Моя полиция меня... Ч2

Но на другой день от веселого настроения старшего опера не осталось и следа. После селекторного совещания их вызвал Сивцов, и вид у начальника УР был довольно мрачный.
— Что вы там с этим Гаряевым делали? — глядя куда-то в угол, спросил он.
— Да чего… Ничего особенного, — ответил Юматов. — Все, как обычно… А что случилось?
— Да то, что он сейчас в прокуратуре, вот что! Заяву на вас кинул! И Бездольный вызывает вас двоих! Доигрались?! Сколько можно предупреждать?!
Сивцов ударил кулаком по столу.
— Ну, Самойлин еще желторотый, а ты, Сергей Иванович, стреляный воробей, понимаешь, чем дело пахнет! Хочешь местами с этим жуликом поменяться? Сейчас тебя Бездольный закроет, а его отпустит на все четыре стороны!
Никогда не унывающий Юматов повесил голову. Было видно, что он сильно озабочен, но сдаваться не собирается.
— Что я, для себя это делал? — зло спросил он. — Или я крайний?!
— Чего ты у меня спрашиваешь? — начальник УР попрежнему смотрел в сторону. Было видно, что он чувствует себя неловко. — У прокурора и спросишь…
— Я вас понял, Валерий Петрович! — с вызовом произнес Юматов, в упор глядя на начальника. — Значит, все в стороне, а я в бороне!
— Не ссы раньше времени! — Сивцов, наконец, перестал рассматривать ничем не примечательный угол. Его взгляд скрестился со взглядом старшего опера.
— Никто тебя сдавать не собирается! Я и к Барину схожу, и к Бездольному подходы поищем, и в областную прокуратуру руку запустим… Но, в конце концов, попался ты, а не я! Знаешь поговорку: «Каждый баран висит за свою ногу?»
— Знаю! Я ее каждый день жуликам говорю. Только я не баран! Если этих гадов не колоть, как давать раскрытия?
Сивцов махнул рукой.
— Чего ты мне детские вопросы задаешь? Ты в розыске уже девять лет, нечего из себя целку строить!
Юматов хотел что-то сказать, но сдержался.
— Я все понял! Разрешите идти?
— Давай. Ни пуха. Если что, пусть Вадим сразу бежит ко мне…
Старший опер скрипнул зубами.
— Вот ведь суки! — сказал он Самойлину, когда они спускались по лестнице. — Это ведь они нас заставляют «чернухой» заниматься. И преступления укрывать, и жуликов колоть! На фиг мне этого Гаряева бить, пистолетом пугать, топить? Чтобы результат дать! Если я начну нераскрытые преступления на отдел вешать — кто меня держать станет? Вот и приходится в дерьмо лезть… А влез — значит, сидишь у них на крючке: когда на каждого опера полно компромата, то все послушные и делают то, что велят. А кто начнет выступать — того вмиг выгонят или посадят!
— Кто это «они»? — робко спросил Самойлин, хотя и догадывался, какой будет ответ.
— Начальники! — скривил губы Юматов. — Система, короче! А когда прокололся — с тебя весь спрос! Будто все святые, а ты один негодяй!
Прокуратура находилась недалеко: в двух кварталах за углом. Но сегодня этот путь показался операм очень длинным. Они проделали его в молчании. Ярко светило солнце, ветер мел по раздолбанным улицам облака пыли. Сильно пахло бензиновыми выхлопами: машин в городе с каждым годом становилось все больше и больше.
Озабоченно спешили по своим делам сосредоточенные прохожие. В зарешеченную дверь кафе «Участок», весело щебеча, нырнули три девушки с голыми ногами, спинами, животами и плечами. Вадим проводил их взглядом. Чем привлекает девчонок живодерский интерьер с решетками, наручниками и туалетом в виде карцера?
— Надо нам открыть бар «Райотдел», — пошутил он. — Пусть в «обезьяннике» кофе пьют по стольнику чашка!
