«ЖИЗНЬ СМЕЕТСЯ И ПЛАЧЕТ...»

Впервые я написала свой маленький пост  в день, когда у меня умерла собака. Это было 25  января  - Татьянин день, одновременно мои именины.  Написала в дневниках радио Релакс и Лена Бобровская была первой, кто мне тут же ответил. Ее поддержка была для меня очень важна  в тот момент. Собака звалась Тэффи. С таким именем она к нам и пришла, так ее назвали хозяева, у которых мы купили собаку. Когда я пришла выбирать щенка, Тэффи помчалась ко мне, как будто-то давно меня ждала, улыбалась во всю мордочку , веселилась  у меня на коленях,  смотрела в глаза и лизала руки. «Добродушный щенок», -подумала я. Второй щенок - отмеченный ошейничком- с более хорошей статью, поэтому его кому-то "отложили" - был горд и не обращал на меня особого внимания и даже цапнул мою уже Тэффи напоследок. Хорошо, что он мне не предназначался. Прожила у нас Тэффи  - 13  лет. И вот пришло время ей уходить. Мне пришлось самой увезти ее  в лечебницу и сделать так, чтоб она не испытывала мук. 25  января.

После этого, в течение года во мне проснулась непреодолимая тяга к написанию историй. Мне было это делать легко и приятно. Людям, которые читали эти истории, было смешно, и они просили меня написать еще. Мне как-то не верилось в успех, но истории сами сыпались на меня, как из Рога Изобилия, оставалось их только подать на красивой тарелке, под определенным соусом, особенно даже и не преукрашивая – все и так было смешно и удивительно.

Я , конечно, знала кто такая Тэффи, в честь которой была названа моя собака. Тэффи - писательница - Надежда Лохвицкая - редкий экземпляр в нашей литературе женщина-сатирик. Как она описывает в своем рассказе происхождение своего псевдонима -  в ее время так и правда называли собак. Но она изящно придумала еще 2 версии происхождения псевдонима. Возможно, так оно и было, а может это забавная фантазия автора.

"Следуя традиции Чехова, Тэффи представляет огромное разнообразие человеческих типов. В ее книгах изображены мелкие чиновники, журналисты, путешественники и целый ряд чудаков. Все вместе они создают образ «человеческой комедии». С большой изобретательностью Тэффи использует богатство комических приемов, ситуаций, каламбуров, острот. В отличие от юмора Аркадия Аверченко и Саши Черного юмор Тэффи добродушен я высоком смысле этого слова. Он выдает добрую душу самой писательницы. Она не унылый моралист. Ее рассказы — не только обвинительный приговор «человеческой комедии».

Основной эффект произведений Тэффи сравним с той характеристикой, которую немецкий философ Э. Кассирер определяет как «симпатическое видение». Оно приближает нас к реальности человеческого мира, растворяет наше презрение к человеку  в смехе и благодаря этому делает нас свободными.

Но Тэффи владеет не только искусством «добродушного» смеха. Она умеет сочетать «смех» и «слезы» в своих лучших произведениях, несомненно относящихся к высокому искусству, секрет которого почти невозможно описать в точных терминах. Писательница находит способ соединить смех и слезы, добродушную иронию и сатиру, улыбку и трагическое видение мира. Естественно, очень часто такие рассказы продолжают традиционную для русской литературы тему «Маленького человека». ...." (из статьи посвященной Тэффи http://ponomaunt.ru/taffy_1.html)

Сейчас я открыла эту писательницу заново, читаю и удивляюсь,как она современна. Вот , например, ее короткий рассказ о «чужих» и «своих». Разве это не современница написала? Вот послушайте со мной ее.

http://az.lib.ru/t/teffi/text_0080.shtml

Свои и чужие

Всех людей по отношению к нам мы разделяем на «своих» и «чужих».

Свои — это те, о которых мы знаем наверное, сколько им лет и сколько у них денег.

Лета и деньги чужих скрыты от нас вполне и навеки, и, если почему-нибудь тайна эта откроется нам, — чужие мгновенно превратятся в своих, а это последнее обстоятельство крайне для нас невыгодно, и вот почему: свои считают своей обязанностью непременно резать вам в глаза правду-матку, тогда как чужие должны деликатно привирать.

Чем больше у человека своих, тем больше знает он о себе горьких истин и тем тяжелее ему живется на свете.

Встретите вы, например, на улице чужого человека. Он улыбнется вам приветливо и скажет:

— Какая вы сегодня свеженькая!

А через три минуты (что за такой срок может в вас измениться?) подойдет свой, он посмотрит на вас презрительно и скажет:

— А у тебя, голубушка, что-то нос вспух.

Насморк, что ли?

Если вы больны, от чужих вам только радость и удовольствие: соболезнующие письма, цветы, конфеты.

