Фразой «Я же любя» мы даем себе разрешение на поразительные гадости...

«Когда к вам приходит ребенок и говорит: «Мама, я больше не могу. Мне конец, я тону в этой географии, мне плохо, у меня там нет друзей» и т.д., довольно странный ответ в этот момент: «Терпи, детка, все это пройдет через 11 лет». Как за убийство отсидеть: «Потерпи, котик».

Известный педагог Дима Зицер — практик, который четверть века занимается неформальным образованием. В его педагогической философии дети — не оловянные солдатики, которых четко нужно обучать набору дисциплин и приучить следовать правилам. Зицер говорит, что детей нужно любить. И любит.

А еще он не боится называть вещи своими именами, и порой это звучит жестко и отрезвляюще. Самые интересные выдержки из выступлений Димы Зицера публикует КнигиКратко.

Семья и школа: решите, на чьей вы стороне?

Зачем нужна семья? Для общения, для настоящих, глубоких отношений. Семья нужна, потому что с этими людьми я могу делать то, что невозможно делать без них. И если вы мне скажете: «Подожди, но мы почти все можем делать без них», тогда, может быть, это хорошая причина не быть семьей? Я убежден, что семья — это про любовь. На практике почти во всех семьях действует политика «Мы с папой так решили, а ты помалкивай!» То есть, самый маленький член семьи из глубоких отношений исключается.

Вот приходит ребенок из школы:

— Мам, я мороженое съем?

— Сначала обед.

— Мам, я пойду погуляю?

— Подожди, ты не сделал уроки

или — Ты сначала должен позаниматься музыкой.

Это любовь? Это обычно называют воспитанием. А любовь в какой момент начинается?

«Но я же люблю своего ребенка!» — скажете вы. Это такая чудесная родительская отмазка. Знаете, я в жизни не встретил ни одного школьного учителя или родителя, который сказал бы мне: «Я не люблю детей». При этом видел такое количество взрослых, которые делали поразительные гадости под флагом «Я же любя». 99% взрослых этой фразой дают себе индульгенцию на что угодно: манипуляции, самодурство, даже жестокость.

Мы оказываемся в сумасшедшем конфликте, и возникает закономерный вопрос — а как же тогда быть? Не настаивать, не заставлять делать уроки, пустить все на самотек? Мы находимся под многовекторным давлением. С одной стороны школа, с другой — бабушка, которая точно знает, «как надо», с третьей — толерантная общественность, которая осуждает за шлепок по попе.

Со школой как быть? Как увязать любовь к ребенку и требования школы, если школа — априори институт подавления? Обычно родители мотивируют ребенка тем, что в школе здорово, там друзья, общение, интересные занятия. И я всегда говорю: перестаньте лукавить, в школе ничего классного нет. Дружить можно и без школы, а из занятий усваивается максимум 6-7%, и еще меньше пригождается потом во взрослой жизни.

Осознайте, что школа — это поставщик образовательных услуг

Месяц назад у меня на приеме чудесная, интеллигентная мама говорит: «Дима, что же нам делать? Школа такое г..но, извините. Но учиться-то надо». Я спрашиваю: «А что, нет в Москве хорошей школы, которая бы ребенку и вам понравилась?» Она говорит: «Есть, конечно, но в Чертаново». Я говорю: «Ну так переезжайте». Ответ: «Вы что, с ума сошли?»

Так действительно ли это важный для вас, первейший приоритет, если вы не готовы к неудобствам ради ребенка? Тогда перестаньте лгать, родители, что вы ночей не спите от беспокойства. У вас первый приоритет — где вы живете, и только второй — как вы живете. И третий — чтобы вас не трогали и все как-то само наладилось. Это и есть родительская расслабленность — терпеть и закрывать глаза, когда ребенку плохо.

Еще одна популярная отговорка: выхода нет, так все заведено век от века. Да, школа — уравниловка и концлагерь, но ничего не поделаешь. Это все ложь от первого до последнего слова. Почему школа выглядит так, как она выглядит? Ее кто такой сделал?

Знаете, есть история про Пикассо. Он дописывал картину «Герника» на тему Второй мировой войны (перевернутый вверх дном испанский город, чудовища), когда к нему ворвался юный фашист. Он остановился в изумлении перед этой картиной и выдохнул: «Боже мой, это сделали вы?» На что Пикассо ответил: «Нет, это сделали вы».

Школа такая, ребята, потому что ее сделали вы. Это простая история. Просто сказать учителю: «Вы не будете кричать на моего ребенка», «Я запрещаю повышать на него голос», «Я запрещаю его унижать». Так просто на самом деле понять, что родительское собрание — это собрание родителей вообще-то, и для родителей, чтобы оценить качество предоставляемых вам образовательных услуг. А не для того, чтобы трепетать перед Пантерой Багирой в образе училки или директора школы. С точки зрения закона об образовании, заказчиками образования являетесь вы вместе с детьми. Иначе получается совершено извращенная «любовь», с которой мы начали разговор. В этот момент у нас не любовь, а сговор. Сговор одной, сильной группы населения (родителей и учителей), против другой, слабой группы населения — детей. Называется это на простом языке дискриминация.

