Манифест реального коммунизма. Коммунисты и собственность

Коммунисты и собственность

Продолжаю публиковать для обсуждения разделы «Манифеста реального коммунизма». Сегодня это раздел «коммунисты и собственности».

Владимир Бурдюгов.

Человек из будущего.

Именно этот раздел определяет суть расхождений во взглядах на будущее, на подходы к решению проблем. И именно этот подход лег в основу Манифеста реального коммунизма. Постарайтесь понять, почему именно этот подход и есть марксистско-ленинский, коммунистический. И почему сегодняшняя «тупизация» марксизма, да еще и выдаваемая за «ортодоксальный марксизм» неприемлема. Так же, как неприемлема и его модернизация на социал-демократический лад.

* * *

На протяжении многих десятилетий русские переводы «Манифеста коммунистической партии», написанного К.Марксом и Ф.Энгельсом в 1848 году убеждали российских читателей, что ключевой фразой «Манифеста» является фраза:

«В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности.» Слова «В этом смысле» уже никого не настораживали при категоричном выводе: «уничтожение частной собственности» является главным условием реализации социалистических преобразований.

Все, кто изучал или просто читал «Манифест» по советским изданиям, могут быть уверены – они читали только фальсифицированный, приспособленный для пропаганды определенных политических задач, текст. На плохой перевод произведений Маркса указывал еще Владимир Ильич Ленин. Так что вольная или невольная фальсификация Маркса каким-то советским изобретением не является. В тексте оригинала «Манифеста», путем изменения значения всего одного слова при переводе, изменена концепция всего документа. 

При написании «Манифеста» его создатели в этом разделе вообще не употребляли слова «уничтожить». В русском же переводе слово «уничтожить» многократно и целенаправленно внедряется в сознание читателя. Фраза русского текста «Манифеста» - «В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности.» - в оригинале звучит совсем по-другому: «В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: отмена частной собственности».

Эта подмена понятий говорит о многом, но приверженцам уничтожения частной собственности оставляет шанс утверждать, что по сути ничего не меняется. Что «уничтожить», что «отменить», не такая уж большая разница. Главное, что авторы, будто бы утверждают, что частной собственности в новом обществе не должно быть. Ничего подобного авторы «Манифеста» не имели в виду.

Напомним, что при упоминании слова «собственность» часто имеют в виду два совершенно разных понятия. Одно понятие, наиболее часто используемое, подразумевает не саму собственность (как имущество), а «отношения собственности». Понятие «отношения собственности» это отношения людей или коллективов людей (частные или общественные) по поводу собственности. Понятие «собственность» подразумевает, что у того или иного предмета, продукта, идеи и т.д. есть свой владелец, который может делать с этой собственностью все, что пожелает. В том числе продать, подарить, уничтожить или использовать во благо развития человечества.

Вспомним с чего начинается ключевая фраза: «В этом смысле»… Так какой же смысл закладывали в эту фразу К.Маркс и Ф.Энгельс? Для того, чтобы этот смысл увидеть, нужно просто внимательно прочитать несколько предыдущих фраз «Манифеста». Например: «Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими».

Здесь нужно обратить внимание, что авторы «Манифеста» в последней фразе вообще ушли от употребления словосочетания «частная собственность». И, конечно, это не случайно. Маркс и Энгельс говорят именно о буржуазной собственности, т.е. о собственности, с помощью которой создается капитал за счет эксплуатации наемных работников (а если смотреть глубже, то и покупателей произведенного товара). А такую роль может выполнять не только частная форма собственности, но, при определенных условиях, и любая другая форма собственности.

На момент написания «Манифеста», именно частная форма собственности на 90%, как это прямо указывается в «Манифесте» превратилась в буржуазную частную собственность, являющуюся источником создания капитала за счет эксплуатации.

Для бурно развивающегося в середине 19 века капитализма, когда стало очевидно, что частную форму собственности проще всего использовать для создания капитала и быстрого становления класса буржуазии, такое отношение к частной собственности было вполне логичным. Именно эту форму собственности и стали считать главной причиной существования эксплуатации человека человеком.

