Нечаянное знакомство. Продолжение II

Начало здесь  - http://maxpark.com/community/5548/content/2464676

 и здесь  -  http://maxpark.com/community/5548/content/2469365

 В следующий раз наша встреча состоялась только через неделю. Мне надо было поехать на три дня в командировку в Ленинград, в Государственный Оптический Институт (ГОИ).

 Перед отъездом я позвонил Олимпиаде Олимпиевне, сказал, что уезжаю в Ленинград, поэтому встретимся после возвращения. Она минуточку помолчала и я даже переспросил, слышит ли она меня.

 — Слышу Коля, слышу, у меня дух перехватило, так захотелось поехать вместе с тобой, поклониться могилам. У меня ведь ни одной живой души там не осталось, только могилы. Голос у нее предательски задрожал и она, чтобы окончательно не расплакаться в трубку, быстро попрощалась, наказав сразу позвонить по приезду.

 Уезжал я с каким-то смутным чувством вины,  приехав постарался все дела закончить, как можно скорее, и в пятницу смог уехать не вечером, как собирался, а утренним сидячим поездом. Позвонил сразу с вокзала и только когда услышал её голос в трубке, ослабла какая-то натянутая струна в душе… 

 — Сможете завтра приехать? И услышав мой утвердительный ответ:

 — Так я вас завтра жду, я все время дома, поэтому приходите в любое время, как вам удобно.

 Со Славкой договорились на два часа дня.

Шли мы в гости с подарком. Когда Олимпиада Олимпиевна рассказывала о том, как она обрабатывает лесные находки, она посетовала, что нигде не может найти, как она объяснила, такую электрическую машинку, похожую на бормашину у зубных врачей, с электродвигателем и гибким тросом, с патроном для зажима сверл,  разных фрез и шарошек. Мы вспомнили, что на работе у нас есть, такая штука. Называлась она эл.машинка для гравировки  «Гном». Я попросил нашего снабженца списать её, если возможно, чтобы подарить  Олимпиаде Олимпиевне. К счастью срок амортизации позволил это сделать и теперь Славка нес её в руках, а у меня был привезенный  «Ленинградский» торт и букет белых хризантем.

 Вот ведь сколько лет миновало, а до сих пор в душе становится тепло, когда вспоминаю те встречи. Олимпиада Олимпиевна радовалась нашему «Гному», как ребенок. Она тут же попросила нас научить с ним обращаться и быстро все поняв, крепко нас расцеловала. 

 — Это то, о чем я мечтала, обращаться с резцом и стамесками, у меня уже не хватает силы в пальцах, а с такой техникой, я еще многое смогу, говорила она, счастливо улыбаясь.  

 — А какие цветы! Как ты догадался, что я больше всего люблю хризантемы! А настоящий «Ленинградский торт! И она снова расцеловала нас. 

 — А я испекла для вас рыбный пирог! Меня научила его печь подруга тети Глаши, она пекла его для гостей Козиных.   К нам, в наш пивной ресторан, привезли с Севера мороженую пелядь, это то, что надо для рыбного пирога. 

 Пирог действительно удался, такого я не ел, с тех пор, как умерла моя бабушка. Тонкая, хорошо пропеченная корочка и начинка из риса с луком, накрытая сверху пластами рыбы. Олимпиада Олимпиевна не могла нарадоваться, смотря, как мы уплетаем, приготовленное ею чудо. 

 — А знаете, что ребята, чего мы в такой день будем сидеть дома, пойдемте в наш тропаревский лесок, там я и продолжу свой рассказ, а потом вернемся и попьем чайку с тортом.  

 Денек и правда был на загляденье. Небольшие облака попеременно на некоторое время прикрывали жаркое солнце, дул еле заметный ветерок, добавляя свежести в воздух. А в лесочке, на берегу сохранившегося маленького озерца, было вообще здорово. Мы удобно устроились на поваленных березовых стволах, уложенных в форме квадрата, видимо отдыхавшей здесь когда-то, компанией.

 — Вот так получилось, что следующие несколько лет моей жизни прошли рядом с Лидой Руслановой. Видели бы вы ее в то время. Казалось это какой-то сгусток энергии, не иссякающий ни на минуту. Она постоянно была окружена самыми разными людьми, от простых  рабочих московских заводов, до людей, уже о себе заявивших, своим творчеством.  Её  необыкновенно сильный грудной голос привлекал к себе всех.

 В свободное от концертов время она ни одного дня не сидела дома, то были походы в театр, она уже была лично знакома с Таировым, Коонен, Мейерхольдом, мы ездили в гости к Василию Ивановичу Качалову, ходили на поэтические диспуты в кафе, ей очень нравились Маяковский и Мариенгоф, иногда она затаскивала меня в рестораны, когда в Москве открылось первое ночное кабаре со странным названием «Не рыдай»,  мы побывали и там.

