Русский путешественник

Путешествия Миклухо-Маклая в свое время привлекли внима­ние лучших людей России и Западной Европы. Они действи­тельно были необыкновенны.Он являлся один, безоружный, в па­пуасские деревни северо-восточ­ной Новой Гвинеи, где до него не было ни одного европейца. Маклай не имел никаких сведе­ний о языке папуасов и ничего не знал об их культуре и быте. Однако это не помешало ему за­воевать громадный авторитет, об­щую любовь и уважение тузем­цев. Прозвище «Маклай-друг» сопровождало его по всему бе­регу залива Астролябии, а впо­следствии и в других местах, в которых ему случалось прожить сколько-нибудь продолжительное время.

Чем же прославился Миклухо-Маклай и что дает право при­числить его к лучшим предста­вителям русской национальной культуры и рассматривать осно­воположником передовых течений в мировой антропологии и этно­графии?

Николай Николаевич Миклухо-Маклай родился 17 июля 1846 г. в селе Рождественском, Боровичского района Новгородской гу­бернии. Отец его Н. И. Миклухо-Маклай служил инженер-капитаном на Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороге.

После смерти отца в 1857 г. Николай Николаевич поступил во 2-ю Петербургскую гимназию и, не закончив курса, в 1863 г. был зачислен вольнослушателем отделения естественных наук физико-математического факуль­тета Петербургского универси­тета. Через год он был исключен оттуда без права поступления в любое высшее учебное заведение России за связь с народовольцем Сухановым.

С этого времени начинаются странствия Маклая по земному шару. Для прохождения курса высшей школы он уезжает за границу, в Гейдельберг. Про­учившись два года на философском факультете Гейдельбергского университета, он переселился в Лейпциг и затем в Иену, где слушал лекции по медицине и естественным наукам. В Иене в это время читал лекции естество­испытатель-дарвинист Э. Геккель.

В 1866 г. Геккель привлек Миклухо-Маклая к участию в большом путешествии на Ма­дейру, Тенериф и Канарские острова, где Маклай анатомиро­вал губок, исследовал мозг хря­щевых рыб и изучал влияние среды на морские организмы.

Любовь к путешествиям при­вела его в 1869 г. на коралловые рифы Красного моря, где он ис­следовал морскую фауну и пы­тался установить связь ее с фа­уной Индийского океана. Изну­ряющая тропическая жара, лихорадка, голод и постоянные угрозы со стороны арабов не сломили мужества путешествен­ника.

Изучив берега Красного моря и быт арабов, Маклай вернулся через Константинополь и Одессу в Россию.

Сделанные Маклаем за грани­цей работы обратили на себя внимание академика К. М. Бэра. Он поручил Маклаю изучение в Зоологическом музее Академии Наук коллекции губок, собран­ных самим Бэром и известным исследователем дальневосточных морей Вознесенским.

По окончании своей работы Маклай подал в Совет Русского географического общества запи­ску о предполагаемых им иссле­дованиях в Тихом океане. Его горячо поддержали географы Се­менов, Бэр и Литке.

Проект был одобрен 20 ноября 1869 г. в заседании отделения физической географии, и Нико­лай Николаевич получил денеж­ное пособие в размере 1200 руб­лей на приобретение научного инструментария.

Учтя опыт русских и иностран­ных ученых, Маклай тщательно разработал 55 пунктов программы исследований по зоологии, фи­зической географии, метеороло­гии, этнографии, антропологии и политической экономии. В каче­стве области работ он первона­чально запроектировал северную часть Тихого океана, гранича­щую с русскими морями, а глав­ным предметом исследований — зоологию. Позднее, однако, экс­педиция была официально утвер­ждена и направлена для антро­пологического и этнографиче­ского изучения экваториальных областей Тихого океана, а имен­но, района залива Астролябия на северо-восточной Новой Гвинее.

8 ноября 1870 г. Миклухо-Мак­лай отправился на Новую Гвинею на борту корвета «Витязь». В за­лив Астролябии «Витязь» прибыл 19 сентября 1871 г. Так был на­чат почти двенадцатилетний пе­риод пребывания Миклухо-Маклая под тропиками. В эти годы развернулись во всю ширь и мощь необыкновенные дарования этого замечательного человека. За двенадцать лет он исследовал громадную территорию Индоне­зии и Океании. Он совершил три путешествия на берег северо-вос­точной Новой Гвинеи, две труд­нейших и опасных поездки на Малакку, две — на южный берег Новой Гвинеи, два больших путе­шествия по островам Микронезии и Меланезии и несколько более мелких — на Филиппины и на Полинезийские острова.