Если учесть, что почти вся тогдашняя буржуазия выросла из владельцев частной собственности и сумела легко трансформировать ее в буржуазную частную собственность, превратив частную собственность в источник эксплуатации наемных работников, то легко понять, что К.Маркс и Ф.Энгельс уделили максимальное внимание рассмотрению именно этой формы собственности как источника формирования буржуазии. Другие формы собственности в 19 веке играли менее заметную роль в бурном развитии класса капиталистов.

Рассмотрению роли других форм собственности (коллективной, государственной и т.д.) в формировании капиталистического уклада фактически не придавалось должного значения.

На том историческом этапе это ненамного отходило от реальной картины становления капиталистической экономики.

Таким образом, сказанное в Манифесте дает ясное представление о том, что К.Маркс и Ф.Энгельс не выступали против определенного вида собственности. Они призвали к борьбе против буржуазных отношений собственности. Тогда, во времена написания Манифеста, ключевыми «отношениями собственности» были отношения по поводу буржуазной частной собственности, против существования которой и выступали авторы Манифеста. Употребляя словосочетания «буржуазная частная собственность» или просто «частная собственность», К.Маркс и Ф.Энгельс рассматривали ее как общественные отношения по поводу этой формы собственности и сделали вывод о недопустимости сохранения в обществе отношений собственности, дающих возможность эксплуатации человека человеком. И в этом смысле они были совершенно правы, говоря о недопустимости сохранения таких отношений собственности. Но авторы Манифеста не говорили ни о запрете, ни об уничтожении, ни о ликвидации, ни об отмене какой-либо формы собственности как физической сущности. Авторы коммунистической идеи ясно представляли необходимость изменения человеческих отношений, в том числе и в отношениях по поводу возможности присвоения капитала за счет эксплуатации работников. Следующие поколения философов постарались перевести выводы, сделанные для философского понятия «отношения собственности», которое включает в себя вовсе не только частную собственность, в вывод, который должен был подвести каждого к признанию невозможности физического существования частной собственности на средства производства при социализме и тем более при коммунизме. Жизнь показала, что это был принципиально неверный вывод, который, на самом деле уводил поколения коммунистов от основной борьбы – борьбы за ликвидацию эксплуатации человека человеком. Борьба против эксплуатации подменялась борьбой против физической сущности частной формы собственности. Неумение, а порой и нежелание организовать экономические процессы так, чтобы исключить возможность эксплуатации, способствовали тому, что государства, утверждавшие, что они идут по пути строительства социализма, боролись с частной формой собственности, а не с буржуазными отношениями собственности. Это стало одной из причин недовольства населения происходившим.

В то же время, управленческая бюрократия осознала, что и те формы «социалистической собственности» которые существовали в социалистическом лагере, можно отлично приспособить для собственной выгоды, т.е. для эксплуатации. Социалистическая система не давала возможности реализовать эту выгоду в полной мере, но уже тогда бюрократии стало ясно, что дело вовсе не в форме собственности, а в том, как организовано функционирование процесса использования этой собственности. «Социалистическая бюрократия», паразитируя на государственной собственности, получала доход в виде взяток от несправедливого распределения общественных благ (квартир, дач, товаров и т.д.) и таким образом эксплуатировала население. Позднее она стала контролировать, во многом, ею же созданную, теневую экономику, паразитировавшую на государственных ресурсах.

Сегодня мировая экономика использует в интересах развития капиталистического уклада не только частную, но и другие формы собственности, такие как коллективная, общественная, кооперативная, государственная, да и любые иные, имеющие возможность создавать капитал, а, следовательно, эксплуатировать человека.

