МУЖСКОЙ ВОПРОС

Подвиги совершают не те, кто ростом велик,
а те, в ком есть отвага, широкое сердце
и решимость пожертвовать собой.
Паисий Святогорец

Со школьной скамьи мы слышим о так называемом женском вопросе, эмансипации, феминизации. Не забыть нам сны Веры Павловны и образы молоденьких барышень, идущих просвещать русского крестьянина или стреляющих из браунинга в жандармов и губернаторов. А как мы зубрили знаменитый «Коммунистический манифест» К. Маркса и Ф. Энгельса, в котором обосновывается необходимость освобождения женщины от пут брака и семьи! Сколько в наших городах и весях улиц, носящих имя неистовой поборницы идеи женской независимости Клары Цеткин!

О феминизации и эмансипации говорят и пишут уже более полутора столетий, и, казалось бы, что тут ещё можно добавить. Но есть вопросы, которые не потеряют своей актуальности до тех пор, пока существует человечество. Ф.М. Достоевский называл их «проклятыми», не имеющими окончательного разрешения и всё время мучающими личность. К таковым в первую очередь относятся вопросы о вере и безверии, о мужчине и женщине (вопрос пола). Вокруг этих двух центральных и неразделимых вопросов вращается мировая история и культура.

Для моей статьи ключевыми являются слова Священного Писания: «И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из рёбер его, и закрыл то место плотью. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку». (Бытие, II, 21-22).

Перед нами иерархия, установленная Творцом:

Бог

мужчина

женщина.

Бог является центром, вокруг которого вращается периферия — мужчина и женщина, то есть человек. Мужчина, в свою очередь, представляет собой центр по отношению к женщине. Богоборчество неизбежно приводит к деформации божественного чина, его разрушению и установлению ложной иерархии, в которой женщина сначала заявляет себя равной мужчине, а затем реально начинает претендовать на первенство. Периферия становится центром, и мир опрокидывается. Сегодня этот процесс опрокидывания уже почти достиг своей кульминации. Что же нового можно сказать о проблеме эмансипации в начале ХХI века?

На мой взгляд, пора начинать разговор о её мужской стороне. Согласитесь, что в обыденном сознании термин «эмансипация» сопрягается исключительно с прекрасной половиной человечества. Вы когда-нибудь слышали словосочетание — эмансипированный мужчина? Непривычно звучит, не правда ли? Это и понятно, ведь женщина эмансипируется, т.е. освобождается от власти мужчины. От кого же эмансипироваться мужскому полу?

От Бога и своей собственной мужской природы. Вот в чём, на мой взгляд, заключается особенность современного этапа эмансипации. Поэтому сегодня необходимо со всей остротой поставить мужской вопрос. Насколько мне известно, в таком ракурсе проблема эмансипации в православной публицистике ещё не рассматривалась.

Что же происходит сегодня с мужским миром? Лучше всего здесь подходит глагол «стушеваться», введённый в литературный оборот Ф.М. Достоевским. Да, мужчина сегодня всё больше и больше стушёвывается, сходит на нет, «бледнеет в сумрачной дали». В начале прошлого века мужской вопрос не мог быть поставлен со всей остротой, поскольку женская эмансипация в ту пору не представляла массового явления и затрагивала главным образом мечтательных аристократок и пылких разночинок. Она носила тогда в большей мере теоретический характер, и её практическая реализация казалась угрозой для весьма далёкого будущего. Мужской традиционный мир обладал ещё достаточным запасом прочности. Хотя предчувствие беды уже можно обнаружить в произведениях наших великих классиков. В князе Мышкине из романа Ф.М. Достоевского «Идиот», несмотря на все его великие духовно-нравственные достоинства, очевидна ущербность его мужской природы, в то время как у Рогожина эта природа вырождается в зверство и помешательство. И весь хоровод страстей кружится вокруг безумной женщины. В «Анне Карениной» Л.Н. Толстого главная героиня бунтует против традиционного мужского мира. Муж Анны, ещё не старый человек, не в состоянии по-мужски разобраться с любовником супруги. Сам Вронский способен лишь на то, чтобы истерически тянуть за уздечку лошадь, сломавшую себе (по его вине) позвоночник, и не в состоянии помочь своей возлюбленной в самый критический момент её жизни. У А.П. Чехова большинство мужских персонажей находятся в крайнем расслаблении духа и воли, нередко приводящем к самоубийству.

