ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ЗДЕСЬ, В ПАРИЖЕ, две с лишним сотни лет тому назад случилось событие, в историю русскую вошедшее, как "государственный переворот" - и именно под этим нехитрым, да милым и привычным уху русскому странным да иностранным названием войдёт сегодня в историю и эта, 140-ая уже Нескучная Заметка.

По прошествии двух сотен лет никому в России неизвестно уж, с чьей лёгкой - а сказать вернее, легкомысленной, руки столь трудная для понимания иностранно-французская фраза "coup d'etat"  была переведена на русский именно так нескладно - и дело даже не в том, что фраза та довольно сильно и уж довольно давно страдает известными "трудностями перевода" (довольно ленивого, бы добавил); куда большее дело заключается в том, что никакого государственнаго переворота 18 брюмера VIII-го революционнаго года Республики (9 ноября 1799 года по нормальному, Григорианскому календарю), тогда совершенно не было - и даже, вовсе и не предполагалось быть.

Куда больше похожи на государственный переворот - в подлинном значении этого слова, как незаконное вооруженное свержение законно действующей власти, - были исторически прежния да осенния московские события 400-летней аж давности, когда будто бы, как разъясняется в наспех принятом законопроекте, "4 ноября 1612 г. воины народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского - чуть ранее, под конец 90-х, с уверенностью окрестили бы, как "главарей незаконного вооруженнаго формирования" - штурмом взяли Китай-город, освободив Москву от польских интервентов и продемонстрировав образец героизма и сплочённости всего народа вне зависимости от происхождения, вероисповедания и положения в обществе." К ужасу подлинно русскаго народа, это нападение на действующую тогда власть "патриотически" было названо государственным "праздником", и со всем серьёзом было приказано всем недоумевающим гражданам РФ непременно его отмечать весело, и с танцами, - а иначе!...

Вечно стремясь во всём последовать за Парижем, в России и в этом смысле лихо всё "скоммуниздили" - большевистский и всё такой же осенний "le coup d'etat"  планировался, столь же наверно, по-парижски элегантным, а получился в действительности, по-русски грязным, хамским, да кровавым - не вспоминая уж об описании его классика, как "бессмысленном и безпощадном": это дивное свойство не только бунта - всей русской жизни старательно сохранено и до наших с вами благословенных дней... Время - а ведь всего-то несколько десятилетий, не оставило от былого госпраздника даже следа, не пощадив и длиннаго его названия, чей искусственный пафос вызывает теперь лишь улыбку. За те две сотни лет, что прошли со времен 18 брюмера, еще никому из менявшихся французских правителей и в мысль не пришло устроить в этот день госпраздник; эта демонстративная ленность отцов нации, не придумывающего праздников своему народу, вызывает лишь уважение.

[more=[img]http://img0.liveinternet.ru/images/attach/c/2//70/441/70441056_1297264084_h0404.gif[/img]]

Всего за три дня до 18 брюмера, в честь неожиданно-победоносно возвратившегося из Египта на погибель было сосланного туда генерала Бонапарта, Директория устроила роскошный банкет. И хотя деликатно говоря, египетский поход в победном смысле, был не так ярок, как восторги о нём, главная победа Бонапарта заключалась в том, что он привёз из Египта деньги - а именно в них, а вовсе не в победах Директория (как и любое правительство) нуждалась больше всего на свете, ибо превосходно умела тратить, но не добывать. Остро ощущавший на своих хрупких плечах такие таланты отцов нации, многострадальный французский народ тоже видел в Бонапарте больше добытчика (и помимо славы и величия, непременно также и финансов), чем победителя, но говорить об этом прямо было mauvais-ton, а потому и руководство, и народ проявили завидное для иных народов единство в совершенно правильном понимании тех блестящих отчетов о блестящих египетских победах, как блестяще-мудро изложил их дальновидный и уже блистательный генерал Бонапарт в своих военных бюллетенях.