Только в 1882 г. Маклай вер­нулся в Россию и с большим успехом выступал в Петербурге с публичными лекциями-доклада­ми о своих путешествиях. За его работы по антропологии и этнографии Московское общество любителей естествознания при­судило ему большую золотую медаль.

На обратном пути в Австралию (в 1883 г.) он в третий и по­следний раз посетил названный его именем берег («берег Маклая») залива Астролябии, с которым связана лучшая и са­мая ценная часть его науч­ных исследований. Годы 1883 — 1886 он работал в Австралии. В 1886 г. он вернулся в Рос­сию с проектом организации смешанной русско-туземной ко­лонии в Океании. Царское пра­вительство отклонило этот про­ект. 13 декабря того же года Маклай подарил Академии Наук свои обширные этнографические коллекции, собранные во время путешествий.

Непрерывный, самоотвержен­ный труд, неимоверные лишения во время путешествий и посто­янные тропические заболевания рано истощили его организм. К тому же он совершил одну непоправимую ошибку: в 1887 г. он переселился в Петербург: при его состоянии здоровья было очень рискованно сразу пере­ехать из сухой и теплой Австра­лии в Петербург с его сырым, холодным климатом. Не прошло и нескольких месяцев со времени приезда в Петербург, как он захворал — «невралгией и ревма­тизмом», как гласил официаль­ный диагноз, и 14 апреля 1888 г. скончался в клинике Вилье.

В 1940 — 1941 гг. Институт этно­графии Академии Наук СССР издал первые 2 тома работ Н. Н. Миклухо-Маклая.

Остановимся на пребывании Миклухо-Маклая на берегу зали­ве Астролябии и о его антропо­логических и этнографических работах.

Берег залива Астролябии, как уже сказано, не был посещен до Маклая ни одним европейцем, Не было здесь, как это выяснил Маклай, и малайцев. Николай Николаевич нашел здесь перво­бытные человеческие племена. Папуасы берега залива Астроля­бии находились на таком уровне общественного и культурного раз­вития, который Морган и Энгельс определили как низшую стадию варварства. У них не было ме­таллических орудий, но было довольно хорошо развито гончар­ное производство. Они знали огородничество и имели трех до­машних животных — свинью, со­баку и курицу.

Миклухо-Маклай определил об­щую численность населения па­пуасских деревень района залива Астролябии в 3000 — 4000 человек. Характерна множественность языков. Обычно жители несколь­ких деревень объединены об­щим языком. В деревнях, от­даленных одна от другой на расстояние 4—5 км, говорят на совершенно различных языках. Так, язык жителей деревни Богати, лежащей в 5 км от деревни

Бонгу, отличается от их языка примерно, как английский от немецкого.

В дневнике первого пребыва­ния Миклухо-Маклая на берегу залива Астролябии записано день за днем, как он начал свою ра­боту, очутившись молодым человеком 25 лет в чуждом климате, в незнакомой обстановке, среди людей низкой культуры, языка которых он не понимал.

Замечательны страницы, в которых описана первая встреча с туземцем. Маклай подъехал к берегу на корвете «Витязь». По светлой зелени кокосовых пальм он заключил, что в прибрежном лесу должна находиться деревня папуасов. Удобный для стоянок туземных пирог (лодок) песчаный берег позволял предположить, что можно найти и тропинку, ведущую в деревню. Это ему действительно удалось. Обуревае­мый желанием поскорее увидеть своими глазами селение перво­бытного по культуре племени, он, не отдав никаких распоряже­ний спутникам, бросился вперед и, ни секунды не задумываясь о возможности опасности, добежал по тропинке до папуасской де­ревни. Маклай был очарован открывшейся перед ним карти­ной: приветливая, опрятная деревня, с хорошо утоптанной пло­щадкой посередине, белые крыши

Заметив папуаса, бросившегося в кусты, Маклай подбежал к нему, приглашая его знаками остановиться, и показал, что хо­чет дать ему кусок материи. Папуас принял подарок и обвя­зал этой красной тканью голову. Эту сцену, очевидно, видели притаившиеся в кустах другие жители деревни и начали с раз­ных сторон выходить на пло­щадку. Маклай всячески старал­ся привести каждого на сере­дину площадки и щедро наделял подарками — бусами, гвоздями, рыболовными крючками и поло­сками красной материи.