В XX столетии, особенно после кризиса, получившего название «Великая депрессия», капиталистические государства стали активно использовать в интересах буржуазии не только буржуазную частную собственность (апробированный источник эксплуатации), но и такие формы собственности, которые, казалось бы (в понимании советских экономистов), присущи только социалистическому обществу: коллективную, государственную и т.д. В противовес существовавшим тогда социалистическим экономикам, реально основанным на государственной форме собственности, хотя формально ей приписывался статус общественной (общенародной) собственности, страны капитала с успехом использовали эти формы собственности для развития своих буржуазных экономик. Капиталисты быстро поняли то, что до сих пор не могут понять наши экономисты: и социалисты, и коммунисты.

Что же они для себя открыли, и что до сих пор не могут понять наши товарищи?

Буржуазные экономисты прекрасно поняли, что вид собственности вовсе не обязательно определяет форму общественного строя. На чье благо работают те или иные формы собственности зависит от того, в чьих руках, в руках какого класса, реально находится власть.

Если власть находится в руках буржуазии, то любая существующая форма собственности используется для того, чтобы эксплуатировать наемных работников. Причем для спасения буржуазного строя во время экономических кризисов, буржуазные власти все чаще стали пользоваться государственной формой собственности. Именно проведенные по инициативе Ф.Рузвельта государственные вливания, спасли Америку во времена «Великой депрессии». Похожая ситуация складывалась и при послевоенном восстановлении экономики ФРГ. Автор немецкого «экономического чуда» буржуазный экономист Людвиг Эрхард, с его реформами 1948-50 гг., безусловный либерал, тем не менее, предпочел, в период восстановления экономики ФРГ, говорить о «капитализме с человеческим лицом». Контроль над ценами основных продуктов питания был снят лишь в 1958 г., когда была восстановлена конвертируемость марки. Транспортные и почтовые тарифы повысились только в 1966 г., после снятия дотаций отраслям средств связи, но с переводом соответствующих социальных выплат на бюджет Министерства труда.

Довольно долго сохранялись государственные дотации для поддержания цен на уголь, чугун, сталь, электроэнергию, газ.

За десять лет, к 1957 году, производство в Германии выросло на 130%, количество выпускаемой продукции увеличилось более чем в два раза.

В развитых капиталистических экономиках государственная собственность сегодня составляет от 10% до 40%. И это ничуть не приближает страны с такой экономикой к социализму. Государственная собственность выступает в них таким же проводником эксплуатации, как и буржуазная частная собственность.

На Западе одно время было модно говорить о «народном капитализме», «капитализме равных возможностей» и т.п. Большие средства были потрачены на пропаганду народного акционерного капитала. Чуть ли не каждый житель стал акционером какой-либо кампании. Но, созданная таким образом коллективная собственность, никак не приблизила уровень жизни рядовых акционеров к уровню жизни реальных владельцев компаний. Буржуазия просто нашла еще один способ выжать деньги у населения, использовать их для развития своего бизнеса, а затем и обесценить акции, т.е. изъять вложенные населением средства обратно, попросту ограбить мелких акционеров. Способов для этого придумано много, например, дополнительная эмиссия акций, в целях, якобы, привлечения нового капитала. Таким образом, и государственная и коллективная форма собственности в данных случаях становятся не более чем разновидностями буржуазной частной собственности.

Но перечисленные формы собственности не являются единственно возможными проводниками форм буржуазной собственности. Такую роль в капиталистическом обществе может выполнять и любая другая форма собственности. В том числе и общенародная собственность, если бы она в капиталистическом обществе появилась. Все зависит от того, кто и как, в чьих интересах, распоряжается такой собственностью. Формально существовавшая в социалистических государствах общенародная собственность (в форме государственной) на самом деле не являлась такой по существу. Народ был лишен возможности оказывать какое-либо реальное влияние на управление, якобы, общенародной формой собственности. Безусловно, государственная, общенародная собственность в условиях социалистического государства, когда власть была в руках партии, выступавшей от имени рабочего класса и трудового крестьянства, не носила всеобщего характера буржуазной собственности. Но эксплуатация трудящихся все же не была полностью изжита и существовала в других, отличных от капиталистических, формах.