Пир тот за неимением в Париже более подходящего зала (а что более вероятнее, то за неимением не столько зала, сколько желания банкетировать в Люксембургском дворце, где припеваючи размещались как сами директора, так и в целом Директория - между прочим, как раз с 4 ноября 1795), назначили под сурово-холодными сводами церкви Сен-Сюльпис, загадок и тайн которой хватило мне не только, чтоб написать о них уже целую трилогию, которя вскоре будет дополнена новыми Нескучными Заметками. Заинтригованному читателю, не ознакомившемуся с той трилогией в урочный час предоставляется новый шанс сделать это незамедлительно, кликнув по картинке ниже, ведущей к первой её части.

Как уже говорилось в трилогии, церьковь та согласно декрету Директории от 2 пририаля III года (21 мая 1795) горделиво именовалась Храмом Побед, и для усиления интриги по-секрету скажу, что от недавних революционных времен на церкви той, как и на многих церквях Франции, револионерами-безбожниками была оставлена разъясняющая надпись "Le Peuple français reconnaît l'existence de l'Être suprême et de l'immortalité de l'âme", что в переводе означает "Французский народ признает существование Верховного Существа и бессмертие души". Как известно ученому читателю из партийных первоисточников, мысль та Робеспьерова оказалась не только всесильною, но и воистину бессмертной, ибо пережила не только самого Робеспьера с революциею, но также Директорию, Консульство с двумя Империями, несколько Республик и вполне благополучно дожила до наших с вами благословенных дней: слегка задекорированная, как и всё в этой церкви, она не бросается в глаза непосвященным, но мой внимательный читатель разглядит её над церковным входом.

Эту надпись видели и глаза Наполеона Бонапарта, когда с тяжелой и диковинной египетской саблей на боку, он вошел под своды Сен-Сюльпис в компании генерала Жана Моро, нового командующего Итальянской армией, что то и дело проигрывала Суворову, не раз хвалившего "понимающего всё" генерала. Банкет за скудностью директорского бюджета, оказался чрезвычайно скромным, к тому же, в огромной и пустой церкви было довольно зябко - всё это не располагало к длительному банкетированию, и после пары тостов за успехи Наполеон откланялся, сославшись на недомогание: если рассчитываешь на успех предприятия, нужно тщательно разрабатывать его планы. Моро же, напротив, остался пировать - всегда соперничавший с Бонапартом, и унаследовавший после него Итальянскую армию, он был польщён, что после покинувшего банкет Наполеона внимание всех 750 собравшихся гостей было приковано лишь к нему одному.

Пировавшийся тогда Моро с годами убедится, как можно жить, победив в заговоре и неминуемо реализует свой собственный, ту нестерпимо зазудевшую у него идею, но поступки, ведомые одной лишь завистью всегда будут безуспешны - Моро будет схвачен и осужден. Как всегда, предателя с распростертыми объятиями охотно встретит Россия, и это именно Моро вместо почившего от пьяных утех Кутузова поручат вести русские войска на Париж, но французское ядро найдёт его на поле боя. Предавшего свои знамёна Моро похоронят в Петербурге напротив Кутузова, на Невском проспекте, д. 32-34, в храме святой Екатерины Александрийской — но даже ученые не смогут найти там его могилу.

Выйдя из Храма Побед (A) , Наполеон Бонапарт отправится правый берег, на переименованную в его честь улицу Побед (бывшую Шантеран), где он жил в особняке с Жозефиной. Самого особняка (B) увы, не сохранилось, лишь гравюра, что ниже, но улица Побед до сих пор цела и на том месте, где прежде стоял особняк, установлено нынче памятное бронзовое весло Филиппа Старка. Любопытно, что первой улицей, по которой предстояло пройти в тот день возвращавшемуся с банкета Наполеону, была улица Чугунного Горшка - по иронии судьбы, это ее впоследствии переименуют в rue Bonaparte!...  

Именно этому особняку, что на деньги Баррасса арендовала Жозефина у супруги знаменитого актера Тальма - впоследствии они весьма подружаться с Наполеоном, и суждено было стать настоящим штабом: именно здесь принимались первые решения, разрабатывался план и отдавались первые распоряжения.