Но напарник ничего не ответил, он был погружен в свои мысли. Вадим уже понял, что с него спрос невелик: основной удар придется выдержать Юматову. И действительно, когда они уже подходили к двухэтажному старинному зданию с богатой, хотя и обшарпанной лепниной, старший опер произнес:
— Значит так, ты ничего не видел и ничего не знаешь. Если меня арестуют — беги скажи Сивцову… И потом, позвони адвокату Пыльеву, он у меня в обязаловке, пусть возьмется за мою защиту…
— Неужели могут сразу арестовать?
Юматов сплюнул.
— Всяко может быть… Бездольный — мужик крутой. И ментов не любит. Он уже у многих поперек горла стоит, убирать его будут. Но пока в силе, богует… Федотова за малым не посадил… Так у того и десятой доли моей вины не было! Ну, да ладно, посмотрим… Бог не выдаст, свинья не съест! Тем более, я никакой подозрительной машины не вижу, похоже, ни эфэсбэшников, ни уэсбэшников тут нет. А тогда кто арестовывать будет? Может, еще и прорвемся…
Они поднялись по крутой, обтянутой синим линолеумом лестнице. Секретарша в приемной посмотрела на оперативников, как на обреченных. В огромном кабинете прокурора на одном из многочисленных выстроившихся у стены стульев сидел Гаряев.
Оперативники переглянулись. Не так часто вор-рецидивист ищет у прокурора заступничества перед милицией!
Выглядел вор вполне прилично, как и подобает свободному гражданину великой страны: гладко выбрит, в отутюженных черных брюках и белой рубашке с засученными рукавами. Кисти рук с синими татуировками он скромно положил на колени. Где он взял новые вещи, оставалось только догадываться. Может быть, кто-то научил его пожаловаться в прокуратуру на ментов? И этот кто-то позаботился о том, чтобы придать ему внушающий доверие вид? Тогда все становится на свои места…
Сам Петр Сергеевич Бездольный сидел за старинным широким столом, покрытым зеленым сукном. Ему давно стукнуло шестьдесят, и он был консерватором: таких столов уже не сыскать ни в одном начальственном кабинете, а он свой недавно отреставрировал — обновил сукно, чтобы не нарушать привычную обстановку.
— Узнаете? — низким голосом прогудел прокурор. У него было одутловатое нездоровое лицо и заметные темные мешки под глазами. Наверное, почки не в порядке. Или спит плохо.
— Узнаете гражданина Гаряева? — повторил Бездольный и для верности указал пальцем.
Юматов и Самойлин покаянно кивнули. На вора, который сейчас должен изобличить их в злоупотреблении властью, они старались не смотреть.
— Вы думаете, что вы делаете? — в низком тембре ощущались угрожающие обертоны — предвестники громовых раскатов.
Бездольный был грузен, с резкими чертами лица и круглой, бритой головой. Его большие, навыкате, водянисто-голубые глаза блестели, как ледышки. Сейчас он олицетворял собой строгий и неотвратимый закон.
— Так он ворует всю жизнь, Петр Сергеевич… Его судят, а он ворует. Неисправимый… — невнятно пробормотал Юматов.
— Даже если он ворует, у него есть гражданские права! — громыхнул первый громовой раскат, и тяжелая ладонь принялась мерно похлопывать по зеленому сукну. — Разве вы имели право так с ним поступать?!
Юматов опустил голову и смотрел в давно не циклеванный паркет. Что тут можно сказать? Имел ли он право избивать задержанного, грозить ему оружием, пытаться утопить… Всего хитроумия опытного оперативника не хватало, чтобы придумать хоть какую-то видимость оправдания. И он уныло пробубнил:
— Так он ворует… Всю жизнь ворует…
Ладонь хлопнула по столу сильнее, хотя мягкое сукно пригасило звук.
— Это не основание, чтобы отбирать у него паспорт и военный билет!
В кабинете наступила звенящая тишина. На бледном лице Юматова промелькнула тень надежды. Но по инерции он продолжал повторять единственное пришедшее на ум оправдание:
— Он же ворует… И может скрыться…
— Да как вы смеете так рассуждать! — воскликнул прокурор. — Гаряев гражданин России! Разве можно отбирать у него документы?! Если он надумает устроиться на работу или… Или жениться! А вы лишаете его этой возможности! По какому праву?!