Это было вызвано целым рядом причин:

- необходимостью борьбы с внешней угрозой;

- недостаточной грамотностью или просто глупостью управленцев;

- неэффективностью организации производства продукции народного потребления;

- отсутствием, системы определения перспективности производства новых товаров;

- незаинтересованностью производителей в освоении новой продукции;

- отсутствием, во многих случаях, обратной связи между производителями и потребителями продукции;

- недостаточным вниманием к разработке и внедрению новых средств производства предметов народного потребления;

- неорганизованностью учета желаний населения иметь те или иные предметы потребления;

- неоправданно большими сроками разработки и внедрения новых предметов народного потребления, низкой производительностью труда в этой сфере;

- большим числом неэффективных работников занятых в сфере разработки и производства;

- уравниловкой в системе вознаграждения за эффективный и неэффективный труд;

- непродуманной системой карьерного роста;

- практикой поддержки безынициативности и беспрекословного выполнения поручений руководства;

- и т.д.

Все это позволяло изымать у трудящихся большую часть фактически заработанных ими средств. Безусловно, значительная часть изъятых у трудящихся средств, шла на общественные нужды и возвращалась, таким образом, населению. Однако доходило до населения примерно 60% изъятых у него средств, а возможно даже и меньше. Куда же девались остальные 40 или даже больше процентов изъятых средств?

Вроде бы и не существовало в СССР отдельного класса эксплуататоров, но желающих поживиться на государственной, общенародной собственности всегда было немало. Дефицитные товары обогащали тех, кто имел доступ к их распределению, лояльная к расхитителям система списания «отходов производства» позволила создать крупный теневой бизнес на базе этих «отходов». Бизнесмены-цеховики, в некоторых регионах могли потягаться с государственными производителями.

В продовольственном секторе экономики хранение сельскохозяйственной продукции допускало списание как естественной убыли за счет порчи, до 50% продукции за сезон хранения. А перевозка продукции самолетом из Москвы, например, в Якутск или Магадан, за 7 – 10 часов полета позволяла списать от 5% до, в некоторых случаях, 25% перевозимых апельсинов, яиц и т.д. Причем, не смейтесь, аргументировалось это разницей веса одного и того же товара на разных широтах. По физике это действительно так, но отличаться вес должен был на столь малые величины, что такая аргументация действительно вызывала смех у работников торговли. Но деньги в их карманах оседали вовсе не смешные.

Ясно, что большая часть этой «естественной убыли» позволяла создавать капитал группам работников причастных к процессу «хранения» или «перевозки» продукции.

Вся эта «потерянная продукция» становилась источником эксплуатации трудящихся и создания теневого капитала. Необходимость легализовать этот капитал порождала взяточничество чиновников на всех уровнях бюрократии, покупку-продажу должностей во власти, разложение властных, в том числе и партийных, структур, их перенацеливание на возрождение буржуазного строя, что, в конце-концов, перерожденцам и удалось реализовать.

Таким образом, государственная, общественная собственность явилась источником возрождения буржуазии даже в условиях существования государства, осуществлявшего социалистическое строительство. В условиях капиталистического государства такая форма собственности, могла быть формально объявлена общенародной, но управляемая ставленниками буржуазии, могла быть напрямую использована для эксплуатации ее формальных владельцев, в интересах буржуазии.

Таким образом, любая форма собственности может стать как источником формирования буржуазной формы собственности (или напрямую выполнять ее роль), так и выполнять роль составляющей социалистической экономики.

Рамки общенародной собственности, на начальной, достаточно продолжительной, стадии управляемой государством, наиболее подходят для формирования социалистической экономики. При этом государство не должно допустить тех ошибок в организации функционирования общенародной собственности, которые были указаны выше. В рамках такой собственности проще решать социальные вопросы, вопросы создания новых инфраструктур, реализацию крупных научно-технических проектов, внедрение новых технологий, концентрировать силы на самых перспективных направлениях развития экономики.