И вот в начале ХХI столетия потенциальность актуализировалась в полной мере, и теперь мы имеем возможность исследовать эмансипационный процесс во всей его «красе». Эмансипация ныне приобрела все признаки тотальности.

«Нельзя объять необъятное», поэтому я попытаюсь раскрыть тему статьи, обращаясь к киноискусству и прежде всего игровому кино, ставшему, как мне представляется, наиболее адекватной художественной формой, отражающей действительность.

А как же литература, неужели она уступает кино пальму первенства? — спросит кто-нибудь из читателей.

Я полагаю, что эпоха литературы, начавшаяся, условно говоря, с изобретения печатного станка Гутенбергом (середина ХV века), заканчивается приблизительно к середине ХХ столетия, и с этого времени следует вести отсчёт эпохи кино. Это не значит, разумеется, что литература перестала играть значительную роль, но своё абсолютное превосходство она очевидно утратила. Можно привести множество примеров, подтверждающих мой вывод. Вспомните наши великие ленты: «Броненосец «Потёмкин», «Александр Невский», «Летят журавли», «Отец солдата», «Баллада о солдате» и многие другие, ставшие не только фирменным знаком советской культуры, но и занявшие одно из первых мест в культуре мировой. Попробуйте назвать такое же количество равноценных литературных произведений, написанных в те же годы. На мой взгляд, лишь «Василий Тёркин» А. Твардовского способен на равных конкурировать с советскими киношедеврами. Удивительно, почему Нобелевскую премию не присуждают авторам великих кинолент. Здесь Нобелевский комитет явно отстаёт от жизни и времени. Кстати, нобелевский лауреат Александр Солженицын первым создал здоровый прецедент в нарушении подобной традиции и присудил литературную премию своего имени не писателю, а режиссёру Виктору Бортко, создателю выдающегося телесериала «Идиот».

Переходим непосредственно к теме статьи. Посмотрим, как она отражается в зеркале мирового киноэкрана.

Казалось бы, чего нам ожидать от США с их чудовищным Голливудом и пошлыми современными «Оскарами». Долгое время я был убеждён, что подлинное кино в Новом свете закончилось великими фильмами Френсиса Копполы, прежде всего трилогией «Крестный отец» и «Апокалипсис сегодня». Но вот появляется режиссёр и актёр Мэл Гибсон, создавший фильмы «Храброе сердце», «Патриот», «Страсти Христовы». Может быть, уровень самого киноискусства в них пониже, чем в картинах Копполы, зато дух и здоровая мужская энергетика, несомненно, выше. Коппола заканчивает свои шедевры на пессимистической ноте. Старый и немощный, потерявший всё, глава мафиозного клана Майкл Корлеоне умирает в полном одиночестве и забвении в каком-то заброшенном саду.

Последний кадр фильма — Майкл падает бездыханным со стула, словно куча старого тряпья. И складывается такое впечатление, что режиссёр видит здесь не частный случай, не отдельную судьбу, а нечто большее — гибель мужского мира, мужского начала. Не забудем, что Майкл Корлеоне, которого блестяще играет Аль Пачино, был когда-то прекрасным, умным, благородным и очень сильным человеком. И каков финал лучшего из лучших? И чего же ждать от остальных? В «Крестном отце» мы имеем дело с большим и очень глубоким обобщением. Подтверждением этому является фильм «Апокалипсис сегодня», где перед нами предстаёт безумный американский полковник, которого играет великий Марлон Брандо. Здесь очевиден крах мужского мира, совершенно утратившего чувство центра. Коппола говорит нам — героя больше нет, осталось только вырождение и безумие. Американскому режиссёру нужно отдать должное за его бесстрашие перед «проклятыми вопросами». Коппола поставил неутешительный диагноз. Не случайно, что в диснейлендовских США, где все ждут только happy end, очень многим не понравились настроения маэстро, особенно в последней части «Крестного отца», где Коппола прямо говорит о вырождении западного христианства и показывает, что есть организации пострашнее любого клана Корлеоне.

Голливудским ответом на пессимизм Копполы стало огромное количество бездарных боевиков и бандитских саг с выдуманными, словно пластмассовыми героями, похожими на Кэна (мужской аналог куклы Барби), не имеющего, несмотря на могучие бицепсы, весьма важных частей тела. Мэл Гибсон первым решил снова серьёзно подойти к мужской проблеме, и у него это получилось, хотя только отчасти. Оба первых фильма Гибсона «Храброе сердце» и «Патриот» вызвали буквально бурю негодования в США, и, конечно, режиссёра незамедлительно обвинили в фашизме и антисемитизме, хотя в фильмах нет ни слова о евреях. (До чего же похожи тамошние и наши либералы!)