Самойлин не мог взять в толк, почему прокурор говорит о такой мелочи, а не о тяжких прегрешениях. А Юматов, очевидно, понял в чем дело. Он глубоко вздохнул. Лицо старшего опера несколько разгладилось и начало приобретать обычный живой цвет.
— Да если вы скажете, Петр Сергеевич, мы ему отдадим и паспорт, и военный билет!
— Конечно, я это скажу! Немедленно верните гражданину Гаряеву документы! И никогда, вы слышите — никогда! Так не поступайте! В следующий раз я поставлю вопрос о вашем наказании!
Юматов вздохнул еще раз. Он распрямил спину. Обычная энергия возвращалась к нему, наполняя силой, как воздух расправляет спущенный было мяч.
— Спасибо за подсказку, Петр Сергеевич! Сейчас мы этот вопрос закроем. Пусть идет с нами, я ему сразу все отдам!
— Не-а, — Гаряев закрутил головой. — Гражданин прокурор, я не хочу с ними идти… Пусть сюда принесут! Мне здесь спокойней!
Бездольный печально кивнул.
— Видите, до чего вы довели гражданина? Он вас боится! А разве должен гражданин бояться сотрудников милиции?! Своих защитников и заступников?!
— Конечно, нет, Петр Сергеевич! Исправимся! Сейчас Вадим принесет документы! Он парень молодой: одна нога здесь, другая — там!
— Молодой, а плохому учиться не надо, — прокурор назидательно поднял палец. — Вы же только окончили институт! Разве вас не учили, что документы отбирать нельзя?
— Так точно, товарищ прокурор! — отчеканил Самойлин. Он понял, что все обошлось, хотя не понял почему.
Когда они оказались на улице, Юматов захохотал и хлопнул новичка по плечу так, что чуть не сломал ключицу.
— Ну, все, пронесло!
— А почему он про все остальное не рассказал? — непонимающе спросил Вадим.
— Да потому, что все остальное для него в порядке вещей! — веселился старший опер. — Он ворует, мы его колем: так и должно быть! На что тут жаловаться? К тому же стучать западло, он по их понятиям не имеет права заяву кидать! А без документов ему деваться некуда, тут он вроде как вынужденно действует…
— Да-а-а, — протянул Вадим, удивляясь столь резкому изменению обстановки. — И что теперь делать?
— Да ничего! Сейчас отнесешь ему документы, он через час сдернет из города, и скатертью дорога!
— А кражи его раскрывать? — по инерции спросил Самойлин.
Юматов зло сплюнул, выругался и постучал ладонью себя по загривку.
— Да хер с ними, с этими кражами! Вот они у меня где сидят! Пусть Сивцов с Барином раскрывают! Я свою жопу больше подставлять не буду! По крайней мере с этим козлом я больше не связываюсь, — возвращаясь к реальности, уточнил старший опер через минуту, и тяжело вздохнул.

Вот такая вот… разница между русской и американской полицейской системой. Разница тем более удручающая, если учесть, что Россия занимает едва ли не первое место в мире по количеству полицейских на душу населения, а правопоряком и не пахнет. Давайте, попробуем разобраться, что к чему. И какие меры можно предложить для исправления. 
Первое, что сразу бросается в глаза – чисто специфическое, полицейское – это отношение к оружию. Полицейский из США Прокопчук получает в оружейке винтовку типа Ar15, помповое ружье, пистолет, электрошокер. Как гражданин – он имеет право купить себе еще пистолет и винтовку и наверняка они у него есть. У нас новичку отвечают – подожди, ты к нам присмотришься, мы к тебе присмотримся. 
Вопрос – к чему присматриваться? Если так ставится вопрос – так может, присматриваться надо было, когда человек в милицейское училище поступал? Когда он в нем учился? Если человеку нельзя доверять – зачем его учили? Зачем тратили государственные деньги? 