Есенин и Мариенгоф

После голодных лет в Петрограде, я будто попала в другой мир. Но видимо у меня был немного другой характер и я стала уставать от этой постоянной суматохи. К тому же у меня обнаружилась страсть к чтению. В квартире у Руслановой, благодаря её усилиям была уже собрана хорошая библиотека и начав читать, я никак не могла оторваться. Результатом был хронический недосып. Так как Лида, ни в какую не хотела брать с меня деньги за жилье и еду, мне удалось накопить довольно приличную сумму.

 Я уже три года не была в Петрограде и только переписывалась с тетей Глашей, поэтому решила наконец-то поехать. Вот так получилось, уехала я из Петрограда, а вернулась уже в Ленинград. После смерти Ленина, город переименовали. НЭП хоть и не в такой степени, как Москву, но преобразил город очень сильно.

Петроград-Ленинград тех лет изменился буквально на глазах. Вот как, например, выглядела Садовая улица (на фотографии - нэпман Николай Власов с супругой в автомобиле возле своего магазина на Садовой улице, 22). 

 Почти во всех домах на первых этажах пооткрывались всякие магазинчики, разные мастерские, ателье и маленькие кофейные, рюмочные забегаловки. Заработали и большие магазины. Не в полной мере, но уже работали заводы и фабрики, сильно пострадавший город восстанавливался после военной и революционной разрухи. Пока я была в Москве, возобновил работу цирк и тетя Глаша, вернулась на свое рабочее место. Интересно, что директором цирка стал Вильямс Труцци, которого я запомнила, когда еще была 12-летней девчонкой.

 Сперва Труцци был жокеем в конных номерах, а потом во время одной из пантомим, переодетый в пышный наряд французской баронессы, зацепился платьем за стремена, потерял равновесие и неудачно упав, сломал себе руку и ногу. Продолжать карьеру наездника он уже не мог и освоил профессию циркового дрессировщика.

 Когда я его увидела, он с труппой отца приезжал в Петербург, и у него был номер с четырьмя индийскими слонами.  Иван Иванович рассказывал мне, что семья Труцци одна из старейших цирковых династий, начало которой положил итальянский вельможа маркиз Антонио Франкони, который из за дуэли с сыном венецианского дожа, вынужден был бежать из Италии во Францию, где не имея средств к существованию прибился к бродячим цирковым артистам. Когда в России произошла революция, Вильямс был в Севастополе, где у отца был собственный цирк и большая конюшня. Из за начавшегося голода труппа распалась, большая часть лошадей и слоны погибли.

На последней оставшейся лошади, Вильямс добрался до Одессы, где подрабатывал извозчиком, пока не пришла Красная Армия в которую он и вступил, вместе со своим конем. У него было итальянское подданство, но он решил остаться в России, ставшей ему второй Родиной.   

 Подходя к цирку, я очень волновалась перед встречей с тетей Глашей. Она сильно рассердилась и обиделась на меня, что я решив остаться в Москве, не удосужилась приехать попрощаться с ней. Она долго не отвечала на мои письма, и только после моего письма её подруге, та уговорила тетю Глашу мне ответить. Я везла целый баул подарков и вкусностей, но не очень-то надеялась, что они смягчат тетю Глашу. Она видимо тоже готовилась к нашей встрече, решив встретить меня, как можно более сурово, но увидев, забыла про все и обняв меня расплакалась, улыбаясь при этом и приговаривая,

 — Ну, какая же ты мерзавка! 

Две недели я наслаждалась ничего неделанием, отсыпалась, смотрела цирковые представления, гуляла по городу, сходила с тетей Глашей в Пассаж, там купили ей теплое пальто, ввиду приближающейся зимы. А потом решила навестить Петра и поехала на Путиловский завод.

Завод, как и город поменял название и стал называться «Красным путиловцем». Петра я на работе не нашла, он отъехал куда-то по делам, я оставила ему записку в профкоме. Вечером он приехал к нам домой.  Я привыкла, что он раньше ходил всегда в гимнастерке, а зимой в кожаной куртке и не сразу узнала его в длинном сером пальто. Мальчишеские черты совсем исчезли с лица, он выглядел уже совсем взрослым и уверенным в себе мужчиной. Когда я ему об этом сказала, он засмеялся:

  —  Я ведь теперь начальник, возглавляю профсоюзную организацию завода и вхожу в партийный комитет, поэтому должен выглядеть солидно.  Ну да ладно, об этом поговорим позже, рассказывай, чем в Москве занималась, поди новым буржуям песни в кабаках пела.  

—  Как в кабаках?!  — встрянула в разговор, встряхнув руками, тетя Глаша. 

—  Да ну слушай ты его, тетя Глаша, мы с концертами в домах культуры выступали, на заводах пели, на фабриках, в воинских частях, успокоила её я.  Я же рассказывала тебе уже, а по вечерам с интересными знаменитыми людьми встречались с поэтами, писателями, артистами. 

—  И Маяковского видела? – спросил Петр. 

—  Видела и не один раз, и разговаривала с ним. 