Герои Гибсона — это полноценные, здоровые нравственно и физически мужчины. Они благородны, смелы, уважают женщину (в фильмах нет скабрезных сцен). Вместе с тем мужчина Гибсона не какой-нибудь мормонский ханжа, он живой и подлинный. Причина такого творческого успеха кроется в том, что сам Гибсон наделён качествами своих героев и ему не надо ничего изображать и кем-то казаться.

Но нельзя не заметить, что герои Мэла Гибсона родом из далёкого прошлого: один из средневековой Шотландии, другой — из Америки времён войны за независимость. Режиссёр не обращается к современному материалу. Почему? Он просто не видит современного героя, потому что его нет. Гибсон не одинок. Можно назвать ещё несколько фильмов, в которых ставятся аналогичные вопросы, например, «Гладиатор», где главную роль играет очень хороший актёр Рассел Кроу, и «Последний самурай» с не менее интересным актёром Томом Крузом в центре. Но опять-таки эти картины посвящены событиям, давно канувшим в Лету: один — о Римской империи периода правления Марка Аврелия, другой — о Японии конца Х IХ века.

Я не вижу ни одной удачной попытки в сегодняшнем кино создать современный положительный и убедительный мужской образ. В лучшем случае получается какой-нибудь алкаш с лицом Мики Рурка, громящий витрины казино. Выходит либо откровенная фальшь, либо пошлятина. Почему так? Может быть, мужская порода окончательно иссякла, подобно тому, как рано или поздно истощается золотая жила?

И вот неожиданно появляется картина Гибсона «Страсти Христовы». Я сначала скептически отнёсся к фильму, автор которого — католик, но, посмотрев его, понял правоту режиссёра. Ему удалось поставить вопрос о «едином на потребу» и напомнить секулярному миру, совершенно утратившему чувство центра, о Господе нашем Иисусе Христе, без Которого извращается, рушится и погибает жизнь. О фильме уже много написано, и повторять сказанное нет смысла, но я хотел бы обратить внимание читателя на аспект, связанный с темой данной статьи. В картине с потрясающей убедительностью показано мужество Спасителя, которое уже почти покинуло наш мир.

Тема мужества поднимается и в фильме Андрея Звягинцева «Возвращение», вышедшем в 2006 году. На мой взгляд, смысл картины — попытка возвращения мужчины к самому себе, к своей природе. Возвращения не получается. Главный герой, отец двух подростков, погибает, сорвавшись с вышки, на которую он полез за оскорблённым им сыном. Отец приносит себя в жертву, чтобы передать силу своим сыновьям, расслабленным женским воспитанием. Но герой-то не состоялся и погиб, несмотря на свою крайнюю «крутизну». Настоящей мужской силы в нём нет, поскольку он совершенно равнодушен к Богу и надеется только на себя. Остаётся лишь надежда на то, что когда-нибудь в сыновьях жертва отца оживёт всходами подлинного мужества. Фильм Звягинцева, думается, подтверждает мысли о глубоком кризисе мужского мира. Мужчина утрачивает центральное положение, изначально предназначенное ему Богом. Мужчина сорвался с высоты, и рухнула библейская иерархия. Фильм Звягинцева дал возможность затронуть ещё одну сторону современной эмансипации — детскую. Искажение мужской и женской природы не может не отражаться на природе ребёнка. Поэтому есть все основания для постановки детского вопроса. Но это уже будет тема отдельной статьи.

Несколько слов следует сказать о российском фильме Петра Буслова «Бумер», вышедшем в 2003 году. Он перекликается с картиной «Возвращение». Там четверо молодых и крутых парней становятся вне закона и трое из них погибают. В фильме звучит песня с такими словами: «...никого не жалко, никого— ни тебя, ни себя, ни его... многим из нас уже жить не хочется...»

Складывается впечатление, что болезнь достигла своего апогея и дальше двигаться некуда. Затем последует либо смерть организма, либо начнётся его мучительное выздоровление. Но пока мы, судя по всему, ближе к первому исходу.

Вышка свободна, упавший мужчина лежит на земле бездыханный. Но никакое место долго не остаётся пустующим, и вот мы видим, как на это место взбирается худощавая блондинка с самурайским мечом в руках. А чего же мы ещё хотели, дорогие мужчины?

