионов

-- ДВК- 536 шпиона

--Иркутская обл. -649 шпиона

--Алтайский край-1540 шпиона

--Чувашская АССР- 36 шпионов.

-- Башкирская АССР- 450 шпионов.

-- Казахская ССР -1968 шпиона

--Монгольская АССР- 86 шпионов

Из 19 931 человек, арестованных за время «польской операции» в Беларусской республике, 17 772 были приговорены к смерти. Некоторые из них были беларусами, некоторые – евреями, но большинство были поляками, которых в Беларуси подвергали арестам и в ходе «кулацкой операции», и во время других чисток. В целом, в результате казней и смертных приговоров число поляков в Советской Беларуси сократилось за время Большого террора более чем на шестьдесят тысяч человек

«Польская операция» была более обширной в Советской Украине, где жило примерно 70% от числа поляков всего Советского Союза, которых было шестьсот тысяч.

 В ходе «польской операции» в Советской Украине были арестованы 55 928 человек, из которых 47 327 были расстреляны. В 1937-м и 1938 годах у поляков вероятность быть арестованным была в двенадцать раз выше, чем у остального населения Советской Украины. .

Число шпионов в 5-6 тысяч человек можно было бы поверить, но 139 и даже 102 тысячи цифра явно нереальная.

Согласно рассекреченным данным Центрального военного архива в Варшаве, весь штат польской заграничной резидентуры (для всех стран) в 1937—1938 годах составлял не более 200 человек, конечно это явно преуменьшение, но о десятках тысяч речи все равно не идет.

Кроме того, львиная доля «шпионов» вообще была «вскрыта» в непредставлявшей для поляков никакого интереса Сибири, хотя, согласно польским архивным данным, реальные резиденты располагались в Москве, Ленинграде, Минске, Киеве, Харькове и Тбилиси.

Из всего этого можно сделать два вывода:

• Польская операция НКВД не была направлена конкретно на ликвидацию шпионов Польши
• Польская операция НКВД была направлена против польского населения
• Подавляющее большинство репрессированных были невиновны

История

В июне 1937 года, когда Ежов с целью объяснения «кулацкой операции» и продолжения показательных процессов сообщил о существовании воображаемого «Центра центров», он также объявил и об угрозе такой же о Польской военной организации.

Эти две структуры были как будто связаны друг с другом. Как оправдание для «кулацкой операции», так и оправдание для «польской операции» позволяло заново переписать советскую историю таким образом, чтобы возложить всю ответственность за политические проблемы на врагов, а врагов этих четко назвать.

По версии Ежова, Польская военная организация действовала в Советском Союзе с самого начала и проникла не только в Коммунистическую партию, но также в Красную армию и в НКВД.

Она была, по утверждению Ежова, невидимой именно потому, что была такой важной; у нее были свои агенты на высоких должностях, умевшие маскировать себя и свою работу

Ежов 11 августа 1937 года подписал Приказ № 00485, согласно которому НКВД должен был провести операцию, «направленную к полной ликвидации местных организаций “ПОВ”»

Он был принят вскоре после начала «кулацкой операции» и заметно радикализовал Большой террор.

ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ

народного комиссара внутренних дел

Союза С.С.Р.

№ 00485

Рассылаемое вместе с настоящим приказом закрытое письмо о фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР, а также материалы следствия по делу “ПОВ” вскрывают картину долголетней и относительно безнаказанной диверсионно-шпионской работы польской разведки на территории Союза.

Из этих материалов видно, что подрывная деятельность польской разведки проводилась и продолжает проводиться настолько открыто, что безнаказанность этой деятельности можно объяснить только плохой работой органов ГУГБ и беспечностью чекистов.

Даже сейчас работа по ликвидации на местах польских диверсионно-шпионских групп и организации ПОВ полностью не развернута. Темп и масштаб следствия крайне низкие.

Основные контингенты польской разведки ускользнули даже от оперативного учета (из общей массы перебежчиков из Польши, насчитывающей примерно 15.000 человек учтено по Союзу только 9.000 человек. В Западной Сибири из находящихся на ее территории около 5.000 перебежчиков, учтено не более 1.000 ч.). Такое же положение с учетом политэмигрантов из Польши. Что касается агентурной работы, то она почти совершенно отсутствует. Больше того, существующая агентура, как правило, двойническая, подставленная самой польской разведкой.

Недостаточно решительная ликвидация кадров польской разведки тем более опасна сейчас, когда разгромлен московский центр “ПОВ” и арестованы многие активнейшие его члены. Польская разведка, предвидя неизбежность дальнейшего своего провала, пытается привести, а в отдельных случаях уже приводит в действие свою диверсионную сеть в народном хозяйстве СССР и, в первую очередь, на его оборонных объектах.

В соответствии с этим основной задачей органов ГУГБ в настоящее время является разгром антисоветской работы польской разведки и полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки “ПОВ” и основных людских контингентов польской разведки в СССР.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. С 20 августа 1937 года начать широкую операцию, направленную к полной ликвидации местных организаций “ПОВ” и, прежде всего, ее диверсионно-шпионских и повстанческих кадров в промышленности, на транспорте, совхозах и колхозах.

Вся операция должна быть закончена в 3-х месячный срок, т.е. к 20 ноября 1937 года.

2. Аресту подлежат:

а) выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены “ПОВ” по прилагаемому списку;

б) все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии;

в) перебежчики из Польши, независимо от времени их перехода в СССР;

г) политэмигранты и политобменные из Польши;

д) бывшие члены ППС и других польских антисоветских политических партий;

е) наиболее активная часть местных антисоветских националистических элементов польских районов.