Уже в первое время Маклай заметил, что больше всего ту­земцы ценят вещи, которые можно превратить в орудия произ­водства. «Туземцы здесь,— пишет он в своем дневнике,— народ практичный, предпочитающий вещи полезным безделкам. Ножи, топоры, гвозди, бутылки и так далее они ценят гораздо более, чем бусы, зеркала и тряпки, которые хотя и берут с удоволь­ствием, но никогда не выпраши­вают, в противоположность ве­щам, упомянутым раньше».

Но Маклай совершенно пра­вильно решил, что на одних по­дарках нельзя построить проч­ных дружественных отношений с туземцами. Надо было завоевать в их глазах авторитет. Маклай решил не навязываться папуасам в гости. Он выбрал для своего жилья уединенное место на расстоянии 1 км от ближайшей деревни. живя здесь, он мог быть спокоен, что не до­кучает своим соседям в качестве непрошенного свидетеля их по­вседневной жизни. Тут, на мысе Обсервации, по-туземному—Гара­гаси, матросы «Витязя» и постро­или ему жилище.

В том, что потребуется нема­лый срок, прежде чем папуасы начнут относиться к нему по-дружески, Маклай убеждался не раз, когда приходил в деревни папуасов внезапно, без пригла­шения. Иногда даже жизнь его подвергалась опасности — в него пускали стрелы, и поведение не­которых туземцев было явно угрожающим. Из этих случаев он сделал вывод, что его сила «дол­жна заключаться в спокойствии и терпении».

Первые пять месяцев пребыва­ния Маклая в Новой Гвинее большинство папуасов чуждалось его. Они часто указывали ему на море, как бы предлагая уда­литься туда, откуда он пришел. Однако, спокойное и откровенное поведение Маклая было доволь­но скоро оценено отдельными туземцами. Помогали и условия его общения с ними. С одной стороны, их явно заинтересовал этот своеобразно одетый белоко­жий человек, жилище которого было полно различных замысло­ватых предметов, и они охотно его навещали. С другой стороны, эти визиты ставили его в выгод­ное положение — не он просил их о чем-нибудь, а они его. Благо­даря этому Миклухо мог легче научиться языку ближайших папуасских деревень, так как ту­земцы вели себя спокойно.

Изучение языка потребовало громадных усилий и подвига­лось, особенно на первых порах, крайне медленно. Было неверо­ятно трудно узнать самые обыч­ные слова: «да», «нет», «дур­но», «хочу», «холодно», «отец», «мать» и многие другие. Легко узнать названия только того, на что можно указать паль­цем, остальное узнается лишь случайно или при помощи спе­циальных приемов. Только на пятый месяц своего пребыва­ния в Новой Гвинее Маклай узнал, как по-папуасски — «утро», «вечер», «хорошо», «дурно». Для того, чтобы узнать, как будет «хорошо», Маклай применил остроумный прием: он попытался сначала узнать значение слова «дурно». С этой целью он стал давать папуасам горькие, кислые и соленые вещества, прислуши­ваясь к тому, что они при этом говорят. Оказалось, что «дурно», «нехорошо», «скверно» выражают­ся словом «борле». После этого было уже легче узнать значение противоположного слова — «хоро­шо» (по-папуасски — «ауе»).

Имела значение и его наблю­дательность. Маклай заметил, что туземцы прячут от него женщин и детей. Он взял по­этому за правило предупреждать туземцев о своем приближении к деревне громким свистом, чтобы дать время женщинам и детям спрятаться. Эти внимание и такт были должным образом оценены.

Через пять месяцев по прибы­тии один случай ускорил его сближение с папуасами. Па­пуас Туй из деревни Горенду, всегда благожелательно относив­шийся к Маклаю, был ранен в голову свалившимся на него де­ревом. Рана оказалась глубокой и опасной. Маклай сделал ему перевязку, ухаживал за ним и добился его выздоровления. На­селение деревни Горенду воспри­няло заботу Маклая как услугу, оказанную всему коллективу, и с той поры отношение к Маклаю изменилось. По предложению Туя туземцы познакомили Нико­лая Николаевича со своими же­нами и перестали прятать при его приближении женщин и де­тей. Их примеру последовали жители других окрестных дере­вень. Маклая начали приглашать на все торжественные события — на праздник урожая и др.