—  Вот это, да, вот бы его к нам на завод пригласить….  

— Ну и пригласите, что вам стесняться, он по всей стране ездит выступает, и к вам приедет. 

— Липа, а с Горьким не встречалась? 

—  И с Алексеем Максимовичем встречались и с Алексеем Николаевичем Толстым тоже. 

 —  Здорово! А ты «Аэлиту» читала?   

 —  Читала конечно, и «Похождения Невзорова, или Ибикус» читала, он Руслановой сам книжку подарил.  

 — Липа, ты должна выступить в нашем Доме Культуры и рассказать об этих встречах, да и вообще, какие у тебя планы на будущее?   Давай приходи к нам на завод, будешь работать или у меня в профкоме или иди в ДК, мы давно хотим заводской хор организовать, от желающих отбоя не будет.

Мы проговорили весь вечер, я проводила Петра до трамвайной остановки. Прощаясь, он крепко взял меня за руку: 

 —  Липа, я так рад, что ты вернулась, я очень по тебе скучал.

Идя к дому я думала, а действительно, что мне дальше делать, как жить. В Москве меня отпустили на месяц, но у меня на душе скребли кошки, тетя Глаша стала частенько побаливать, сказались голодные и холодные годы, и в голове возникали мрачные мысли. Дома убрав посуду, я завалилась спать, решив, что время на раздумья у меня еще есть. На следующий день я помогла тете Глаше намыть полы в подсобных помещениях цирка, а потом отправилась навестить своих подруг по хору в Народный Дом.

 Из прежнего состава осталось всего шесть человек, часть разъехалась в разные стороны, несколько девушек вышли замуж и видимо домашние хлопоты не позволяли продолжить прежние занятия.  Наш старый руководитель тяжело переболел тифом и оставил работу. Новая руководительница, бывшая певица Мариинского театра, к которой меня привели подруги, сказала, что если я хочу вернуться, мне надо будет пройти прослушивание.

Мозги у меня были, что называется враскоряку и я поехала к Петру на завод.  Такая спокойная уверенность исходила от него, и одновременно я чувствовала, что я ему не безразлична, в общем у женщин так бывает, мне захотелось, чтобы кто-то помог мне принять окончательное решение.

  —  Да, Липа, не простой выбор надо тебе сделать, даже не знаю, правильно ли с моей стороны будет, давать в этой ситуации советы, — задумчиво протянул Петр, выслушав все мои сомнения.  

 —  Давай-ка, мы с тобой попытаемся проанализировать все возможные варианты.  Смотри, вот допустим,  возвращаешься в Москву.  Ты живешь у Руслановой, судя по твоим рассказам, у вас весьма разные характеры, она всегда настаивает на своем, сможешь ли ты всегда и во всем ей уступать?  В конце концов и время не простое, мало ли чего может случиться, а у тебя там нет своего угла. Кроме того, ты оторвана от самого тебе близкого человека, тети Глаши, сама же говоришь, что со здоровьем у ней не все в порядке. Итак в этом случае мы имеем плюс, в виде соблазна интересной московской жизни, но и несколько минусов, которые мы разобрали и к которым надо прибавить еще один не менее существенный, ты всю жизнь собираешься петь? Какие-то мысли о другой профессии, об учебе чему-то новому, о создании своей семьи, у тебя есть?  Видишь сколько вопросов…   

 Теперь давай посмотрим на второй вариант, ты остаешься в Питере. У тебя опять есть выбор, можешь восстановить свои позиции в хоре Народного Дома, а можешь не оставляя любимого занятия, организовать хор в нашем заводском ДК, подыскать достойного руководителя с хорошим хореографическим образованием, мы тебе поможем. Кроме этого ты сможешь пойти куда-то учиться, хорошая профессия тебе всегда пригодится.  Ну и еще один важный момент, тетя Глаша рядом с тобой, и я тоже…   

 — Да,да не улыбайся, я хоть и без руки, но инвалидом себя не считаю!  И ты даже не представляешь, сколько у меня хороших товарищей, работают в самых разных организациях в Питере, которые помогут в трудную минуту.  

 —  Все Петр, ты меня убедил, пойду домой писать письмо Лиде Руслановой, что остаюсь в Ленинграде.

Олимпиада Олимпиевна на минутку задумалась. 

 — Ну вот, ребята, я подошла к концу рассказа о моем детстве и юности. Впереди у меня была взрослая жизнь с гораздо более суровыми испытаниями, выпавшими на мою долю.  Мне очень хочется вам рассказать обо всем, если у вас не пропало желание меня слушать и я вам не надоела, то приходите еще, я буду очень рада.

 С озерца уже потянуло вечерней прохладой, садившееся за верхушками деревьев, в ведро солнце, красиво подсвечивало редкие ажурные перистые облака и мы молча, каждый со своими думами, тронулись обратно…

Продолжение здесь:  http://maxpark.com/community/5548/content/2509692