3. Операцию по арестам провести в две очереди:

а) в первую очередь подлежат аресту перечисленные выше контингенты, работающие в органах НКВД, в Красной Армии, на военных заводах, в оборонных цехах всех других заводов, на железнодорожном, водном и воздушном транспорте, в электросиловом хозяйстве всех промышленных предприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах;

б) во вторую очередь подлежат аресту все остальные, работающие в промышленных предприятиях не оборонного значения, в совхозах, колхозах и учреждениях.

4. Одновременно с развертыванием операции по арестам начать следственную работу. Основной упор следствия сосредоточить на полном разоблачении организаторов и руководителей диверсионных групп, с целью исчерпывающего выявления диверсионной сети. Всех проходящих по показаниям арестованных шпионов, вредителей и диверсантов — НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВЫВАТЬ. Для ведения следствия выделить специальную группу оперативных работников.

5. Все арестованные по мере выявления их виновности в процессе следствия — подлежат разбивке на две категории:

а) первая категория, подлежащая расстрелу, к которой относятся все шпионские, диверсионные, вредительские и повстанческие кадры польской разведки;

б) вторая категория, менее активные из них, подлежащие заключениюв тюрьмы и лагеря, сроком от 5 до 10 лет.

6. На отнесенных в процессе следствия к первой и второй категории, каждые 10 дней составляются списки с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного, которые направляются на окончательное утверждение в НКВД СССР.

Отнесение к первой или второй категории на основании рассмотрения агентурных и следственных материалов производится Народным Комиссаром Внутренних Дел республики, начальником УНКВД области или края, совместно с соответствующим прокурором республики, области, края.

Списки направляются в НКВД СССР за подписью Народного Комиссара Внутренних Дел республики, начальников УНКВД и Прокурора соответствующих республик, края и области.

После утверждения списков в НКВД СССР и Прокурором Союза приговор немедленно приводится в исполнение, т.е. осужденные по первой категории — расстреливаются и по второй отправляются в тюрьмы и лагеря, согласно нарядов НКВД СССР.

7. Прекратить освобождение из тюрем и лагерей оканчивающих срок заключения осужденных по признакам польского шпионажа. О каждом из них представить материал для рассмотрения на Особое Совещание НКВД СССР.

8. Всю работу по разгрому “ПОВ” и всех остальных контингентов польской разведки умело и обдуманно использовать для приобретения новой агентуры по польской линии.

При отборе агентуры особо тщательное внимание обратить на меры, обеспечивающие органы НКВД от проникновения в сеть двойников-агентов польской разведки.

Списки всех намеченных к вербовке агентов, с исчерпывающей характеристикой на них, направлять на утверждение начальника ГУГБ НКВД тов. ФРИНОВСКОГО.

9. О ходе операции телеграфно доносить каждые 5 дней, т.е. 1, 5, 10, 15, 20, 25 и 30 числа каждого месяца.

п.п. НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ — ЕЖОВ

С подлинным верно: ОПЕРСЕКРЕТАРЬ ГУГБ НКВД СССР Комбриг (УЛЬМЕР)

Этот приказ хотя и не совсем прямо,но был направлен против отдельной национальной группы.

Так впервые в социалистическом государстве дошло до национального запроса.

До сих пор нет ни одного документа, где бы значилось одобрение Сталина или другого высшего руководства на такое.

В отличие от Приказа № 00447, направленного против знакомых категорий врагов, которые по крайней мере теоретически обозначались классовыми рамками, Приказ № 00485 рассматривал в качестве врагов государства национальную группу.

Точнее сказать, в качестве врагов различных видов. Но в нем присутствовал, по крайней мере, нерешительный ореол классового анализа. «Кулаков» как класс можно было хотя бы описать в терминах марксизма.

Национальная вражда в Советском Союзе по отношению к советскому проекту была совсем другим явлением. Она выглядела как отступление от основного социалистического принципа братства народов.

...............

Польский приказ создал принципиально новый порядок осуждения.

После окончания следствия на обвиняемого составлялась справка “с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного”. Отдельные справки каждые 10 дней надлежало собирать и перепечатывать в виде списка, который представлялся на рассмотрение комиссии из двух человек: начальника НКВД и прокурора.

\В задачу “двойки” входило отнесение обвиняемого к одной из двух категорий: 1 (расстрел) или 2 (заключение на срок от 5 до 10 лет).

Затем список отсылался на утверждение в Москву, где его должен был окончательно рассмотреть и утвердить Нарком внутренних дел.

После этого список возвращался в регион для исполнения приговоров.

Этот порядок осуждения вскоре стал называться “альбомным”, вероятно, потому, что машинописные списки заполнялись на листах, расположенных горизонтально

ПОЛЬСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ВОЙСКОВА (“ПОВ”)

В соответствии с “польским” приказом был произведен розыск участников “Польской организации войсковой” - мифической организации, готовившей якобы восстание в пользу Польши. В результате были сфабрикованы дела на несколько ячеек “ПОВ”, “действовавших” в Кировской области.

Одна из них, по версии следователей, сложилась вокруг польского костела в городе Кирове. Ее “руководителем” был объявлен католический священник о. Франциск Будрис, в 1920-е годы служивший в вятском костеле. И хотя с 1930-го года он не бывал в г. Вятке-Кирове, все равно он “руководил”, якобы передавая приказы бывшему церковному старосте католической общины Иосифу Константиновичу Соболевскому.

По этому делу были арестованы вятские католики, в основном поляки, посещавшие в свое время костел и боровшиеся против его закрытия.