Приведенные ранее основания позволяют заявить о бесперспективности запрещения той или иной формы собственности. Любая из существующих при капитализме форм собственности может эффективно функционировать и при социализме, и при последующих общественных устройствах. Но только при условии, если каждая из этих форм собственности будет лишена права присвоения прибавочной стоимости, т.е. возможности эксплуатации человека собственником.

Рассмотрим эти соображения на примере частной формы собственности, которая вызывает наибольшее сомнение в праве на ее существование в условиях социализма и в последующих общественных устройствах.

Ранее уже было показано, что на самом деле любая из известных форм собственности обладает потенциальной возможностью эксплуатировать труд человека. Поэтому, при запрещении одной формы собственности было бы логично запретить и все остальные. Правда, до такого подхода пока еще никто не додумался. Но попытки запретить одну из форм собственности – частную, давно стали неотъемлемой частью идеологии коммунистов. Почему же такой подход стал доминирующим в теории коммунизма?

Формирование буржуазных обществ в 18-19 веках происходило, в основном, на базе традиционной частной собственности. Именно владельцы такой собственности в жесткой конкуренции, присваивая результаты наемного труда, смогли создавать свои капиталы за счет эксплуатации наемных работников. Таким образом, обладатели первичной частной собственности смогли придать ей буржуазный характер, т.е. превратить эту собственность в источник нетрудового обогащения и накопления капитала за счет эксплуатации наемных работников. Исторически сложилось так, что частная форма собственности была, во времена формирования и становления капиталистических обществ, единственной, значимой формой собственности, которую владельцы с максимальной выгодой могли использовать для формирования капитала за счет эксплуатации наемных рабочих.

Это стало возможным благодаря тому, что властные структуры государств, представлявшие интересы буржуазии всячески поддерживали развитие и усиление мощи нарождавшейся буржуазии. Власть была в руках класса буржуазии и она усиливала позиции именно той собственности, которой обладала. Если бы в те времена значительная часть буржуазии являлась владельцем иной формы собственности, например, коллективной, акционерной и т.д., буржуазная власть строила бы буржуазную экономику на этих формах собственности.

Но с приходом к власти пролетариата разрушение старого мира не должно было сводиться к отмене самой возможности существования частной собственности. Достаточным условием могла стать отмена возможности существования буржуазной составляющей этой собственности. Это стало бы возможным, если бы законодательство предусматривало положения, исключающие (для любой формы собственности) возможность эксплуатации наемных работников и не допускало спекулятивного характера сделок при реализации товаров. Наличие спекулятивных отношений между производителем и покупателем, в принципе, дает возможность владельцу собственности даже отказаться от прямой эксплуатации наемных работников, но отказ от этой буржуазной составляющей собственности, при наличии другой, способной эксплуатировать уже не наемного работника, а покупателя, просто переводит процесс капиталистической эксплуатации на эксплуатацию других субъектов. Сегодня капиталистические страны активно используют принцип неравноценного обмена в отношениях с третьими странами.

Но создать условия, в которых владельцы собственности лишаются возможности использовать все возможные виды эксплуатации в целях создания личного капитала – возможно. Это не столь простая задача и над ее решением старались не задумываться, в том числе и экономисты – коммунисты. Ведь проще что-то запретить, чем создать условия нормальной деятельности. Так и случилось в странах строящегося социализма по отношению к частной собственности. Этот вид собственности запретили, забыв о том, насколько она многолика и разнообразна, забыв или не зная, что другие виды собственности, фактически, могут выполнять те же функции.

Каковы бы не были наши желания в отношении существования частной собственности сейчас и в будущем, нужно объективно оценить перспективы и понять, что частная собственность будет существовать всегда. Попытки запретить ее, бесплодны. Более того, уже сейчас появляются (и будут появляться) новые формы частной собственности, которые будут обладать возможностью создавать капитал. Сегодня, к такой, относительно новой разновидности частной собственности, можно отнести, например, интеллектуальную собственность. При большом желании, можно, конечно, запретить и ее. Можно превратить ее в общественную. Вот только согласится ли с этим носитель частной интеллектуальной собственности? Можно поставить его в такие условия, когда он будет делиться с обществом частью своих знаний, чтобы просто выжить, но и интеллектуал может создать свою систему противодействия. Потенциал знаний владельца интеллектуальной собственности может оказаться таким, что всему обществу может не поздоровиться. Не говоря уж о том, что даже пассивное сопротивление такого частника может попросту надолго задержать прогресс в том или ином направлении научно-технического развития.