Это вопрос общий. Я ставил его в предыдущей статье «терпилы». Государственная машина – зиждется на насилии, от этого никуда не деться. И вопрос – кто и как применяет насилие от имени государства. У нас в стране – все больше и больше людей, которые закон не признают в принципе. Это ЗВЕРЬЕ – так его прозвали обычные люди, которые вынуждены терпеть все это, так его прозвали полицейские, которые имеют с этим дело. Межнациональная рознь начинается с малого. С лезгинки, которую танцуют со стрельбой в воздух, перекрывая дорогу. С избитого и порезанного паренька на дискотеке. С убитого веселой кавказской компанией парня. Со двора, который облюбовала кавказская компания и теперь туда не зайти. С изнасилованной джигитами девчонки.

С таджика, купившего квартиру и теперь продающего там героин. Со злобного шипения в спину «Погодите, мы еще вас выживем отсюда, за бесценок квартиру продадите и уедете». 
Вопрос – что все это такое? Ответ – это уголовные преступления. Самые банальные преступления, которые описаны в УК РФ, там же описано и наказание. Но если на это нет никакой реакции – то указанные действия вызывают уже межнациональную ненависть. Кавказцы становятся все наглее и наглее от безнаказанности. Русские все обозленнее и обозленнее. Ставится стальная дверь, покупается ружье. И рано или поздно – все это БОЙНЕЙ. И все потому, что когда то, по фактам вполне конкретных уголовных преступлений не были приняты меры. 
Еще раз подчеркну: наша главная проблема в области преступности, и одна из главнейших проблем общественной жизни вообще – в том, что существуют целые народы, которые ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕ ХОТЯТ ПРИЗНАВАТЬ ЗАКОН. Они соизмеряют свои действия с адатами, мнением сородичей, реальным или мнимым, но не с законом – плевать они на него хотели, и каждое его нарушение для них чуть ли не подвиг, удаль, знак статуса. Каждый безнаказанно совершенный проступок рано или поздно сменится на преступление, каждое безнаказанно совершенное преступление, даже легкое – в конце концов приведет к тяжкому преступлению, и в конце концов – в могилу. Почему это возможно? Потому что не работает, или работает с большими натяжками самый нижний слой реагирования. Говоря милицейским языком – те, кто работает на земле. 
У нас не такая плохая судебная система. У нас довольно эффективные спецслужбы – в конце концов, из крупных бандглаварей, тех, чье имя на слуху – в живых только Доку Умаров, остальные все уничтожены. У нас эффективные спецподразделения, причем как федерального подчинения, так и местного: вполне адекватная и годная даже для противостояния терроризму система ОМОНов и СОБРов в крупных городах, почти все сотрудники прошли через горячие точки, и имеют реальный боевой опыт, все это очень ценно. Но все это – срабатывает только в критических ситуациях. А в обычной жизни – нас защищает, простите, сопляк, который в милицейское училище пошел, потому что на нормальный юрфак не взяли, а оружие ему не доверил начальник РОВД (может и правильно не доверил – но надо тогда ставить вопрос, а зачем такой полицейский нам нужен)? Именно этот сопляк – первым сталкивается с агрессивной компанией молодых кавказцев, палящих в воздух из травматических пистолетов. С беспределом на дискотеках, с порезанными и убитыми людьми. С отморозками, за которыми стоит диаспора, адвокаты, семья, готовые впрячься, отмазать, перевернуть дело с ног на голову. А что творится в РОВД – Д.А. Корецкий описал с беспощадной точностью. Никакой помощи и поддержки – молодому оперу оттуда ждать не стоит. Плохому – да, плохому научат, без вопросов. А помощи и поддержки не будет. Прибавьте к этому отношение раздраженных, не верящих в защиту со стороны милиции людей – и вот вам картина маслом. Самый нижний, первичный слой реагирования на преступления разрушен, и пока мы его не воссоздадим, не отстроим – никакого правопорядка на улицах не будет, а межэтническое напряжение в обществе будет копиться. 
До тех пор, пока мы не построим нормальную «низовую» милицию, не выдадим ей оружие и не научим правильно применять – проблемы будут продолжаться. Вот представьте себе того же полицейского Прокопчука. Как думаете – сильное бы на него и его коллег произвели впечатление подонки, со стрельбой танцующие лезгинку, сильно бы они испугались? Ответ дает он сам.