Кроме участия в “ПОВ”, им было предъявлено обвинение в проведении незаконных религиозных обрядов, в частности, в проведении заупокойных месс за скончавшихся президента Польши Юзефа Пилсудского и экзарха Российской Католической Церкви Леонида Федорова

 По делу проходило 16 человек: Арамович Александр Урбанович, Гурко-Омелянский Александр Леонардович, Драверт Станислав Адольфович, Иванчук Иван Харитонович, Коневега Иосиф Панфилович, Лещинский Матвей Иванович, Лобач Иосиф Николаевич, Любин Игнатий Винцентович, Мацковяк Людвиг Иосифович, Ольшевский Эдмунд Иосифович, Пеньковская Елена Андреевна, Пеньковский Вацлав Андреевич, Прушинский Владислав Павлович, Рудобельский Станислав Николаевич, Соболевский Иосиф Константинович, Чернель Мария Казимировна.

Из них 10 человек было расстреляно, 4 осуждено на срок от 5 до 10 лет ИТЛ, двое оправданы.

Другую ячейку “ПОВ” “выявили” на Кировской опытной лугоболотной станции в Оричевском районе. В то время эта станция подчинялась Всесоюзному научно-исследовательскому институту болотного хозяйства, который находился в г. Минске. Руководителей станции назначали, как правило, из специалистов по проблемам болот родом из Белоруссии.

Между лугоболотной станцией (современный поселок Юбилейный Оричевского района) и институтом шла постоянная интенсивная переписка, сотрудники института регулярно ездили в командировки в Кировскую область. В 1930-е годы Минская область граничила с Польшей (западные области Белоруссии были присоединены к СССР только в 1939 году). Все это дало повод сфабриковать дело о том, что из Польши через Минск в Оричевский район Кировской области была заброшена шпионская агентурная сеть.

По версии следствия, завербованным польским шпионом был директор станции Константин Иванович Малинюк, а уже он организовал ячейку “ПОВ” из сотрудников лугоболотной станции, жителей близлежащих деревень и железнодорожной станции Стрижи. Все они якобы готовились к восстанию на случай войны с Польшей, к проведению диверсий на Горьковской железной дороге, собирали информацию разведывательного характера.

На сегодняшний день трудно определить, сколько человек было репрессировано по этому делу, потому что следователи дела на разных людей выделяли в отдельное делопроизводство по самым различным признакам. Нами выявлено 36 человек, обвиненных в принадлежности к “Польской организации войсковой” на лугоболотной станции.

Все они работали на станции или являлись знакомыми ее сотрудников. Всем предъявлялось обвинение в участии в повстанческой организации, причем в отдельных делах даже не упоминается ее название.

Разработку “шпионской сети” вели разные следователи, поэтому в нескольких делах руководителем “ПОВ” выступает Феодосий Антонович Годун, уполномоченный Кировского краевого совета профсоюзов по Оричевскому району в 1935-1936 годах. Его отец и сестра жили в Польше, сам он подавал заявление на выезд, но ему отказали. Эти биографические данные сделали его “польским шпионом”.

По этим “шпионским” делам было арестовано 11 сотрудников станции (на момент ареста некоторые из них уже работали в других местах): директор К.И. Малинюк, заместитель директора по науке С.М. Летковский, завхоз С.М. Ворожцов, научный сотрудник по гидротехнике К.П. Бубнов, агроном А.Ф. Лалетин, заведующий химической лабораторией М.Я. Лапицкий, заведующий Чашковским опытным полем станции В.С. Волошин, старший бухгалтер Г.С. Возисов, бухгалтер П.Н. Булатов, председатель профсоюзного комитета станции Н.Я. Черноусов, рабочий К.О. Тютюник. Трое: М.М. Маевский, Д.М. Пинчук, М.М. Новицкий – работали на Гадовских торфоразработках Оричевского района, где сотрудники станции проводили свои опыты. Остальные арестованные – это колхозники Оричевского и Халтуринского районов и рабочие станции Стрижи.

Из 36 выявленных “членов “Польской организации войсковой” лугоболотной станции 15 человек были расстреляны, двое освобождены в ходе следствия, остальные получили наказание от 3 до 10 лет ИТЛ.

В г. Кирове поиски “активных членов “ПОВ” привели к аресту еще одной группы. Были арестованы Чижевский Тадеуш Александрович, Малицкий Михаил Михайлович и Капустинский Степан Леонович. По мнению следователей, они проводили “активную шпионскую работу”, а собранные сведения посылали в г. Киев, в польское консульство. М.М. Малицкий и С.П. Капустинский были расстреляны, а Г.А. Чижевский покончил жизнь самоубийством в тюремной камере.

Несколько человек “участников “ПОВ” выявили при “чистке” армии. Капитан Людвиг Михайлович Рудзис, командир артиллерийской батареи, служивший в Кирове, был расстрелян за то, что, по версии следствия, он еще в 1924 году, когда был на курсах красных командиров в Москве, якобы завербован в “ПОВ”. Капитаны Андрей Тарасович Вышинский и Казимир Марцелинович Бертковский были объявлены “членами “ПОВ”, действовавшей в Сибири и на Урале.

По ним долго велась переписка, и только в 1940 году их осудили на 5 лет ИТЛ каждого.

А капитана Михаила Семеновича Виршича – преподавателя курсов усовершенствования командиров запаса Уральского военного округа, арестованного в 1938 году, в 1940 году оправдали и из-под стражи освободили.

ВОЕННОПЛЕННЫЕ

Согласно “польскому” приказу проводился и арест бывших военнопленных польской армии. В основном поляки-военнопленные в начале 1920-х годов вернулись в Польшу, но некоторые по различным причинам остались в России. Поскольку Кировская область расположена довольно далеко от границ, эта категория осужденных крайне малочисленна. Козьминский Казимир Эдмундович, Шиманский Иосиф Адреевич в 1919-1920 гг. служили в польской армии.

В 1920 году во время военных действий на Польском фронте оба оказались в плену у Красной армии, а затем – в Вятской губернии.

Оба они были арестованы в сентябре-ноябре 1937 года. К.Э. Козьминский был приговорен к высшей мере наказания, а И.А. Шиманский – к 10 годам ИТЛ.