Пока мы потихоньку гнили в либеральном болотце, нашей второй половине, произведённой из Адамова ребра, просто не осталось выбора. Таким образом, произошла смена власти — периферия (женщина) заняла место центра (мужчины), и эта революция, уверяю вас, пострашнее якобинско-большевистской. Она затронула и религиозную сферу. Например, в англиканской церкви уже широко распространено женское священство, есть даже женщины-епископы! К этому прецеденту сочувственно относятся католические либералы. Православие, слава Богу, «отстаёт», и надеемся, что по этому показателю ему никогда не догнать «просвещённую» Европу. Но нельзя не признать, что немалая часть православных женщин сегодня настроена весьма своевольно. О проблеме женской эмансипации в православной среде у нас говорить не принято, но от этого она не исчезнет.

Вы когда-нибудь наблюдали, как дерутся женщины? Мужской мордобой, даже в исполнении свирепейшего Майка Тайсона, не идёт ни в какое сравнение с женской жестокостью. Эта жестокость — тема особая. Вероятно, в её основе лежит необходимость защиты потомства. Характерно, что во всех традиционных религиях женщине определяется подчиненное по отношению к мужчине положение, потому что, если дать ей власть, она может дойти до полного истребления рода. Я представляю, как отнесутся к такому рассуждению современные эмансипированные дамы, утверждающие, что чем больше им доверят власти в обществе и государстве, тем будет спокойнее. Можешь ли ты, читатель, представить себе женщину во главе Министерства обороны? А ведь многие современные российские женщины, особенно солдатские матери, давно уже выдвигают такое требование.

Конечно, совершающаяся мировая половая революция (я настаиваю не термине «половая», а не сексуальная революция, поскольку последний уже не отражает всей сложности происходящих процессов) не могла не найти своего воплощения на экране. Прежде всего здесь следует назвать культовый фильм конца 80-х годов «Небо над Берлином» немецкого режиссёра Вима Вендерса. Не случайно такие картины называют культовыми. Они действительно меняют мировоззрение человека и его религиозное миропонимание, формируют новый антихристианский культ. В фильме не просто талантливо показаны происходящие в личности изменения, Вим Вендерс сознательно стремится сделать их всеобщим достоянием. Картина имела огромный успех и до сих пор пользуется спросом.

«Небо над Берлином» я отношу к лентам, наиболее опасным в духовном отношении. Там повествуется об «ангеле», который влюбляется в акробатку из цирка. Для того чтобы соединиться с нею, он отказывается от служения Богу и становится человеком. К своему удивлению он узнаёт, что подобных «ангелов», изменивших своему небесному призванию, на Земле уже весьма много. В конце фильма циркачка говорит ему: «Мы переживаем величайшую из историй, историю мужчины и женщины, будет история исполинов, история новых прародителей». «Ангел»размышляет: «Кто был кем? Я был в ней, а она вокруг меня. Я испытываю изумление мужчины перед женщиной. Женщина сделала из меня человека». Этот текст свидетельствует, что создатели «Неба над Берлином» очень хорошо знакомы с ересями и безбожными учениями, в частности, с лжеучением раввинов об андрогине (муже-деве), которым они считали Адама. По их мнению, от него в результате первородного греха отделяется женская часть, получившая имя Евы. С тех пор части пытаются соединиться в единое целое, чтобы породить новое нетленное человечество. Главная, программная идея фильма состоит в том, что женщина-сверхчеловек способна и должна опрокинуть горний, божественный мир, сделать из ангела человека и поглотить мужской род. Как здесь не вспомнить вавилонскую блудницу из Апокалипсиса.

Позже появилась ещё целая серия антимужских фильмов, например, «Её звали Никита», про женщину-киллера, расправляющуюся с мужиками, словно с манекенами; «Пятый элемент», где красавица-супервуменша предотвращает конец света, и т.п. Мужские герои в современном западном кино — это, как правило, пуленепробиваемые и несгораемые роботы в исполнении Шварценеггера, Ван Дамма и им подобных. Но ведь ясно, что робот пола не имеет.