— У нас нет такого, как в России, — предупредительный выстрел в воздух, — заряжая винтовку, говорит он. — Мы уж если достаем огнестрельное оружие, то сразу стреляем на поражение — два в грудь, один в голову.
…
— Не, сначала мы бы попытались их задержать, но очень жестко, как уголовных преступников. А вот если бы они стали сопротивляться, тогда да — два в грудь, один в голову.
Я кстати лично знаком с офицером, который еще в 1981 году чудом избежал срока за неправильное применение оружия – когда на них троих в парке напали семь жлобов и одному милиционеру уже нанесли черепно-мозговую травму (явно пытаясь отобрать оружие). Его тоже ударили по голове – а вот его напарник убил двоих и получил пять лет. Пока мы не дадим полицейским право без колебаний применять в таких случаях оружие на поражение – беспредел не прекратится. 
Вопрос номер два. Вы часто видите патрулирующих улицы работников полиции? 
Я часто захожу в отделение, и по делу и так, приходится общаться с теми, кто работает на земле. Первое что бросается в глаза – в любое время дня и ночи в РОВД есть люди. Днем их полно, ночью – немного, но есть. И возникает вопрос: если это полиция, то она должна нас защищать. Но что она тогда делает в здании РОВД – это она нас так защищает, не выходя из кабинета?
Работники полиции практически не патрулируют. Как только какой-то праздник или общественное мероприятие, или усиление – всех отрывают от работы и бросают на улицу. Усилений – полно, как только что-то произошло – объявляют усиление, потому что есть бюрократическая традиция «принятия мер». Произошло что-то резонансное – всех на усиление. Выдержать такой тяжелый, рваный режим работы – нормальному человеку невозможно. Чаще всего – большое количество полицейских в каком-то месте не только не предотвращает беспорядки, но их и провоцирует. 
В то же время у нас есть ГИБДД. Которое вместо того, чтобы патрулировать – стоит на дороге, свистит и дань взимает. И на аварии выезжает, фиксирует. Но с обычными преступлениями – они не занимаются. И тоже – проезжаешь стационарный пост – около поста обязательно ДПС, сразу несколько экипажей. Тормозят, проверяют документы, фуру обязательно затормозят. Зачем все это? Что, от проверки документов преступность уменьшится? Навряд ли, только дополнительное раздражение водителям, законопослушным кстати людям. На въезде в городах – у нас как будто Шамиля Басаева встречать собрались – при том, что если он или его последователи куда-то поедут, то скорее всего доедут куда считают нужным. Это при том, что для контроля скорости можно применять камеры – фиксаторы, которые, несмотря на цену за месяц – полтора окупаются и взяток не берут, а проверка, например машин на угон – с этим справятся спутниковые противоугонки и камеры, позволяющие распознавать номера машин. В Британии – практически весь Лондон в камерах, и совершить преступление, чтобы его не засняли – почти невозможно.
Короче говоря: пока полицейский будет сидеть в здании РОВД, или на стационарном посту, а не на дороге, в районе, там, где и совершается преступление – нам он ничем не поможет. Вся работа российской полиции – это не поддержание правопорядка, а раскрытие уже совершенных преступлений и правонарушений. Кстати, американский полицейский Прокопчук свою задачу понимает очень четко. 
— Слушай, моя задача — не нарушения коллекционировать, а порядок поддерживать. У меня нет плана по оштрафованным, зачем мне терроризировать население? Ну, отвлекся человек, с кем не бывает. Ты же видел — я пробил его по компьютеру, у человека чистый record, передо мной добропорядочный гражданин. Вот если бы у него уже было несколько таких нарушений, я бы его остановил по полной программе.
У нас же – основная задача это зарегистрировать поменьше преступлений и раскрыть те, которые зарегистрировал. Любой ценой. Ловят немногих, но кого поймали – вцепляются мертвой хваткой вне зависимости от вины. Зашибись.