После того, как сравнительно быстро были арестованы учтенные поляки-военнопленные 1919-1920 гг., начали арестовывать оставшихся в России поляков-военнопленных Первой мировой войны. Таковым в Кировской области оказался Форгач Федор Константинович. Он (житель Галиции) в 1914 году служил в Австро-Венгерской армии, попал в плен к российским войскам.

Как военнопленный прибыл в Вятскую губернию, где женился и остался на постоянное жительство. 14 января 1938 года был арестован и приговорен к высшей мере наказания.

ПЕРЕБЕЖЧИКИ

В эту категорию включались все нелегально перешедшие госграницу на территорию СССР, независимо от того, задерживались ли они погранохраной или добровольно заявили о себе.

Государственная граница между СССР и Польшей была установлена в соответствии с Рижским мирным договором в 1921 году и была, образно выражаясь, “начерчена штыком”. Она разделила территории Украины и Белоруссии, которые столетиями находились в рамках единого государства – Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, Российской империи.

Граница прошла не по земле – по людям, разделив в разные государства ближайших соседей и родственников. Пограничная линия часто шла по лесам и болотам, где трудно проследить за нарушителями.

Поэтому местные жители часто пересекали ее, не находя в этом ничего криминального. Переходили по семейным, экономическим, социальным причинам. И поток таких беженцев из Польши в 1920-е-1930-е годы был непрерывным.

Переходили границу чаще в поисках работы. Так Грушевский Матвей Викентьевич пояснил о причинах перехода:

“Перешел границу, чтобы жить в Советском Союзе и найти хороший заработок”.

Статкевич Устин Лукьянович рассказывал на допросе:

“Я от ряда людей слышал, что в Советском Союзе жить лучше, что крестьяне, которые перешли в Советский Союз, живут там и работают хорошо, и решил тоже покинуть Польшу и уйти на жительство в СССР. Где я жил – эта деревня от границы с СССР находится в 60 километрах”.

Некоторых подвигло на переход границы нежелание служить в армии. Такую причину перехода госграницы указал, например, Телушек Игнатий Францевич. Он рассказывал, что служил в польской армии помощником начальника погранзаставы.

“Улаживая пограничные конфликты, связанные с переходом скота через границу, приходилось разговаривать с пограничниками советской стороны, от которых он узнал о жизни в СССР, и постепенно появилось желание перейти границу на территорию СССР. Мысль о переходе границы укрепило нежелание служить в польской армии в связи со строгостью службы и большой требовательностью”.

Были и просто перебежчики-контрабандисты, которые неоднократно пересекали государственную границу: Коляда Антон Михайлович, Жук Виталий Петрович, Белькевич Андрей Игнатьевич. Белькевич показал, что граница проходила в 5-6 км от его деревни и местные крестьяне ходили через границу, чем неплохо зарабатывали.

По политическим мотивам оказались в СССР Сидорук Яков Федорович, Космосовских Иван Александрович. Сидорук участвовал в партизанских отрядах, сформированных ОГПУ, которые в 1922-1923 гг., по его словам, “участвовали в нападении на жандармский пост, распространяли революционную литературу, за что его неоднократно арестовывала польская полиция”.

После освобождения он перешел границу с СССР. И.А. Космосовских распространял листовки коммунистического содержания, за что тоже был арестован, а после освобождения из тюрьмы также перешел границу.

Некоторые перебежчики добровольно являлись в ОГПУ, некоторые были задержаны пограничниками. В большинстве случаев их арестовывали, и после отбытия наказания от полутора месяцев и до трех лет направляли под административный надзор в различные области.

В нашем случае – в Вятскую губернию - Кировскую область. Здесь они работали на предприятиях народного хозяйства, находили новые семьи, новую родину.

Все они после “польского” приказа были арестованы, обвинены в шпионаже в пользу Польши, 13 человек расстреляно, 12 – осуждены на 10 лет лишения свободы.

ПОЛИТЭМИГРАНТЫ

В Кировскую область в 1920-х-1930-х годов прибыло немало политэмигрантов – членов Коммунистической партии Западной Белоруссии. Все они также нелегально переходили государственную границу, затем в Минске распределялись в различные области СССР, в т.ч. и в Кировскую. Рассказ их звучал у всех примерно так, как у Гончар-Гончарова Никиты Даниловича:

“В Польше состоял в Коммунистической партии Западной Белоруссии в ячейке деревни Особлянка. Расклеивал по деревне коммунистические листовки и вывешивал красные флаги.

Один раз полицией у него был произведен обыск, и он с разрешения парторганов Западной Белоруссии нелегально перешел границу”.

Судьба их особенно трагична – все они после “польского приказа” арестованы и осуждены к высшей мере наказания.

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ ПО СТОЛЫПИНСКОЙ РЕФОРМЕ

Как известно, территория Виленской губернии (ныне Литва) в началеXX века входила в состав Российской Империи. И очень многие безземельные крестьяне – латыши, эстонцы, литовцы, поляки - в ходе проведения реформы переселились тогда в свободные области Кавказа, Сибири и на Север России. Тысячи таких переселенцев обосновались на хуторах вдоль железной дороги Вятка-Котлас.

Особенно много таких хуторян проживало на территории современного Опаринского района Кировской области. Занимались они как сельским хозяйством, так и продажей леса, что давало им неплохие доходы. После 1918 года многие переселенцы вернулись на родину, но не все. К 1930-м годам еще немало их проживало в Опаринском районе. После проведения коллективизации и ликвидации хуторов почти все они работали на железной дороге и в леспромхозах.