Можно много говорить о высокой сознательности членов будущего общества, которые будут делать все, что пожелает социалистическое или коммунистическое государственное или само- управление, но правильней будет не отрываться от реальности.

Соревнование с буржуазной интеллектуальной частной собственностью таким путем не выиграть. Нужно искать новые пути, новые формы борьбы за умы возможных противников, искать варианты допустимого компромисса.

По мере развития научно-технического прогресса уровень возможностей человеческой цивилизации будет все больше приближаться к тому, что эксплуатация человека человеком станет просто невозможной. Развитие достигнет такого уровня, когда не только выживание, но и уровень жизни человека перестанет зависеть от внешних факторов. Тогда может даже перестать иметь значение вопрос о том, кому принадлежит собственность. Но до тех, неблизких, времен, нужно искать и использовать варианты общественного управления, которые не позволят любому виду собственности эксплуатировать наемных работников собственником. Причем вне зависимости от того, частный, коллективный ли это собственник, или государство, или все общество.

При решении этой задачи возможны разные способы. Возможен путь освобождения собственности от буржуазной составляющей законодательными средствами. В этом случае, собственность остается за собственником, но извлекать прибыль от эксплуатации он уже не сможет. Если такому процессу собственник будет противодействовать или выступать в роли саботажника, как это было в начале 70-х годов XX века в Чили, то в этом случае собственность будет у него изыматься. Капитал, приобретенный путем эксплуатации, также может изыматься в пользу общества. Земля, ее недра и все данное нам природой, а не созданное человеком, не может быть предметом частной собственности, но может передаваться во владение. В случае организованного сопротивления владельцев собственности возможно и запрещение такой собственности как мера борьбы против эксплуатации. Но такое запрещение не может быть постоянно действующей мерой борьбы с собственником. После нормализации процессов отношений между собственниками и пролетарским государством или общественным самоуправлением, запрет на существование формы собственности должен быть снят.

Такой подход вполне соответствует марксистской теории и чтобы убедиться в этом, нужно ознакомиться с тем, какие меры предлагали провести в отношении частной собственности К.Маркс и Ф.Энгельс в Манифесте Коммунистической партии:

«… первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии.

Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил.

Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т. е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства.»

Критики наверняка обратят внимание на следующую фразу из «Манифеста», якобы опровергающую все сказанное в нашем тексте выше:

«… централизовать все орудия производства в руках государства»…

Но критики не хотят замечать, что речь идет только о первом этапе борьбы за власть, когда нужно сломить сопротивление буржуазии, не оставить ей финансовых возможностей для противодействия пролетариату. А дальше К.Маркс и Ф.Энгельс перечисляют конкретные 10 пунктов мероприятий, которые, по их мнению, нужно провести после установления власти пролетариата:

«1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Ликвидация права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.

10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т. д.»

И ни один из этих 10 пунктов не упоминает о запрещении частной собственности. Кроме экспроприации той собственности, что была создана природой и присвоена ловкими гражданами, а также собственности эмигрантов и мятежников.

Мы за высокий прогрессивный налог на богатство, но мы с сомнением относимся к необходимости реализации в нынешних условиях пункта Манифеста о ликвидации права наследования. Сегодня само капиталистическое общество выработало правила ограничения права наследования. В некоторых странах капитала налог на наследство крупных состояний доходит до 80% от суммы наследства. Вести же речь о запрещении права наследования обычного семейного имущества сегодня вообще не имеет никакого смысла. Такое имущество даже облагать каким-то минимальным налогом при наследовании не стоит. И все же, даже по этому пункту мы не беремся назвать его содержание очевидной ошибкой классиков. Мы говорим о неприемлемости на этом этапе развития скрупулезное исполнение этого пункта.

