Страшные цифры ВЦИОМ - 1. Как это делается

На модерации Отложенный

ВЦИОМ вбросил новую пугалку «Народ хочет Сталина». Народ встрепенулся. «Мы хотим Сталина?» - подумали одни. «Ну, и народ у нас!» - возмутились другие. Мне уже приходилось писать, как работает ВЦИОМ и как они получают нужные цифири. Покажу еще раз на этом примере.

Итак, вопрос. «Как Вы в целом относитесь к Сталину?».   

Казалось, на такой вопрос нужно предложить  от 2 до 4 альтернатив ответа (либо «положительно-отрицательно», либо «положительно-нейтрально-отрицательно», либо «резко положительно-скорее положительно-скорее отрицательно – резко отрицательно»)  и возможно дать опрашиваемым одну-две возможности уйти от ответа («не знаю», «не хочу отвечать»).

Что делает ВЦИОМ? Вместо этих простых альтернатив они предлагают 6 описаний модальностей отношения, причем описания положительных полюсов сами позитивны или, как минимум, нейтральны, то есть не порицаются в нашей культуре и поэтому в них не стыдно признаться, а описания отрицательных полюсов – сами отрицательны, неодобряемы.

Ну, в самом деле, кто захочет сознаваться, что он кого-то боится, чем-то раздражен или ненавидит? Иное дело восхищаться, уважать, симпатизировать.  А вот замени «восхищаюсь» на «преклоняюсь», а симпатизирую» на «влюблен», и голоса распределятся уже совсем иначе.  То же самое произойдет, если «со страхом» заменить, например, на «с презрением».

А вместе с тем, сколько из людей, относящихся к Сталину негативно ответили «с уважением». Ведь уважать врага (да и любого человека) – это вполне естественно и социально никак не порицаемо. В отличие от «боятся» или «раздражаться», выбирая которые человек как бы расписывается в собственной слабости и чуть ли не в личностной несостоятельности.

Проще говоря, опрос ВЦИОМА устроен так: «Ты относишься к Сталину хорошо или ты беспомощный хлюпик, а то и вообще человеконенавистник?». Какие должны быть результаты у этого опроса?

Я написал про полюса отношения, но это не совсем так: 3 выбранных положительных модальности («восхищение», «уважение», «симпатия») не противоположны по смыслу трем негптивным модальностям («неприязнь или раздражение», «страх», «отвращение или ненависть»). Более того, неприязнь и раздражение, как и отвращение и ненависть, вообще не синонимы.

Сделано это, конечно, не случайно. Таким образом отвечающий отвращается от выбора негативного отношения, так как не находит описания именно  своего отношения: «Ну, как же, Сталин мне неприятен, но я же на него не раздражен. Значит, это не мой вариат. А уважаю ли я его? Мерзавец, конечно, но каких дел натворил. Значит выберу «уважаю»».  

Если бы исследователей интересовал анализ смысловой структуры отношения к Сталину, то они должны были бы предложить выбор между парой антонимов, описывающих действительно разные полюса одной и той же модальности оношения: «плохой человек – хороший человек», «притягательный – отталкивающий», «храбрый – трусливый», «эгоистичный – альтруистичный», «испытываю симпатию – испытываю антипатию», «уважаю – презираю», «восхищаюсь – негодую», «ненавижу – обожаю» и т.п.. Но в данном случае в таком тонком анализе просто не было нужды.  

Нужда была совсем в другом.