Их тоже коснулся “польский” приказ. 12 человек из этой категории граждан были арестованы. А поскольку все они были очень далеки от политики, в основном – малограмотными, то всем им было предложено одно “меню” обвинений - в антисоветской пропаганде. “Набор” антисоветских высказываний им тоже приписывался одинаковый: клевета на политику ВКП(б) и правительства, критика выборов в Верховный Совет СССР. Двое были расстреляны, остальные осуждены на срок от семи до десяти лет.

“РАСКУЛАЧЕННЫЕ”

Север России всегда был местом ссылки неугодных. В 1930-х гг. после раскулачивания здесь оказались многие поляки из зажиточных крестьян Белоруссии.

Среди репрессированных поляков – 12 спецпоселенцев из трудпоселка “Новый путь” при станции Луза Лальского района (ныне Лузский район Кировской области). Вдали от родных мест они часто собирались вместе и делились своими мыслями о происходящих событиях.

 Скорее всего, высказывалось на этих встречах недовольство существующим положением. 

В “обработке” сотрудников НКВД обвинение им звучало следующим образом:

“Участвовал на нелегальных сборищах, где как форма борьбы с существующим строем был избран террор против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Вели антисоветскую пропаганду пораженческого характера, пытаясь доказать неизбежность поражения СССР в предстоящей войне с Германией и Польшей...”

Такие обвинения предполагали высшую меру наказания, и 9 человек из 12 были расстреляны, остальные осуждены на 8 и 10 лет лишения свободы.

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКИ

На железной дороге “польский” приказ осуществляли особые дорожно-транспортные отделы (ОДТО НКВД) ст. Киров и ст. Зуевка. Аресты прошли практически на всех крупных железнодорожных узлах области.

Так, на станции Киров арестовано 14 человек; на станции Оричи - 2 человека; на станции Котельнич – 7; на станции Лянгасово – 2; на станции Зуевка – 5; на станции Мураши – 3; на станции Луза – 3; на станции Слободской – 1; на станции Пинюг – 1 человек. По национальности это поляки и белорусы. Часть из них в 1935 году была переведена с Юго-Западной железной дороги, подальше от государственной границы с Польшей.

Они занимали самые различные должности в обширном железнодорожном хозяйстве: от секретаря парткома до стрелочника. Совсем не принимались во внимание прошлые заслуги. Так А.С. Суликовский был награжден знаками “Почетный железнодорожник” и “Ударник Сталинского призыва”, И.К. Козубай был стахановцем, занесенным на Доску Почета Горьковской железной дороги.

При проведении следствия по делам железнодорожников также предлагался определенный перечень обвинений: теракты, вредительство, антисоветская пропаганда. На железной дороге, где неизбежны крушения, повреждения техники и т.п., такие обвинения провести было несложно.

Дела на поляков рассматривались, как правило, в ускоренном порядке. У многих следствие проходило в течение одного месяца. В одном из следственных дел записано: «…Установлено, что органы НКВД Горьковской железной дороги производили аресты лиц польской национальности по одному национальному признаку при отсутствии на них компрматериалов…», а в другом - протоколе допроса одного из бывших сотрудников ОДТО ст. Киров сказано, что «харбинцы, троцкисты, меньшевики, кулаки, поляки, эстонцы, латыши, перебежчики из-за границы в 1937 году арестовывались по указанию руководства дорожно-транспортного отдела НКВД Горьковской железной дороги по спискам, невзирая на то, есть или нет на них компрометирующих данных, следствие проводилось с применением арестованным «стоек» и «конвейеров».

Всех обвиненных во вредительстве и терроризме приговорили к высшей мере наказания, остальных осудили на срок от пяти до десяти лет.

Многих железнодорожников направляли после осуждения в железнодорожные ИТЛ, где они занимались строительством железных дорог. Причем, бывало, что показывали пример трудового героизма. Так в следственном деле И.К. Козубая читаем, что за высокие производственные показатели, отличное поведение в быту, он был досрочно освобожден.

Материалы о фальсификациях

В архивных материалах имеются многочисленные примеры, когда работники НКВД, выполняя приказы наркома фабриковали материалы

Лаврентий Берия став наркомом НКВД вел работу по выявлению фальсификации следственных материалов, в том числ и по нац. операциям

Как показал работник КРО УНКВД ЗСК-НСО П.Н. Шестовицкий, перебежчиков-поляков оформляли как шпионов и диверсантов, всех остальных поляков записывали членами «ПОВ», приписывая им различную враждебную деятельность.

Обнаружив, что все дела поначалу сводились к описанию вербовок друг друга членами «организаций», начальник УНКВД велел работникам КРО приписывать арестованным шпионскую и диверсионную деятельность. 

(АУФСБ по НСО.Д.П-8139 Л.285, 286).

На 1 июля 1938 года по Свердловской области значилось осужденными 9 853 поляка и 1 237 латышей. В конце того же года была проведена выборочная проверка дел на 4 123 поляка и 237 латышей. Выяснилось, что из осужденных по проверенным делам поляками по национальности являлись только 390 человек, а латышами - 12 человек".
"Работникам УНКВД по Ленинградской области Ходасевичу и Тарасову, обратившимся к начальнику отделения Дубровину за содействием в получении жилплощади, последний ответил:
«Дадите 50 поляков, когда их всех расстреляют, тогда получите комфортабельные квартиры»
.
Как показал работник КРО УНКВД ЗСК-НСО П.Н. Шестовицкий, перебежчиков-поляков оформляли как шпионов и диверсантов, всех остальных поляков записывали членами «ПОВ», приписывая им различную враждебную деятельность

Обнаружив, что все дела поначалу сводились к описанию вербовок друг друга членами «организаций», начальник УНКВД велел работникам КРОприписывать арестованным шпионскую и диверсионную деятельность. (АУФСБ по НСО.Д.П-8139 Л.285, 286).

Постоянным репрессиям подвергались священнослужители.