Представляя уровень развития будущей цивилизации, мы знаем, что вопрос о наследовании, в конце концов, умрет сам собой. Он просто потеряет всякий смысл. А пока этого не произошло, на каком-то этапе, для крупных наследств, временно, может применяться и мера ликвидации права наследования. Важно, чтобы такая мера не стала постоянной и не перешла границы целесообразности. Всегда нужно искать пути создания условий для отмирания необходимости существования неприемлемой для общества ситуации, а не силового разрешения ее путем запрета каких-то составляющих такой ситуации.

Отметим сразу, что это положение не относится к революционным ситуациям, когда временные запреты, изъятия, ограничения могут быть не только возможны, но и необходимы.

Сомнение вызывает актуальность пункта 6 о необходимости централизации всего транспорта в руках государства. Но эти сомнения простираются только до тех пор, пока сомневающиеся не вспомнят, что в середине 19 столетия к транспорту, который предполагали централизовать (заметьте, что даже не национализировать), относились железнодорожный, морской и речной транспорт. И тогда становится вполне логичным желание объединить такой транспорт в руках государства. Не было тогда ни самолетов, ни автомобилей, ни, даже, дирижаблей. Конечно, сегодня никто не претендовал бы на централизацию в руках государства личных автомобилей. Хотя, возможно, такое прямое понимание указаний Манифеста и привело к тому, что в Советском Союзе на десятилетия позже, чем на Западе, стало развиваться массовое производство легковых автомобилей.

А положение авторов Манифеста о том, что в руках государства должны быть сосредоточены транспортные системы, обеспечивающие бесперебойную работу социалистической экономики и сегодня актуально.

К.Маркс и Ф.Энгельс неоднократно повторяли, что под словами «отмена собственности» они имеют в виду именно отмену буржуазной составляющей собственности, а не отмену собственности вообще. Ранее уже приводилась цитата из Манифеста, подтверждающая это.

Кстати и 7 пункт комплекса первоочередных мер подтверждает это. В этом пункте говорится об «увеличении числа государственных фабрик, орудий производства…» и даже не упоминается, что это должно быть сделано за счет отъема существующей частной собственности.

После периода военного коммунизма это хорошо понимал и В.И.Ленин. Новая экономическая политика (НЭП) для него была «всерьез и надолго». Понимание нашими марксистами того, что для успеха дела неплохо было бы использовать и возможности других форм собственности, кроме государственной (общенародной), очень бы сейчас пошло на пользу коммунистическому движению. История не первый раз показывает, что понимание сути марксизма не как естественное стремление к освобождению труда и к ликвидации эксплуатации наемного работника, а как уничтожение или даже только отмена всей частной собственности (а не ее буржуазной составляющей) наносит огромный вред делу социалистического строительства. Профанация марксистских понятий в революционный период и период военного коммунизма, когда суть коммунистической теории преподносилась как прямое «уничтожение частной собственности» привело к тому, что объявление НЭПа многими коммунистами было расценено как поражение социалистических завоеваний. Зафиксировано немало случаев самоубийств коммунистов, посчитавших, что все, за что они боролись, чему были отданы годы борьбы, не имело смысла. Многие сегодняшние «ортодоксальные» марксисты, как они себя называют, хотят повторить ту же ошибку: хотят победить и навсегда остаться в военном коммунизме. Этого допустить нельзя.

Основная форма собственности при социализме и коммунизме

И при социализме, и при коммунизме на равных основаниях возможно существование форм собственности, существующих и при капитализме. Но, в отличие от капитализма, владельцы ни одной из форм собственности не смогут эксплуатировать своих работников.

Экономика социализма будет строиться на общенародной собственности в форме государственной, а экономика коммунизма будет реализовываться на общенародной форме собственности в ее высшей форме, когда управление собственностью ведется через делегированных обществом управленцев, при участии всех членов общества, осуществляющих контроль за деятельностью этих управленцев.