Свой — первым долгом начнет допытываться, где и когда могли вы простудиться, точно это самое главное. Когда, наконец, по его мнению, место и время установлены, он начнет вас укорять, зачем вы простудились именно там и тогда.

— Ну как это можно было идти без калош к тете Маше! Это прямо возмутительно — такая беспечность в твои лета!

Кроме того, чужие всегда делают вид, что страшно испуганы вашей болезнью и что придают ей серьезное значение.

— Боже мой, да вы, кажется, кашляете! Это ужасно! У вас, наверное, воспаление легких! Ради бога, созовите консилиум. Этим шутить нельзя. Я, наверное, сегодня всю ночь не засну от беспокойства.

Все это для вас приятно, и, кроме того, больному всегда лестно, когда его ерундовую инфлуэнцу, ценою в 37 градусов и одна десятая, величают воспалением легких.

Свои ведут себя совсем иначе.

— Скажите пожалуйста! Уж он и в постель завалился! Ну, как не стыдно из-за такой ерунды! Возмутительная мнительность… Ну, возьми себя в руки! Подбодрись — стыдно так раскисать!

— Хороша ерунда, когда у меня температура тридцать восемь, — пищите вы, привирая на целый градус.

— Великая важность! — издевается свой. — Люди тиф на ногах переносят, а он из-за тридцати восьми градусов умирать собирается. Возмутительно!

И он будет долго издеваться над вами, припоминая разные забавные историйки, когда вы так же томно закатывали глаза и стонали, а через два часа уплетали жареную индейку.

Рассказы эти доведут вас до бешенства и действительно поднимут вашу температуру на тот градус, на который вы ее приврали.

На языке своих это называется «подбодрить больного родственника».

Водить знакомство со своими очень грустно и раздражительно.

Чужие принимают вас весело, делают вид, что рады вашему приходу до экстаза.

Так как вы не должны знать, сколько им лет, то лица у всех у них будут припудрены и моложавы, разговоры веселые, движения живые и бодрые.

А так как вы не должны знать, сколько у них денег, то, чтобы ввести вас в обман, вас будут кормить дорогими и вкусными вещами. По той же причине вас посадят в лучшую комнату, с самой красивой мебелью, на какую только способны, а спальни с драными занавесками и табуреткой вместо умывальника вам даже и не покажут, как вы ни просите.

Чашки для вас поставят новые, и чайник не с отбитым носом, и салфетку дадут чистую, и разговор заведут для вас приятный — о каком-нибудь вашем таланте, а если его нет, так о вашей новой шляпе, а если и ее нет, так о вашем хорошем характере.

У своих ничего подобного вы не встретите.

Так как все лета и возрасты известны, то все вылезают хмурые и унылые.

— Э-эх, старость, не радость. Третий день голова болит.

А потом вспоминают, сколько лет прошло с тех пор, как вы кончили гимназию.

— Ах, время-то как летит! Давно ли, кажется, а уж никак тридцать лет прошло.

Потом, так как вам известно, сколько у них денег, и все равно вас в этом отношении уж не надуешь, то подадут вам чай с вчерашними сухарями и заговорят о цене на говядину, и о старшем дворнике, и о том, что в старой квартире дуло с пола, а в новой дует с потолка, но зато она дороже на десять рублей в месяц.

Чужие по отношению к вам полны самых светлых прогнозов. Все дела и предприятия вам, наверное, великолепно удадутся. Еще бы! С вашим-то умом, да с вашей выдержкой, да с вашей обаятельностью!

Свои, наоборот, заранее оплакивают вас, недоверчиво качают головой и каркают.

У них какие-то тяжелые предчувствия на ваш счет. И, кроме того, зная вашу беспечность, безалаберность, рассеянность и неумение ладить с людьми, они могут вам доказать как дважды два — четыре, что вас ждут большие неприятности и очень печальные последствия, если вы вовремя не одумаетесь и не выкинете из головы дурацкой затеи.

Сознание, насколько чужие приятнее своих, мало-помалу проникает в массы, и я уже два раза имела случай убедиться в этом.

Однажды — это было в вагоне — какой-то желчный господин закричал на своего соседа:

— Чего вы развалились-то! Нужно же соображать, что другому тоже место нужно. Если вы невоспитанный человек, так вы должны ездить в собачь-ем вагоне, а не в пассажирском. Имейте это в виду!

А сосед ответил ему на это:

— Удивительное дело! Видите меня первый раз в жизни, а кричите на меня, точно я вам родной брат! Черт знает, что такое!

Второй раз я слышала, как одна молодая дама хвалила своего мужа и говорила:

— Вот мы женаты уже четыре года, а он всегда милый, вежливый, внимательный, точно чужой!

И слушатели не удивлялись странной похвале.

Не удивлюсь и я.