Подробнее стоит остановиться на недавно прогремевшем культовом фильме американского режиссёра Квентина Тарантино «Убить Билла». Сам Тарантино у меня каких-то симпатий не вызывает, в отличие от Мэла Гибсона, но в способности чувствовать и отражать время ему не откажешь. Название картины следует, на мой взгляд, читать так — «Убить мужчину». В США Билл — всё равно, что у русских Иван. Эти имена в обыденном сознании обозначают мужской род вообще. Главную героиню, высокую худощавую блондинку с самурайским мечом, играет шведская актриса Ума Турман. Примечательно, что она названа родителями в честь индуистской богини Умы Карумы, олицетворяющей суть всего женского. Так вот, эта «богиня» убивает в фильме десятки мужчин. Она буквально рубит их в капусту, лишает жизни самыми изощрёнными способами без всякой борьбы, потому что мужчина не в состоянии ей противостоять, настолько она превосходит его в умении драться и внутренней силе. Кличка главной героини — Чёрная мамба (название змеи). Когда-то она состояла в клане киллеров и теперь мстит за то, что её хотели убить. Соперников у неё нет, есть только соперницы, такие же, как и она, мамбы. Вот с ними у неё настоящие кровавые и равные поединки. В конце концов она убивает всех мамб, стоящих на её пути, а затем и Билла, своего учителя и отца её ребёнка. Причём убивает она Билла приёмом, который тот, специально обучавшийся боевым искусствам у какого-то супермастера из Китая, не знает. Этот фильм — символ, знак страшной беды (он побил все рекорды по сборам), в которую попало человечество. Мир стремительно теряет мужественность, от чего страдают представители обоих полов.

Но мужчина в большей мере, чем женщина, утрачивает свою природу, поскольку последнюю в какой-то степени предохраняет деторождение. На мой взгляд, пришло время по-настоящему серьёзно поднять вопрос пола во всех аспектах — религиозном, психологическом, физиологическом, моральном и т.д. Характерно, что этот вопрос в России последний раз особенно остро ставился в начале прошлого века прежде всего писателем В. Розановым и философом Н. Бердяевым. Но ведь, согласитесь, мало просто поставить вопрос, надо ещё правильно на него ответить. К сожалению, ни Розанов, ни Бердяев не приблизились к верному решению. Бердяев запутался в «мистике пола» и проповедовал каббалистическую теорию «андрогина», о которой говорилось выше. Ненавидя деторождение и семью, философ утверждал, что новое слияние Адама и Евы в пресловутом «андрогине» прекратит «дурную бесконечность рода» и породит качественно иную породу людей, не имеющих пола. К чему приводят такие теории на практике, мы хорошо видим — смена полов с помощью медицины, нетрадиционные ориентации и т.п.

Василий Розанов, казалось бы, поставил половой вопрос противоположным образом, возведя в абсолют продолжение рода. Конечно, это была более здоровая мужская позиция. Но при этом Василий Васильевич начал нападать на христианство и Церковь, утверждая, что они будто бы против половых отношений и деторождения. Розанов словно забыл слова апостола Павла, обращённые к супругам: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию на время, для упражнения в посте и молитве» (1 Кор VII, 5). В результате на некоторое время писатель впал прямо-таки в какое-то языческое исступление, предлагая оставлять новобрачных на их первую брачную ночь в храмах. При этом он поносил монашество, приписывая ему ненависть к плотской любви. Ничего подобного никогда не было. Церковь всегда призывала к целомудрию, в том числе и в половых отношениях, и никогда не осуждала их как грех. Порицались лишь неумеренность и незаконная, т.е. внебрачная связь. Только католическое духовенство, которому запрещено вступать в брак, рассматривает плотскую любовь как однозначно греховную.

Но вернёмся к кино. Итак, героя в современном кино нет, есть только героиня. Сейчас снимается фильм по одноимённой повести писателя В.Г. Распутина «Мать Ивана, дочь Ивана». (Кстати, обратите внимание, что сегодня у любого более или менее заметного литературного произведения сразу появляется киноверсия, собственно, и делающая его достоянием масс). Эта повесть Валентина Распутина, на мой взгляд, значительно слабее его прежних вещей. Я не усматриваю в ней особых литературных достоинств. Возможно, фильм окажется сильнее. Но надо отдать должное писателю в том, что и он не находит героя в современной жизни. Его героиня Тамара Ивановна мстит за поруганную дочь и убивает виновника трагедии. Её муж оказался не способным на такое. Как это ни покажется кому-либо абсурдным, но между Тамарой Ивановной и героиней фильма Тарантино есть сходство. Конечно, дочь Ивана — совсем другой женский тип, она скорее, образно говоря, Белая мамба, полная, неповоротливая, ей больше подходит не самурайский меч, а половник или ухват. Но тем не менее она сознательно убивает мужчину, а своего мужа презирает. Тамара Ивановна, безусловно, отражает мировой процесс, разбираемый в статье.