Если мы говорим о том, что в будущих обществах, основанных на общественном труде, будут существовать и другие формы собственности, то неизбежно возникает вопрос: «В каком процентном соотношении между собой они будут существовать при социализме и при коммунизме?»

Многие левые экономисты-исследователи считают, что среди всех форм собственности общенародная собственность должна в этих обществах составлять не менее 70 – 80 процентов.

Неправильны здесь не цифры, о которых можно спорить, неправилен сам подход к вычислению такого соотношения. Это соотношение на разных этапах развития общества может быть совершенно разным. Критерием достаточности размера доли общественной формы собственности в социалистической и коммунистической экономике должен быть фактор полного обеспечения потребностей (и количественных, и качественных) населения за счет деятельности общественного сектора экономики, - потребностей, предусмотренных существующим на каждый момент уровнем экономического развития общества.

Таким образом, экономика на базе общественной формы собственности, должна быть такого объема, который полностью удовлетворял бы все основные потребности членов общества при социализме и все потребности членов общества при коммунизме.

Постановка задачи в такой плоскости позволяет сделать вывод, что на разных уровнях развития, можно использовать в целях эффективного развития экономики не обязательно только общественную форму собственности, но и те формы собственности, которые на рассматриваемом этапе развития являются эффективными.

Безусловно, значительная часть собственности, при переходе к строительству социализма, станет общенародной по определению. Это земля, природные ресурсы и все, что имеет природный характер происхождения, т.е. те ресурсы, происхождение которых не связано с деятельностью человека. И это изначально будет определять существенную часть собственности от общего ее объема, которая будет общенародной после революционной смены общественного строя.

В зависимости от уровня экономического развития и наличия опыта эффективного управления общенародной собственностью, на первом, послереволюционном, этапе, не общенародным формам собственности может быть оставлена очень существенная роль в общем объеме экономической деятельности. Задачей нового, послереволюционного руководства будет создание законодательства, которое исключит использование любых форм собственности в целях эксплуатации трудящихся. По мере накопления управленческого опыта, экономика нового общественного устройства все больше будет опираться на общенародную собственность. Это позволит избежать глубокого кризиса переходной экономики.

Однако на этапе строительства социалистического общества, при становлении социалистической экономики, возможно существование и буржуазных (т.е. основанных на эксплуатации) вариантов собственности. При этом масштабы эксплуатации должны быть ограничены и контролируемы государством. По мере развития социалистического сектора экономики объем буржуазной собственности будет снижаться и постепенно она будет вытеснена предприятиями с государственной формой собственности. На этом новом этапе развития социалистической экономики в полную силу вступает в силу закон о запрете эксплуатации чужого труда и присвоения капитала собственником предприятия. Это не означает, что будет запрещена, например, частная собственность. Будет запрещена возможность использовать ее как буржуазную собственность, то есть в целях эксплуатации чужого труда и присвоения капитала.

Период, во время которого будет еще существовать контролируемый и согласованный с обществом допустимый уровень эксплуатации в период строительства социализма, может быть и довольно длительным. Время в течение которого будет существовать необходимость применения такой формы развития экономики будет определяться темпами развития социалистической экономики, а также качеством выпускаемых ею товаров народного потребления. То есть срок, существования, хотя и ущемленного, но буржуазного способа производства в победившем пролетарском государстве, будет определяться временем, когда государство создаст эффективную систему управления социалистическим народным хозяйством.

Это один из возможных вариантов революционного передела собственности. Но, в зависимости от послереволюционной         ситуации, от силы сопротивления буржуазии, могут быть и другие варианты развития. Например, мобилизационный вариант, когда в собственность народа сразу перейдет вся буржуазная собственность. Этот вариант не самый оптимальный, так как неизбежно вызовет системный кризис в развитии экономики на довольно продолжительный период, но, в определенных условиях он может оказаться неизбежным. Важно, чтобы новая революционная власть понимала, что мобилизационный период не может быть продолжительным и, тем более, не должен превратиться в постоянную форму функционирования экономики.