Как нам реорганизовать РПЦ, или Антибелковский

На модерации Отложенный

 

Стараниями Кобзона, Клинцевича, Гаттарова и других озабоченных судьбами русского православия депутатов и сенаторов предложения Белковского по реформе РПЦ МП стали широкоизвестны, а для их автора СКР стахановскими темпами плетет мученический венец.. Недурной информационный повод излить желчь и досаду или просто вволю пошутить.

Но меня статья Белковского привлекла другой возможностью – возможностью обсудить суть его предложений.

Понятно, что церковь 21-го века, которая пытается остаться такой же, какой она была в 14-м или 4-м, обречена на пребывание на задворках общественной жизни (в России она там и пребывает уже добрые 300 лет, а если присмотреться повнимательней, то и дольше).

И дело здесь не в сервильности, не в вечной готовности справляться у любой власти –  царской, советской или просто бандитской – «Чего изволите-с?». И не в нравах клира здесь дело: воспетая Чеховым любовь дьячков к черной икре, ставшая в наше время любовью к дорогим авто и царской роскоши, - это все не причины, а только следствия болезни церки.

Дело в том, что церкви нечего сказать обществу. Каким-то людям общества ей есть что сказать. А обществу в целом – нечего.

Почему так? Белковский обозначил причину в своей жесткой манере – в церкви нет Бога. Я выражусь аккуратней: Бог в церкви спрятался так хорошо, что людям церкви Его невозможно, ну, чтобы быть уж совсем точным, почти невозможно встретить.

Церковь остается музеем христианства. В сегодняшней растерзанной России к ней вернулась и дореволюционная роль просветительницы самых темных масс – «церковно-приходской школы». Но всего этого недостаточно для того, чтобы исполнить свое истинное предназначение духовной водительницы народа.

Что с этим делать? Ведь народу нужны духовные водители и водительницы.

Белковский предлагает церковь распустить и построить заново. Не очень понимаю, к кому персонально адресовано это предложение, но в его первой части большого смысла я не вижу.

Зачем распускать? Не надо никого разгонять. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

А вот что касается построить заново, тут Белковский как раз вполне актуален. Есть такая необходимость, и очень острая необходимость – строить новую церковь. Без этого нам не обойтись.

Вопрос только, как ее строить?

У Белковского и здесь свои предложения – «3 К»: конфедерация, конфирмация, катехизация.

Все три вполне разумны с поправкой на то, что использование политологического «конфедерация» в данном контексте кажетяя не вполне уместным. По поводу всех трех можно и нужно говорить, каким содержанием их следует наполнять.

Особенно важно это как раз в отношении «конфедерации»: институт духовного водительства не может строиться только на демократических принципах.

Необходимо, чтобы церковная иерархия была и иерархией духовной, то есть чтобы чем человек духовно более развит, тем более высокое место он занимал в иерархии. «Чистая» демократия этого не обеспечивает. Кроме того, конфедеративные отношения верха и низа (например, епископов с приходами) не смогут работать как приводные ремни в машине духовного водительства, где слово более высокого менее высоким должно быть словом учительским, наставническим. Церковь будущего – это школа духовного роста, и жизнь такой школы не должна превращаться в вечный праздник непослушания.

 Но главный недостаток предложений Белковского не в их недостаточной проработанности, а в неполноте. Они не затрагивают главного.

Что это за главное? Главное – понимание сути христианства и вытекающее из них понимание содержания церковной жизни. Именно здесь невозможно консервировать ни понимание полуторатысячелетней давности, ни даже столетнее. Конечно, в церкви всегда, и полторы тысячи лет назад были люди, у которых есть чему поучиться и самым современным христианам. Но не эти гиганты определяли лицо «массового христианства», которое почти всю историю христианства было раскрашено суевериями.

Я говорю не столько о самой догматике, сколько о понимании догм. Сегодня это понимание необходимо должно быть другим, не таким, к какому привыкли христиане за два тысячелетия. Сам центр тяжести учения должен сместиться с вопросов онтологических и исторических на вопросы психологические, психотехнические.

Христианство – это не история о том, как нас однажды кто-то спас, а рассказ о том, как нам жить, чтобы спастись самим. Христианство – это наука о методах духовного развития, говоря современным языком, о психотехнике развития сознания. И отдельного человека, и общества в целом. Именно в этом его непреходящая ценность.

Конечно, сути и смысла духовного развития нельзя понять без некоторого знания онтологии, но и онтологические представления современного человека должны качественно отличаться от веры в могучего мужика, который сначала сделал мир так, как мы делаем табуретку, а теперь управляет сделанным им миром так, как менее могучие мужики управляют странами, партиями, компаниями, семьями, лошадьми и т.д..

Изменения в догматике неизбежно повлекут за собой и изменения во всем строе церковной жизни, начиная от литургии. Строителям новой церкви здесь предстоит огромная работа с тем, чтобы сохранить все ценное, отбросив при этом все ветхое. Разобраться, что есть ценное, сущностное, а что есть ветхое, порой будет очень непросто.

Вот о чем следовало бы сегодня думать, а не о судьбе тех или иных персоналий, оказавшихся по воле рока на тех позициях, на которых они оказались.

Очень мало даст замена одних персоналий на других, если мы оставляем все здание нетронутым. Новое вино не вливают в старые мехи.