В июне 1935 г. в Красноярске арестовали ксёндза, настоятеля Красноярского костела И. И. Церпенто. После ареста в Томске и высылки официального представителя Ватикана в Сибири Ю. М. Тройского Церпенто являлся неофициальным папским администратором Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского краёв.

Крупной репрессивной акцией стало и дело «Партии народных героев Польши», сфабрикованное Томским ГО НКВД в 1935-1936 гг..
Контролёра новосибирского почтамта поляка М.И. Коновальчика в 1938 г. расстреляли по обвинению в том, что он якобы умышленно путал адреса посылок и не вёл борьбы с крысами, которые «испортили большое количество специальной остродефицитной мешкотары, этим тормозил работу почтамта» .

Оценивая «качество» дел по «ПОВ», начальник Куйбышевского оперсектора НКВД Л. И. Лихачевский на суде показал: «Дела я тщательно не рассматривал, т. к. сам был поляк и придираться к следователю боялся, ибо меня самого могли арестовать»

 (АУФСБ по НСО. Д.П-4102.л.25-44;Д.П-8213.Л.445;Д.П-4495.Т.1 6;Д.П-5239, Л.219;)

ИЗ ПРОТОКОЛОВ ДОПРОСА А.ВОЛКОВА 4,5,7 МАРТА 1941 Г.

"...В мае или июне 1938 г. мною по указанию Успенского было сфабрикованотретье фиктивное дело, которому было дано наименование «Польска организация войскова» (ПОВ). Во время моего приезда в Киев Успенский мне сообщил, что аналогичные фиктивные дела уже созданы в некоторых областях УНКВД, как например в Каменец-Подольской и Днепропетровской и предложил мне сфабриковать аналогичное фиктивное дело в Полтавском УНКВД. 

Успенский, после получения первых фиктивных протоколов по этому делу выпустил ориентировку, в которой написал, что они в Киеве вскрыли головну коменду ПОВ, а в области действуют окренгове и районнове (окружные и районные) комендатуры с перечислением всей схемы связей с другими антисоветскими формированиями. Получив эти вражеские указания Успенского, я приступил к фабрикации аналогичного фиктивного дела, но так как в УНКВДне было никаких материалов относительно ПОВ, то я дал указания Платонову произвести аресты поляков. Тогда впервые были арестованы: Цивинский, Окинский, Сошинский, Притула и Косиор Михаил.

Кроме того, мне стало известно, что в числе ранее арестованных в УНКВД содержался под стражей поляк — Колясинский. Всех этих арестованных я предложил Платонову и Кагановичу допрашивать и, если потребуется, применить к ним методы физического воздействия и получить от них показания о существовании в Полтавской области организации ПОВ. Колясинский был включен в это дело как бывший офицер в чине капитана и якобы польский легионер. Цивинский — как бывший директор польского клуба в Днепродзержинске, исключенный из партии по политическим мотивам. Притула — как польский ксендз.

На Сошинского никаких материалов не было, а Косиор Михаил был арестован только потому, что он являлся родным братом арестованного Косиора Станислава.

Вместе с Кагановичем я неоднократно допрашивал арестованного Колясинского, вынудил от него фиктивные показания, из которых было видно, что он является одним из руководителей организации «ПОВ», что в Полтаве им создана районная комендатура, что он сформировал диверсионные боювки, что он был связан с повстанческим штабом украинского националистического подполья и что участники «ПОВ», как вовлеченные лично им, так и известные ему и другим участникам организации, проводили широкую диверсионную работу в частях РККА, промышленных предприятиях и на транспорте. Такими же методами Платонов и Каганович допросили арестованных Цивинского, Окинского, Сошинского, Притулу и других. В показаниях было записано, что в городах — Кременчуге, Лубнах и Карловке — Цивинским, Сошинским, Окинским и Притулой были созданы районные комендатуры ПОВ, а также были названы боювки, указано на связи и руководство повстанческой деятельностью украинского националистического подполья.

Все эти фиктивные протоколы допросоварестованных Колясинского, Цивинского, Окинского, Сошинского, Притулы и других были направлены в созданные мною межрайонные оперативные группы, которые по ним производили аресты фигурировавших в этих протоколах лиц.

Путем применения к арестованным методов физического воздействия, от них не только были получены подтверждения этих фиктивных показаний, но и были получены фамилии лиц, названных участниками боювок и организаций ПОВ, проводивших якобы диверсионную шпионскую работу.

Массовые аресты по этому фиктивному делу коснулись офицерства, духовенства и антисоветской части польского населения в некоторых районах Полтавской области, в которые были высланы в 1930–31 гг., из пограничной полосы.

Дела на этих арестованных были также рассмотрены в основном на тройке УНКВД. Арестованные по этому делу в количестве свыше 50% были осуждены к расстрелу, а остальные к различным срокам содержания в ИТЛ..."

Начальник УНКВД УССР А.Успенский репрессировл больше всех по польской линии

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА КОБЫЛЯНСКОГО К.Г. ОТ 19 ИЮЛЯ 1939 ГОДА

После моего ареста, который был произведен Редером, в помещении Обкома, я был тут же направлен в Облуправление НКВД в 40 комнату к Редеру. […] Допрос продолжался приблизительно часа 1,5 – 2 и меня отправили в камеру. Ширин мне заявил, что я поляк, и отправляя в камеру добавил: «Иди подумай ты поляк», когда я ему сказал, что я украинец, тогда Ширин крикнул «националист, молись богу», и требовал чтобы я молился. 

Но поскольку я молиться не умею, то Ширин стал заставлять меня петь. Тем временем Редер ко мне подходил, наступал ногами на мои носки […] Ширин и Редер мне заявили, чтобы я учел, что кто сюда попадает, обратно не выходит и предложили мне выбирать, или смерть или дать показания какие им нужны […]

В тот же день вечером, я был вторично вызван на допрос к Ширину и Редеру, они были вдвоем. Они требовали дать показания о моей к-р. деятельности. Во время допроса ко мне подошел Ширин и кулаком ударил в лицо, я свалился со стула.

