Почему мы ругаем время и власть, но никогда себя

На модерации Отложенный

Много чего подверстывается при желании. «Мы, оглядываясь, видим лишь руины» — это, если говорить о поколении, получается, на первый взгляд, слегка фальшиво. Как красоваться перед зеркалом и приторно охать: «ах, некрасива» (а про себя думать обратное, конечно). Да и нет, наверное, никакого поколения, скажем 80-х, все оно раздроблено, разбито, предельно атомизировано и вынесено за все возможные скобки, кроме добровольного гетто «молодежных движений».

Но вдруг, и впрямь, мы, оглядываясь, видим лишь руины, лишь тени, мечущиеся по стене? А эйдоса постичь не можем. То есть вдруг банальнейшее из банальнейших юношеское ощущение — на самом деле и есть верное. А если предположить, что оглядываясь — не только назад, но и по сторонам или даже в будущее? Что мы видим глазами поколения конца 70-х — начала 80-х?

Мы не видим себя: любая рефлексия сегодня де-факто оказывается инструментом описания ситуации, а не процесса — сама эпоха не рассуждает о себе, умея говорить только о том месте, в котором мы все оказались. И проблема не в том, что место — как в известной песне В. Цоя — не ахти, а в том, что оно — лишь точка пространства, в котором поколение роет теперь антикризисные окопы.

Эти окопы при случае можно выдать даже за атакующие действия: если, например, на площади песни петь или «в интернете проводить борьбу». Но сегодня трудно обмануть даже тех, кто обманываться рад. «Движуха» не работает, в регионах построенная советскими аппаратчиками и доведенная до полного ничтожества их наследниками «молодежная политика» производит такие сны разума, что лучше сразу эмигрировать в какую-нибудь Москву, оппозиционные движение пользуют «молодежки», как и любые другие.

Пока каждый предоставлен сам себе, семье, работе, учебе, игре, выпивке etc, все выглядит относительно пристойно. Как только речь заходит о ценностях, идеалах и будущем, каждое произносимое слово отдает какой-то невероятной пошлостью.

И эти очень узкие рамки — между собой немотствующим и миром, говорящим на языке, которому ты не веришь — единственное, что объединяет то самое поколение, о котором сегодня принято говорить в возвышенных тонах. Пусть бы и в возвышенных, но с этой реальностью ведь еще нужно учиться жить — в худшем случае. В лучшем — попробовать ею оперировать, обозначив линию атаки, которая перестанет, наконец, напоминать виртуозно выкопанные окопы.

Этот текст должен был быть, наверное, посвящен году молодежи, но, видимо, не будет.