Именно здесь два директора - Сийес и Роже-Дюко (последний, кстати, жил в доме No 5 на площади Вандом), обратились к генералу Бонапарту "в поисках шпаги" - двум заговорщикам нужна была военная поддержка. Именно здесь принималось решение об отставке третьего директора из пяти - Поля Баррасса, и лишь тогда Директория de-jure прекращала свое существование; Талейран согласился уговорить того подать в отставку за 2 миллиона отступных - Наполеону пришлось еще и финансировать операцию. Именно здесь Талейран посоветует Наполеону переговорить с министром полиции Фуше, чтобы блокировать все входы и выезды из Парижа на два дня - именно этого времени генералу Бонапарту хватило для того, чтобы стать Первым Консулом Республики.

Вся операция действительно заняла 48 часов: 18 брюмера Совет Старейшин, подогреваемый слухами о грядущем заговоре и финансами Бонапарта, принимает полезное и ключевое решение о созыве чрезвычайного заседания Совета Пятисот и о переносе "в целях безопасности" этого заседания из Дворца Бурбонов, что напротив площади Согласия, за пределы Парижа, в неизвестное заговорщикам место: им стал замок Сен-Клу, что всего в 10 километрах от столицы. Для обеспечения безопасности переезда и проведения заседания, генерала Бонапарта назначают командующим внутренними войсками Парижа (должность, которую прежде занимал Поль Баррасс), а Мюрат получает пост губернатора столицы Франции.

На следующий день все офицеры получают приказ собраться в парадной форме в 7-00 во дворе особняка на улице Побед; только тогда им объявляется о необходимости конвоировать Совет Пятисот в Сен-Клу. Четвертому директору, Гойе, Жозефина направляет записку с личным приглашением на завтрак - удивленный такой внезапной благосклонностью той, чьего внимания он так долго добивался, Гойе заподозривает неладное, но уже в 9-00 двух непозавтракавших директоров, в т.ч. и неявившегося на завтрак Гойе, блокирует в Люксембургском дворце отряд под командованием Моро - в целях охраны от заговорщиков.

На ключевых постах везде были расставлены свои люди - заседание Совета Пятисот в Сен-Клу проходит под председательством Люсьена Бонапарта, брата Наполеона. Страдающий от нетерпения Наполеон долго ждёт нужного решения, но оно всё никак не принимается; депутаты бурно обсуждают, все время отказываясь голосовать. Наконец, в компании двух гренадеров он врывается в зал, намереваясь самому выступить перед депутатами с проникновенным словом, но пасует перед почтенными риторами в кроваво-красных мантиях - те просто поднимают его на смех. От волнения он расцарапывает себе лицо, и лишь под прикрытием гренадеров едва выносит ноги прочь из зала. Казалось бы, игра проиграна! Люсьен отказывается от поста председательствующего и выбегает вслед за ним. И вот она мысль, послужившая переломной!.. Наполеон созывает было армию, но Люсьен обращается к солдатам, как председатель Совета Пятисот - "В зале полно заговорщиков, и вот что они сделали с вашим генералом!" Оцарапанное лицо Наполеона производит должный эффект на солдат и те хватаются за оружие. Мюрат прокричит знаменитое "А ну-ка вышвырните-ка их к ... матери!", - и гренадеры входят в зал.

К вечеру Лефевр собирает т.н. "актив", и несколько десятков депутатов, единогласно проголосовав, принимают нужное решение вместо пятисот: согласно ему, Директория объявляется низложенной, вместо которой создается временная администрация в составе трех консулов: Бонапарта, Роже-Дюко и Сийеса, которые будут править по очереди, при этом первым консулом, начавшим такую очередь почему-то избирается Наполеон Бонапарт - а почему именно он, узнает только тот, кто внимательно будет смотреть видеоролики об этом событии, что неприменно появятся вскоре!