По его приказанию я встал и обратно сел на стул и Ширин тогда нанес мне кулаком 3-4 удара в лицо […] В процессе следствия по моему делу меня Ширин бил еще 2 раза, точно числа не помню. Ширин меня избивал кулаком в затылок, бросал меня со стула и пр., сажал меня на угол стула и ударами сбрасывал со стула. […] эту боль я не мог выдержать и заявил Ширину, что буду писать все, что они потребуют.

Показания оперативного работника УНКВД Полтавской области Мироненко Ф.К. о применении методов физического воздействия к заключенным. Н совсем по польской операции, но все же

11 декабря 1939 г.

В марте м-це 1938 г. по мобилизации ЦК КП(б)У меня как члена Ленинско-Сталинского комсомола мобилизовали на работу в органы НКВД. До этого я был студентом 3-го курса Украинского физинститута. В прошлом я батрак-беспризорник, в 1928 г. поднят комсомолом с улицы и с этого времени я являюсь подлинным воспитанником комсомола.

До того, как пойти на работу в органы НКВД, я оформился отделом кадров Харьковского Облуправления НКВД в Центральную или же украинскую школу НКВД. В начале марта 1938 г. нас, многих студентов, вызвали из Харькова в отдел кадров НКВД УССР, где заявили: вы грамотные и партия решила послать вас не учиться, а работать, т.е. вести борьбу с контрреволюцией. Я, как комсомолец, считал своим долгом активно помочь коммунистической партии в борьбе с внутренней контрреволюцией. Я всегда был и есть ненавистен к врагам народа, поэтому и ушел работать в органы НКВД.

Отделом кадров НКВД УССР я был направлен на работу в Полтавское облуправление НКВД в числе многих студентов.

С первых дней моего прихода на работу в НКВД, в средних числах марта м-ца 1938 г., я со многими студентами-комсомольцами был принят быв. начальником облуправления Волковым, начальником отдела Платоновым, Кагановичем и другими, которые нам сообщили, что сейчас вскрыто и арестовано много врагов народа, поэтому вы сейчас увидите живых врагов и должны будете их колоть, т.е. допрашивать и ни за что не идти врагу на удочку. Вот все, что было сказано.

После этого я был направлен в отдел, где начальником работал Попов, что это был за отдел, для меня было неизвестно.

В кабинете Попова я также был принят со многими студентами и нам Попов заявил, что сейчас вы [увидите] живого врага и должны будете вместе с начальниками отделений такового допрашивать.

Установка для допроса была дана такова: как только вызвал врага, сразу же кричи на него, «колись» во весь голос и «при» его матом. Поскольку я еще в жизни не видел, как ведется следствие, поэтому для меня это была вовсе новая школа допросов.

В марте и апреле м-цах 1938 г. я лично сам никого не допрашивал, а только был подменой, т. е. арестованный сидел у кого-нибудь из начальников в кабинетах и в отсутствие начальников я дежурил в кабинете возле арестованного. Все мое и остальное время также почти прошло в облуправлении.

Работал я в одних кабинетах и с такими начальниками: Поповым, Чернявским, Томиным, Курочеком, Федоровым, Алексеевым, Тимченко, Беленец и др., фамилий которых уже не помню.

Все они вызывали арестованных врагов народа и допрашивали таковых. Бывало так, что враг долго не сознается, они его били, заставляли меня бить и я бил, а кого бил — говорили мне, что врагов били.

Работая в Полтавском облуправлении НКВД, я лично сам никаких следственных дел не проводил. Допросы проводил вместе с начальниками и оперуполномоченными, а ведь я был тогда еще пом. оперуполномоченного. Надо мной было много начальников, и я всем им подчинялся.

Каких арестованных я допрашивал, по фамилиям я их не знаю, но помню, что говорили: троцкистов, шпионов, эсеров и других мастей врагов.

Протоколы допросов на врагов, которые сознавались, писали сами начальники, т.к. я тогда еще самостоятельно протоколов допросов писать не мог. Бывало так, что если вдвоем с каким начальником или оперуполномоченным допрашивали какого врага, то он сам напишет протокол допроса, где нужно было ставить и мою подпись.

В последнее время моей работы в Полтавском облуправлении, начиная с августа м-ца 1938 г., когда я работал в подчинении начальника Тимченко, тогда мы, несколько оперативных работников, допрашивали арестованных врагов народа Белуху, Щербину, Лернера, который написал заявление, что я в процессе его допроса применял физические меры следствия.

По этому вопросу я уже раз писал объяснение и могу еще раз написать, что однажды утром, или кажется, вечером, не помню, в каком-то м-це — начальник облуправления НКВД Волков, его заместитель Поляков приказали Тимченко и нам, оперработникам: Сиренко, Устенко, Зайцеву и мне, чтобы всыпать Лернеру, но мы ему немного и всыпали. Принуждать писать вымышленные показания мы его не заставляли. Следственного дела на Лернера ни у кого у нас не было. Было приказано начальством, что враг должен сам знать, что рассказывать.

Когда в сентябре м-це 1938 г. по распоряжению заместителя начальника облуправления НКВД Полякова и моего непосредственного начальника Тимченко я был командирован в Балаклеевский р-н Харьковской области для допроса свидетелей по делу Лернера, о чем мне были даны Поляковым и Тимченко специальные вопросы по допросу, — мне от начальника РОМ Балаклеи, кажется Кабанова, начальника фельдсвязи, фамилию которого не помню и начальника РО НКВД, кажется, Глазкова, стало известно, что Лернер в период своей работы начальником Балаклеевского РО НКВД занимался создаванием липовых дел и фабриковал разные к-р организации. Бывало так, что по указанию Лернера за одну ночь арестовывалось по 50–60 колхозников, и через пару дней под давлением палок они давали показания липовые.

