КУЛЬТУРЫ ВТОРОЙ СВЕЖЕСТИ НЕ БЫВАЕТ

      В поддержку статьи Александра Зеличенко «Даешь общество хамов – мат или не мат?».
      Ну не разобрался маститый кинодеятель Самуил Клебанов, где кончается искусство и где начинается «голый натурализм». С ним, как говорится – всё ясно.
      Но вот по комментариям к статье – три замечания.
      Первое – из легкого жанра. Юрий Арсеенко:
       «А если я в разговоре с другом спускаю пары, то это никого не касается».
      Касается, Юрий. И еще как касается. Прежде всего – Вас самого.
      Вы сразу становитесь вдвое богаче. На морали. У многих – по одной. А у Вас их – аж две. Одна – для внешнего общения. Другая – для друзей. Правда, некоторые несознательные граждане называют это двойной моралью. Но стоит ли обращать внимание? Можно, пока никого нет близко, и на них, несознательных, «спустить пары». :-)
      Второе. Серьезно.
      Только триста лет назад мы стали брить бороды. Алексашка Меньшиков слыл при дворе невероятным чистюлей. Потому что купался в кадке регулярно. Раз в месяц.
      Еще 152 года тому у нас существовало самое настоящее крепостное право. С барами и холопами. «А спина так и гнется, так и гнется!». (С)
      Человека от животного отличает культура. И языковая, естественно. Выход из дикого состояния дается нам с большим трудом. Это непрерывное перетягивание каната. Рядом с Пушкиным идет Барков. С Буниным и Паустовским соседствует Алешковский и Лимонов.
      У Макаренко: заходит отряд в спальню, и все вытирают ноги. Но его прямо-таки бесило, когда кто-то из воспитанников приходил в спальню один и оставлял грязные следы. А зачем вытирать – никого ж нет? А он хотел видеть в них внутреннюю культуру.
      Культура – что общая, что языковая, она только тогда, когда - плод внутренней убежденности и потребности.
       «Да жизнь такая, что не возможно не заругаться».
      Что может быть страшнее и тяжелее войны? А вот у Симонова в «Солдатами не рождаются» начальник штаба не сквернословил даже на фронте. Художественный вымысел? Думаю, нет. Скорей всего, был прототип. Даже уверен. Потому что встречал людей с чистой речью и среди грузчиков, и среди строителей. Пахал и там и там. Знаю политзэков, которые за 5-7 лет отсидки не сказали ни одного грязного слова. Надзиратели – вовсю. А они – нет. Хотя и те и другие – топчут одну зону.
      С этой точки зрения просто поражает творчество Высоцкого. Родился и вырос в несладкой тоталитарной державе. Но его магнитофон был вне цензуры. Вот бы ему, втянув «косячок», «спустить пары». Но какой самоконтроль! Вся страна говорит «мент поганый», а у него «И меня два красивых охранника повезли…». Где-то он, кажется, подходит к черте. «Что-то неприличное на язык ко мне просится».
   
      Распространенье наше по планете
      Особенно заметно вдалеке.
      В общественном парижском туалете
      Есть надписи на русском языке.
   
      У него есть всё. И едкая сатира. «И думал противник, мне челюсть круша: «И жить хорошо, и жизнь хороша!». И русская бесшабашная удаль: «Я на Вачу еду – плачу, а обратно – хохочу!».
И лирика сидельца: «Покажьте мне хоть в форточку весну!». И эскизы пошляков: «А мне - плевать. Мне очень хочется!». Но – нет самой пошлости. Не говоря уже о скабрезности.
      Его песни не только развлекают. Они учат. Правда, тех, кто хочет и умеет учиться.
      Момент третий.
      Вспышки вульгарности охватывают любую страну в периоды смены моралей. Старая - уже уходит. А новая пока не укоренилась. И в эту брешь, почувствовав слабину, всегда врывается бескультурье. Вот и у нас, можно сказать, кодекс строителя коммунизма меняется на кодекс строителя капитализма.
      Но и это явление лишь надстроечного порядка.
      В фундаменте - смена типа экономик. Государственный капитализм заменяется классическим. Следовательно, прежний сорт руководителей страны вытесняется новым. Но новым лидерам надо еще приноровиться к ситуации, освоиться, подобрать кадры.
      И здесь проявляется все та же слабина уже на самом верху, что мгновенно улавливает и коррупция, и криминалитет.
      Так что, в переломные моменты наступление на языковую культуру - только часть общего наступления на порядок и устои нации. И здесь, как правило, всегда возникают Минины и Пожарские культуры. Такие, как Горький и Короленко в первые годы большевизма. Или Высоцкий и Окуджава - в завершающие.
      Но вернемся к Клебанову. Возможно, не всем понятна его логическая уловка. Наступление на свободу слова! Табуированные слова – часть нашего языка! Без них нет жизненной правды!
      Кинопродюссер, видимо, позабыл, что основное содержание понятия «свобода слова» - политическое. Это – возможность критики всесильного государства народом. Выражение протеста против несправедливости и насилия со стороны административных структур.
      И под этой маркой Самуил требует просто свободу вульгарной речи.
      Передергивание - особенно непростительное для деятеля искусств. Ведь стержнем и коренным отличием искусства от других форм человеческой деятельности – всегда была и остается эстетика. По мнению Андре Моруа, искусство – упорядоченная художником действительность.
      Это – та сфера, которая помогает нам избавляться от нашей «дикости». Которая облагораживает наши инстинкты. Фурье говорит, что степень свободы общества определяется отношением к женщине. А ведь культу женщины, культу любви, спасибо французскому рыцарскому роману, нет еще и пятисот лет.
      Кроме того, искусство, по определению, не допускает голого натурализма. В таком случае оно просто перестает быть искусством.
      Язык наш – не только средство общения, но и довольно-таки точный индикатор нашей культуры, где и одно слово может говорить о многом. Вот, скажем, если человека переполняют эмоции, то в этом случае говорят: ему надо выпустить пары. А спускают, как правило, не пары, а грязную воду, извините, штаны и тому подобное.
      Итак, слово – не воробей. Хотя и он любит барахтаться в пыли.
                                         Бобер Простоквашинский, 
                                               Пчёлка Медовухина