Установление дружественных отношений с папуасами Новой Гвинеи позволило Маклаю сде­лать много наблюдений по ан­тропологии и этнографии. Впо­следствии он продолжал их в Малакке и на различных остро­вах Океании.

Очень любопытны и ценны его наблюдения над псевдорасовыми признаками. До Маклая некото­рые путешественники отмечали жесткую кожу, непохожую на кожу европейцев, когтеобразные ногти и особое устройство стопы как расовые признаки папуасов. Маклай разбил эту «теорию» и выяснил причины, породившие эти черты. Он доказал, что су­хость кожи развивается с воз­растом благодаря смазыванию ее глиной. Толщина же ногтей в свою очередь объясняется необхо­димостью заменять ими при мно­гочисленных ручных работах отсутствующие у них разнообраз­ные орудия и инструменты.

Таким образом, здесь речь идет не о наследственных расо­вых признаках, а о влиянии ин­дивидуального приспособления к производственным условиям. Эти особенности развиваются под влиянием усиленного упражне­ния.

Сходным образом объясняется и то, что у папуасов между боль­шим и указательным пальцами правой н₁оги имеется промежуток около 2¹/₂ сантиметров. Папуасы развивают у себя способность схватывать предметы ногой. Маклай однажды видел, как папуас Туй убивал в мелкой воде рыбу камнем и затем вынимал ее из воды правой ногой, крепко зажав между большим и указа­тельным пальцами.

Стремление использовать ножные пальцы для захватывания предметов появляется еще в дет­стве и объясняется тем, что папуасы вовсе не имеют обуви.

До работ Маклая считалось, что волосы у папуасов растут на теле якобы пучками. Густота и пушистость волос на голове не позволяли выяснить, как они распределены. Но, присматри­ваясь к волосам на висках, за­тылке и верхней части шеи у взрослых, Маклай нашел, что группировки волос в пучки не существует.

Маклай описал свои многочис­ленные наблюдения над высокой природной одаренностью папуа­сов. Вот одно из них. Однажды Маклай делал набросок бухты Константина и пользовался при этом консультацией своего добро­желателя, папуаса Туя. «Слушая названия, я, разумеется, записы­вал их на той же бумаге, сделал набросок всей бухты, отмечая относительное положение дере­вень. Туй это понимал, и я не­сколько раз проверял произношение названий деревень, про­читывая их громко, причем Туй не только поправил два назва­ния, но и самый набросок кар­ты». Надо иметь в виду, что Туй не видел ни разу в жизни не только карты, но и куска бумаги.

Получая от Маклая новые и незнакомые материалы, папуасы выделывали из них новые ин­струменты, которых прежде не имели, или же начинали упо­треблять эти материалы вме­сто тех, которыми пользовались раньше.

Маклай сделал также замеча­тельные наблюдения над кропот­ливой трудовой учебой людей, в совершенстве овладевающих тех­никой отшлифованных каменных орудий. Он не раз пишет о не­преодолимых трудностях работы посредством каменных орудий для человека, не прошедшего с детства соответствующей учебы: «…ка­менный топор может быть годен и полезен только в руках опыт­ного человека, непривычный же в обращении с ним легко может его расколоть, или же не добьется ничего. Я знаю это по собственно­му опыту, хотя при этих опытах у меня не было недостатка в тер­пении».

Таким образом, природные биологические свойства у папу­асов те же, что и у всех прочих людей. Только своеобразные ус­ловия их культурного развития, отсутствие связи с остальной громадной частью человечества и природные условия их страны не дали им возможности перей­ти к общественному разделению труда. Это привело к сохра­нению примитивных обществен­ных отношений, к тому, что про­изводственная техника остава­лась на ступени неолита, к от­сталости культуры.

Отсутствие письменности пре­пятствовало накоплению коллек­тивного опыта и не давало воз­можности зародиться науке. Культурный уровень папуасов указывает не на их биологичес­кие свойства, а на пройденный путь исторического развития.

Маклай не ограничивался уста­новлением научных теорий, он делал из них и практические выводы. Признавая равноцен­ность человеческих рас, он не только сам с истинной человеч­ностью относился к туземцам, но и старался защитить их от при­теснений и угнетений со сторо­ны европейских колонизаторов.

Своими антропологическими исследованиями Маклай со всей убедительностью доказал един­ство и тождественность биоло­гических признаков современно­го человека. Он доказал, что европейцы и папуасы являются представителями одного и того же вида (Ното §ар1еп§).