Даешь общество хамов - мат или не мат?

С интересом прочитал заметку Клебанова о запрете мата. И, честно говоря, поразился. Человек пишет на русском языке, но впечатление, что пишет инопланетянин. Не иностранец, а именно инопланетянин. Потому что очень непросто встретить иностранца, который понимает свободу слова, как свободу материться.  

Это феномен наш.

Что такое свобода слова? Это свобода публично выражать свои мысли. Причем здесь мат? Мат выражает эмоции определенного рода. Но никак не мысли. Мысли выражаются иными языковыми средствами.

Что такое свобода творчества? Это свобода создавать художественные образы, обладающие определенной эстетической ценностью. И опять же мат здесь не при чем. Эстетическая ценность создаваемых с его помощью образов (может быть, за редчайшими исключениями, которые сразу и в голову не приходят) настолько низка, что их и художественными назвать нельзя.  И тут неважно, матерились ли великие художники слова, и даже неважно, попадал ли их мат на бумагу. Не матерные эпиграммы сделали Пушкина Пушкиным.

Запрет на реалистичное отображение жизни? Продюсеру простительно этого не знать. Но реалистическое отображение не является копированием. Художественное отображение жизни не столько отображение, сколько преображение – создание новой реальности, отличающейся от реальности праообраза. И художесвенным такое отображение-преображение делает все то же самое эстетическое качество «копии». Эстетическое качество, разрушаемое при использовании «низкой лексики». Всегда разрушаемое? Скажем так – почти всегда. Исключения настолько редки, что разговор о них был бы не уместен в публицистической статье.

Право дееспособного читателя читать мат? Если раньше было непонимание, то здесь продюсер говорит со знанием дела – тут задеты его и его цеха интересы. «Писатель пишет то, что считает нужным, издатель издает то, что можно продать, а читатель покупает и читает все, что захочет». Звучит гладко, но лукавство несомненно.

Писатель считает нужным писать, а издатель издавать то, что читатель покупает. В этом нормальная логика писательско-издательского бизнеса. Но эта нормальная логика бизнеса не является ни нормальной логикой творчества, ни нормальной логикой эстетической жизни общества.

При такой логике литература начинает обслуживать низменную сторону человеческой индивидуальности, то есть заниматься делом, прямо противоположным ее социальной функции – становиться литературой растлевающей. Что мы и имеем сегодня на нашем свободном рынке.

Мат в литературе и искусстве для общества просто смертелен, так как он стирает грань между элитой и низами, между наиболее и наименее развитыми в эстетическом (и шире – в духовном отношении) гражданами. Тем самым уничтожается «разность потенциалов», которая и ответственна за духовную жизнь общества. Грубо говоря, хамы становятся элитой (и наоборот). А общество в целом становится обществом хамов. Нам не так далеко до такого «идеала демократии». Кавычки – потому, что нигде в западных демократиях ничего подобного не происходит. Это только мы, начав молиться богу свободы, никак не можем не разбить себе лоб.

И единственное, в чем нужно было бы согласиться с автором, это то, что не дело государства, не дело чиновников заниматься этими вопросами. В норме такой саморегуляцией должно было бы заниматься само авторское сообщество. Но в том-то и беда, и беда огромная, что по разным причинам наше авторское сообщество к такому самоограничению и саморегулированию просто не способно. Мешает, с одной стороны, простите мне грубое слово, глупость – неумение различать хорошие и плохие свободы. С другой – жадность. Гораздо проще кормить пипл тем, что ему хавать естественней. Это дает много больше, простите мне и другое грубое слово, денег. А всякие тонкие материи – про растление, про гражданский долг художника, - это всё вещи, о которых в среде «художественной элиты» и говорить-то неприлично, в лучшем случае, посмеются.

Но то, чего наши бизнесмены от искусства не понимают, - это то, что общество от такого «искусства» защищается само. Защищается обычно неосознанно и не очень эффективно, но временами очень бурно. И отказ от самоограничения в выборе изобразительных средств чуть раньше или чуть позже приводит к одному результату: общество начинает заниматься такой регуляцией само. При этом часто уничтожая вместе с псевдо-свободой и настоящую свободу творчества.

Впрочем, об этом наши геростраты тоже стараются не думать, полагая, что на их век им свободы хватит.