Мы почти изжили дискриминацию женщин. Например, 200 лет назад в этом зале не было бы ни одной тетеньки. Знаете почему? Потому что мужчины, опираясь на самые современные на тот момент теории, были убеждены, мозг у женщины маленький, натура — порочная, место ее на кухне. А если выпустить ее из дома, она пойдет и отдастся первому встречному, ибо она бездумное и греховное существо. Мы смеемся над этим сегодня или возмущаемся. Но 200 лет назад с исторической перспективы — это вчера. Точно так же в этом зале не было бы ни одного человека с другим цветом кожи, другой национальности и т.д. С этим мы вроде разобрались. Но посмотрите, как удобно мы вписываем в свою жизнь дискриминацию детей — они у нас тоже глупые, ничего не соображающие, нуждающиеся в тотальном контроле и раздаче указаний.

И мы рассказываем им, что мы-то знаем, как надо, мы знаем, каким образом устроить им жизнь. Мы убеждены, что в этот момент ужасно страдаем и переживаем за них, напрягаемся, стараемся изо всех сил, а они, неблагодарные скоты, совершенно не способны это оценить. Так вот, дорогие мои, это абсолютно дискриминационная модель от начала и до конца. Получается, что мы вообще не на их стороне.

Вопрос: когда вы в последний раз, как заказчики образовательной услуги, свой заказ формулировали? Пример заказа: «Я не позволяю кричать на моего ребенка». Или «Почему дети должны сидеть в классе именно в такой позе — на краешке стула, руки перед собой?» Почему это так, если для ребенка естественно — движение, а не статичность? Хотя бы вопрос задать — это уже заказ. При этом можно и нужно предлагать варианты. Отрицаешь что-то, — предлагай. Задаешь вопросы, — предлагай.

У нас учителя часто с гордостью говорят: «У меня на уроке никто пикнуть не смеет». Вот, мол, какая шикарная дисциплина и порядок! У меня муха не пролетит в классе! Извините, но тишина в классе — это признак чего? Того, что урок проходит на кладбище, вероятнее всего. Потому что, когда мы учимся и когда нам интересно, мы разговариваем без умолку. К вам приходит друг, подружка, вы садитесь, чайку наливаете, и что, вы говорить будете по поднятой руке? Да мы перебиваем друг друга, спорим и не можем остановиться! А тут — гробовая тишина. Почему же в школе учат именно так? Это заказ. Я не за родительские скандалы, я за четкое понимание — почему, зачем и для чего. Попытайтесь выяснить эти вопросы, — так мы де-факто, а не на словах, переходим на сторону детей.

Довольно часто классу к пятому — седьмому наши дети находятся в совершенной безысходности. Внешне все спокойно, а внутри — тяжесть и кошмар: нельзя протестовать, нельзя задавать «неудобные» вопросы, ведь рядом тот, кто за нас все решил. Скажете, что учителя тоже в подчиненной позиции? На них давит Министерство образования и оттуда спускает все директивы? Вы уж простите меня, я в разных школах работал и работаю. Это неправда. В тот момент, когда учитель закрывает дверь в класс, то, что происходит за дверью, находится в руках учителя. Хороших учителей больше, чем плохих, я в этом уверен на 100%. Разве министерство дает указание: орите, унижайте? Или, может, министерство запрещает преподавать предмет так, чтобы дети открывали рот от восторга? Что конкретно министерство запрещает делать? Запрещает сесть так, чтобы дети видели лица друг друга и могли взаимодействовать, потому что в этом и находится мотор интереса? Не запрещает. Повторюсь: та школа, которую мы сегодня имеем — это безмолвный заказ родителей.

Что я предлагаю?

1. Взять ручку и бумагу и написать, что такое любовь на практике.

2. Встать на сторону ребенка, прийти в школу и поинтересоваться: почему они так сидят, почему так общаются, почему уроки устроены таким вот образом и можно ли как-то иначе? Предложить: почему бы нам не провести общую славную тусовку на эту тему? Почему бы нам не повернуть парты в классе так, чтобы дети смотрели друг на друга? Это так просто делается. Я знаю, о чем вы сейчас подумали: да кто нам даст? Кто нас послушает? И проблема именно в этом, а не в грозном министерстве или учителях.

На мой взгляд, нужно принять решение, что вы не будете стараться быть хорошей для школы.