Все эти дела Лернер докладывал на какую-то тройку в область и все они были расстреляны. Этим самым Лернер завоевал в области большой авторитет и якобы был представлен к награде, а от начальника облуправления получил как премию большую сумму денег и легковую автомашину и впоследствии был выдвинут на работу в Полтавское облуправ- ление НКВД. Обо всем этом я по приезде рассказал Тимченко, который мне сообщил, что это могло быть, т. к. в его деле якобы имелись справки об учете своей работы и рапорте на имя Ежова о больших успехах в его работе за 1936–37 гг.

Аналогичные липовые дела Лернером создавались и по работе в Пирятинском р-не Полтавской области.

В отношении нарушения мною революционной законности в процессе следствия, я считаю, что я ничего не нарушал. Я призван в органы НКВД Коммунистической партией для борьбы с врагами народа. С врагами я считал, а оно так и должно было, нужно обращаться и громить врагов по-вражески. Тогда говорили, что арестовывали только врагов, а поэтому я тогда на допросах видел и допрашивал врагов народа. Оказанное мне доверие партией я, как комсомолец, выполнил с честью.

Я уже писал, что мне давались установки в процессе следствия такие: как только вызы- вал в кабинет арестованного, сразу кричи на него «враг, колись» и руганье. Такие установки мне давали начальники: Попов, Чернявский, Федоров, Курачек, Томин, Орлов, Алексеев, Тимченко, Поляков и другие начальники. Следственных дел у меня ни на одного арестованного не находилось. Я по приказанию начальников вызывал арестованного, а начальники мне говорили, что это махровый враг, но если враг, я и кричал «враг, колись».

Поскольку в чекистской и следственной работе я был тогда, да еще и сейчас очень слеп, т. е. в силу того, что я на это не учился, школы не кончал по следствию и не знал, как в органах НКВД допрашивают, я думал, что так было и нужно.

В этот период я работал под руководством и подчинением многих начальников, в лице которых я видел начальников и коммунистов. Их приказания я выполнял.

Мне партия приказала бы в огонь идти на пользу партии и родины, и я это бы выполнил, на то я являюсь воспитанником великой партии Ленина-Сталина и ее помощника комсомола.

Показания мною написаны верно, в чем и расписываюсь.

(Мироненко)

Архив Полтавской области. Д. 19533. — Т. 3. — Стр. 196-202. Заверенная копия. Машинопись.

Письмо помощника начальника 3-го отдела УНКВД по Новосибирской области В.Д. Качуровского первому секретарю обкома ВКП(б) Г.А. Боркову о проведении массовых операций в Новосибирской области
14 апреля 1939 г.

<…>
В сентябре-октябре 1937 года я работал начальником] Ки­селевского горотделения НКВД. По схеме Управления я входил в подчинение Сталинского сектора НКВД, начальником которого был в то вр[емя] ныне замнач. Управления т. Ровинский.

 К этим операциям, т. е. линейным(имеются ввиду национальные операции НКВД, в том числе и “польская”), я прямого отношения не имел, потому что у меня была другая обл[асть] работы (внут­ренняя к[онтр]-р[еволюция]), но занимал я в отделе, особенно с лета 1938 года, не последнее место. До этого вр[емени] у Мальцева, Кравчинского, Коннова и др[угих](коллеги Качуровского по НКВД- прим.мое) находился под подозрением (возможно, это подозрение имеется и сейчас, но я его сейчас не ощущаю, а тогда оно было гласным), по «биоло­гическим» и политическим признакам.<...>

 В политическом отношении заподозрен: скрытым поляком и, следователь] но, возможным польским шпионом, так [как] фамилия кончается на «ский». Глупо и дико, но это так. Кон[н]ов такую мысль высказывал неоднократно.

 Имели место случаи, когда от меня прятали сомнительные дела (раб[отни]к Мошковского РО, фамилию не помню), а между собой заявляли, что Качуровский с «подозрительными настроениями» и не мешало бы проверить не поляк ли он сам. Тут уж опять роль сыграло «ский», ставшее для меня самого ненавистным.

Будучи до крайности взвинченным подозрительностью к себе, я до слез доводил свою мать, выпы­тывая у нее корни фамилии, которую я и сейчас ненавижу. Но в роду и племени, говорят, ни со стороны отца, ни со стороны матери поляков не было.<...>
ГАНО. Ф. П-4. Оп. 34. Д. 80. Л. 23

Почему национальные операции НКВД были направленны против СССР

Материалы этого безпредела можно приводить очень долго, но все таки почему эти операции  вредили СССР?

Это логично, потому что нет самого важного — мотива почему советской власти нужно было так репрессировать отдельно взятуюнациональную группу. Советская власть не извлекла никаких выгод из операций.

Всего можно выделить такие результаты операции:

• Операции дискредитировали советскую власть.
• Операции настроили польские национальные меньшинства против советской власти, толкая их к коллаборационизму.
• Операции НКВД провоцировали сепаратизм на окраинах страны

Ну так кому были выгодны эти репрессии?

• Они были выгодны враждебной СССР Польше, позволяя ей демонизировать СССР и давая предлог к агрессии против СССР.
• Это было выгодно Германии, которая в будущей войне могла рассчитывать на коллаборационизм поляков.
• Это было выгодно всем тем, кто хотел дестабилизировать ситуацию в СССР.
• Это было выгодно  Н.И.Ежову, который по сути закреплял диктатуру НКВД, что по другому стало называться ежовщиной

Все эти выводы напрашиваются из самой здравой логики.. НКВД покусилось на братство народов чтобы навредить интересам СССР.