Как я ботинками разжился...

В августе 1943-го это было, когда мы немцев на Курской дуге громили. В  тот год, помню, стояла невыносимая жара, а противник, отступая,  уничтожал скот,  поджигал все, что  горело,  а что не горело, взрывал.

Тяжелые бои развернулись за освобождение Орловской и Брянской областей. И всякий раз, заходя в очередную деревню, мы находили там лишь одни обожженные печи да головешки: жителей не было, они прятались в лесах и оврагах.

И вот после одного боя, когда наша 5-я рота 2-го батальона 1030 стрелкового полка 260-й стрелковой дивизии заняла очередную  такую деревню и готовилась к бою за следующую, стоящую в четырех километрах,  у меня созрел план. Вечером обращаюсь к командиру роты: «Разрешите мне с моим отделением зайти в деревню с западной стороны. Немцы запаникуют, и деревня останется целой, и наступление будет успешным».

Посмотрели карту:  слева от деревни глубокий овраг, который тянется до самой опушки леса, словом, то, что надо. Старлей дает «добро» на операцию и наше отделение в количестве девяти бойцов тронулось в путь. Как и планировали, мы незаметно подошли к деревне, заняли рубеж за спиной немцев и стали ждать рассвета. А едва выглянуло солнце,  я подал команду: «В атаку, вперед!».

Бежим молча, в нас пока никто не стреляет: может, немцы еще дрыхнут? Впереди показался сарай, где молотят хлеб. С криком «Ура!» врываемся внутрь и  видим: из соломы выкатываются три фрица и бегут в деревню. Даю вслед им очередь из ППШ, один из них падает, другого срезает мой боец,  а третьему удалось скрыться в деревне, где располагался небольшой – человек 200 – гарнизон, который, вероятно, уже готовится отражению нашей внезапной атаки.

О поджоге домов немцы уже даже не думают, что и требовалось доказать!

Наскоро выпив молока, оставленного немцами, мы продвигаемся огородами  вглубь села. Немцы уже организовали оборону, стали постреливать. А тут и наша рота пошла в атаку. Дошло до уличных и рукопашных боев. Никогда не забуду мою дуэль с одним немецким солдатом, который при нашем приближении выбежал из одного дома, где, видно, ночевал. Я забегаю в тот дом, смотрю: в печке что-то варится, Оказалось – полный чугун куриных яиц. Складываю их в мешок: пригодятся после боя,  и выбегаю из дома. И тут возле самого моего уха просвистела очередь из «Шмайсера» - фьють-фьють-фьють. «Промахнулась, птичка!» - думаю и даю ответную очередь по незваному любителю яиц, но тоже мимо. Наша перестрелка продолжалась минут 15:  когда он выглянет из-за угла, я стреляю, а когда я выгляну – он палит из своего автомата. Мне это дело надоело, да и патроны были на исходе. И придумал я такую хитрость: после очередной его очереди я упал на землю и замолчал. А сам тихонько отполз в сторону, где росла высокая крапива и взял на мушку место, откуда должен был выглянуть мой фриц. Он выглянул – я молчу, как убитый. И немец поверил, что попал в меня, вышел из-за угла. Вот тут я его и срезал.

Подполз к трупу: солдат оказался здоровенный, а на ногах его были новые ботинки. Посмотрел я на свою обувку, которая "каши просила",  и решил поменять на немецкие. К тому времени мы уже не были такими суеверными, как в начале войны. Фрицевы ботинки были  мне впору и  они оказались  такими прочными, что я в них дошел до самого Берлина!  А в том бою наша  пятая рота полностью разгромила немцев и не дала им поджечь ни одного дома в деревне, освобожденной нами.

До сих пор помню ее название – Ясная Поляна. И еще мне напоминает об этом эпизоде медаль «За отвагу», которой я был награжден, как сказал командир нашей роты, за солдатскую смекалку.