Когда к вам приходит ребенок и говорит: «Мама, я больше не могу. Мне конец, я тону в этой географии, мне плохо, у меня там нет друзей» и т.д., довольно странный ответ в этот момент: «Терпи, детка, все это пройдет через 11 лет». Как за убийство отсидеть: «Потерпи, котик». У меня только один вопрос — зачем? Поймите правильно, я не призываю вас расслабиться. Наоборот, я говорю «напрягитесь», потому что расслабленное состояние — это как раз говорить: «Учи географию. Я учил, и ты никуда не денешься».

Не устраивайте домашний концлагерь

Для ребенка шести-семи лет мама всегда права. «Кушай кашу, а то будешь больным и слабым». Но я, человек пяти лет, понимаю, что не хочу кашу. Но мама права. И вот вам когнитивный диссонанс. Хотите, чтобы у вашего ребенка было все хорошо с личным вкусом, чтобы он понимал, что любит, а что нет? Вот сейчас, в этот момент, он вырабатывает свой вкус, и не только в отношении каши. Хотите, чтобы у ребенка было все хорошо с терморегуляцией? Уберите из лексикона фразы типа: «Я сказала, шапку надень!». Вы понимаете, что за углом она будет снята? Что в этот момент вы организовываете чудесную игру «а ну-ка обмани маму», которая вытесняет телесное самоощущение: мне самому сейчас жарко или холодно? Хотите, чтобы дети понимали и не путали состояние сытости с состоянием голода? Не заставляйте доедать. Услышьте ребенка, почувствуйте его.

Недавно был вопрос от молодой мамы: «Как мне объяснить ребенку, что такое хорошо и что такое плохо?» Я скажу только одно слово: расслабься. Почему? Потому что уже к семи месяцам ребенок столько всего считал с тебя, с твоего поведения, — хорошего, плохого, разного, такого-сякого, — что «мама не горюй»! Лучшее, что можно сделать, — живи круто, живи страстно, — так, чтобы все завидовали. Будь яркой, увлекайся, насыщай жизнь событиями. Забей на его кружки, забей! В тот момент, когда мама страстно работает, или увлеченно жарит котлеты, или танцует сальсу, — ребенок получает лучший на свете пример, когда хочется жить и хочется идти вперед.

Или такой пример: дочка 15 лет говорит: «Мам, я приду в 10 вечера». В 10 ее нет. В 10-15 ее нет. В 10-30 ее нет, и в 11 нет. В 11-20 открывается дверь, эта сволочь заходит. Счастливая! То, что опоздала, — ладно, но последнего факта материнское сердце вынести не может, правда? Сколько раз я слышал от родителей, что нет ничего важнее детского счастья... Так вот оно к тебе пришло. Далее сценарий стандартный: «Как ты могла?! Хоть бы позвонила, предупредила! Никаких тусовок больше, сидишь дома!»

Почему это происходит? Вы скажете мне — потому, что мама боится. И правда, мама боится, но разве хорошо из-за собственного страха брать в заложники других людей? Это первое. Второе: если дочка придет в 10, как и обещала, что вы думаете, мама успокоится? У нее возникнет новый страх. Третье: а давайте разберемся, почему дочка не позвонила? Потому что нафига ей звонить? У нее единственная возможность быть счастливой и хорошо провести время — украсть у мамы эти полтора часа. Украсть, потому что мама их не отдает. Потому что мама сказала: «У меня монополия на твое тело. У меня монополия на твое время. У меня монополия на твоих друзей».

Как сделать, чтобы дочка позвонила? Очень просто — она должна захотеть вам позвонить: «Мама, я поцеловалась в первый раз». Думаете, так не бывает? Бывает. Мы звоним тому, кому хотим позвонить. А если на звонок максимум, что я могу услышать: «А ну, быстро домой!», мне зачем нарываться-то?

Преодолевайте «внутреннего зверя»

Как тревожной маме настроить себя? Если вкратце, все наши эмоции имеют локализацию в теле и привязаны к физическим ощущениям. В тот момент, когда вы готовы заорать: «А ну иди учи уроки», остановитесь, почувствуйте напряжение в горле, в кистях рук, которые самопроизвольно сжимаются в кулаки. Вдохните глубоко, постарайтесь расслабиться. Встряхните кистями.

Когда злитесь, сохраните эту гримасу, которая у вас на лице, и донесите ее до зеркала. Вы ужаснетесь — это то, что каждый раз видит ваш ребенок и близкие. Расслабьте мышцы лица, попробуйте слегка улыбнуться, — это как укол витаминов.

Это наше биологическое начало заставляет корчить рожи: зверь пугает другого зверя. Но мы же люди? Когда вы подходите в Турции к шведскому столу, инстинкт выживания шепчет вам «Сожри все!». Большинство ведь справляется с этой историей? Мы говорим себе: «Спокойно, еда будет завтра и послезавтра, все в порядке». Порыв «сожри ближнего своего» купируется точно так же: «Ничего страшного, сейчас я воды попью, подышу и успокоюсь».

https://www.youtube.com/watch?v=zQfiChcacoo