Выход на мой взгляд – видится вот в чем. Кардинальная реформа МВД. Основой – должна быть патрульная полиция. То есть – полиция, которая не сидит по кабинетам – а находится на улицах, патрулирует. И полиция эта – должна быть местной. Задача – патрулирование местности, поддержание правопорядка, задержание преступников. Если преступление тяжкое или неочевидное – сразу вызывать ФБР для сбора улик и следствия. 
Раскрытие преступлений – передать ФБР, то есть Следственному комитету по нашему. Всех дознавателей – в ППСники, наиболее талантливых – в СК. ГИБДД упразднить вообще, патрульная полиция – должна заниматься и дорожно-транспортными происшествиями, и борьбой с преступностью одновременно. Тогда – у ДПСников не будет времени ни за кустиком сидеть, ни фуры тормозить и документы проверять. Все это лишнее. 
Забрать из МВД все лишнее. Создать единый Государственный центр разрешений и лицензирования и передать туда все функции по лицензированию и выдаче разрешений, включая выдачу водительских прав и разрешений на оружие. Пока этим будут заниматься структурные подразделения МВД – толку не будет. Единый центр лучшего всего поручить Минюсту. ИНН – должен стать единым сквозным номером для всего, включая права и разрешение на оружие – для простоты. 
По преступлениям небольшой и средней тяжести – ввести американскую систему, когда дознание не производится, просто все улики направляются в прокуратуру, а та уже решает, передавать дело в суд или нет. Штат прокуратуры придется расширить, сделав основной ее функцией не надзор за соблюдением законодательства как сейчас – а поддержание обвинения в суде. За преступления небольшой тяжести – отменить наказание в виде лишения свободы вообще, оставив только штраф и обязательные работы. Для них же – ввести понятие «сделка со следствием», когда человек признает вину в обмен на нетяжелое и заранее оговоренное наказание. 
Возникнет вопрос – каждому полицейскому тогда будет нужна машина. Ну, не каждому, а одну на двоих – но да, каждой паре полицейских нужна будет машина и бензин. И компьютер с выходом в интернет в машине. И обязательно оружие, а не отговорки в стиле «как бы чего не вышло». И это будет стоит денег. Но во-первых – Грузия пошла на это, будучи намного беднее нас. Во вторых – а то, что есть нас устраивает? Люди сидят в РОВД, мы им зарплату платим – за что? За то, что они штаны просиживают? Задержанных избивают? Давайте посмотрим – сколько нам надо патрульных полицейских, сколько мы можем себе позволить по бюджету. Но это будет дешевле, чем платить зарплату в отсутствие результата. Кого-то придется сократить – пусть идут работать. Рабочих рук не хватает. 
Взятки? Тоже решаемый вопрос. Сейчас есть веб-камеры, которые крепятся на оружие, на шлемы. Купить каждому полицейскому вместо фуражки шлем с камерой. Заодно, снимается вопрос, было или нет – куда смотрит полицейский, туда смотрит и камера, все снято. 
Третье. Немного отходя в сторону. 
Американская система в чем-то примитивна, но в то же время правильна. Например, простое правило: кто первый ударил, тот и виноват. Простое и понятное правило, не допускающее двойных толкований. В то время как у нас – полны улицы «наезжантов», причем чаще всего – кавказской национальности. Ни для кого не секрет – кавказцы переходят к рукоприкладству легко и непринужденно, особенно когда они в стае. Давайте, введем такой же закон. И все, что будет потом – трактовать уже из расчета: кто первый ударил, тот виноват во всех последствиях. Просто и понятно.
Или вот это. 
— Так он ворует всю жизнь, Петр Сергеевич… Его судят, а он ворует. Неисправимый… — невнятно пробормотал Юматов.
Так может быть, ввести и у нас систему трех страйков? И просто определять таких на пожизненное или на поселение в Сибирь или того лучше на Кавказ. А что? Вот пусть крутые кавказские парни в местном филиале «Белого лебедя» крутость свою и показывают. И это еще что –ворует. Я помню дело когда у человека – три судимости еще с советского времени, и он опять задержан, и все за одно и то же – изнасилование детей, мужеложство. Этот тоже неисправимый, его выпустить – он дальше пойдет насиловать. Так может не выпускать? 
Вот как то так