Но есть человек, который, по моему убеждению, значительно глубже других в современной культуре вник в проблемы веры и безверия, центра и периферии, мужчины и женщины. Я имею в виду датского режиссёра Ларса фон Триера. Казалось бы, что интересного в творческом отношении может родиться в этом пропахшем марихуаной и порнографией уголке Европы, вызывающем не очень-то много положительных ассоциаций: принц датский Гамлет, философ Кьеркегор, сказочник Андерсен — вот, пожалуй, и всё, что приходит на ум. Но появился Ларс фон Триер — и живая жизнь вновь напомнила о себе. Признаюсь, поначалу, когда мне кто-то посоветовал обратить внимание на этого режиссёра, подумал: «Да что хорошего может там появиться». Но недаром сказано в Библии: «...придёт гордость, придёт и посрамление». На меня фильмы датчанина произвели, говорю это без всякой экзальтации, ошеломляющее впечатление. Ничего подобного в кино, ни по форме, ни по глубине и в то же время простоте и доступности содержания, мне встречать не приходилось. Потом я обратил внимание, что смотревшие фильмы Ларса фон Триера чётко делятся на две примерно равные части. Одна их просто ненавидит, другая признаёт гениальными. С равнодушным, индифферентным отношением я пока не сталкивался. Что уже само по себе свидетельствует о незаурядном таланте автора. Я не кинокритик и не собираюсь здесь подробно останавливаться на специфике профессиональных приёмов режиссёра. Об этой стороне его творчества уже написано предостаточно. Я постараюсь рассмотреть кино Ларса фон Триера с духовной точки зрения.

Его фильмы невозможно смотреть отстранённо, тут попкорн с пивом в рот не полезут. Режиссёр каким-то лишь ему ведомым способом заставляет вас войти внутрь картины и из зрителя превратиться в непосредственного участника происходящих событий. На мой взгляд, такого эффекта во всей полноте ещё ни одному режиссёру достигать не удавалось. В этом Ларс фон Триер напоминает Достоевского, влияние которого на датчанина сомнению не подлежит.

В зеркале триеровского кино наша тема отражается очень рельефно. Героя там нет. Мужчины в его картинах существуют лишь для раскрытия женского образа. Все героини фильмов Триера в той или иной мере преступницы или, по словам Достоевского, «преступившие черту». (Помните, Раскольников говорит Соне Мармеладовой, что и она тоже переступила черту, пожертвовав своей чистотой ради семьи, т.е. убила себя.) Одна в фильме «Идиоты» (здесь несомненна внутренняя связь с великим романом Достоевского) вместо того, чтобы идти на похороны собственного ребёнка, уходит с группой молодых людей, разыгрывающих из себя душевнобольных; другая («Рассекая волны») идёт на поругание и погибает ради спасения своего любимого мужа (как не вспомнить Соню Мармеладову); третья («Танцующая в темноте») убивает мужчину, присвоившего деньги, которые она с трудом накопила на операцию, спасающую от слепоты её маленького сына, четвёртая («Догвилль») уже убивает всех жителей небольшого города.

Подробно о кино Ларса фон Триера я постараюсь написать в ближайших номерах «Десятины».

Можно было бы назвать ещё целый ряд как западных, так и отечественных фильмов, в которых отражается тема статьи. Я выбрал те, которые считаю наиболее убедительными. Предлагаю читателю самому взглянуть на современное кино через призму мужского вопроса. Буду признателен всем, кто пришлёт отзывы.

В заключение хотелось бы сказать, что мужской вопрос становится всё более актуальным в связи с последними трагическими событиями в России. Нам объявлена террористическая война, какой ещё в мире не бывало. Вспомните Будённовск, где бандиты, захватив больницу, прикрывались женщинами, или Беслан, где истязали и убивали детей. Можно ли о таких нелюдях говорить как о мужчинах? Нам потребуется очень много мужества и бесстрашия, чтобы победить в этой войне. Настоящего мужества, как у тех погибших спецназовцев, которые прикрывали собою детей. Вспоминаются слова замечательного подвижника благочестия наших дней афонского старца Паисия Святогорца о том, что сегодня самым главным качеством человека должна стать отвага.

Мы верим — поверженный рыцарь обязательно поднимется. Несмотря ни на что, будем оптимистами. Вчитаемся ещё раз в завещание Ф.И. Тютчева России:

О, в этом испытанье строгом,

В последней, в роковой борьбе,

Не измени же ты себе

И оправдайся перед Богом.