Слухи о недомогании президента продолжают множиться

Казалось бы, что тут такого: все мы люди, существа хрупкие. И президенты не исключение. А уж России тем более не привыкать к затяжным болезням национальных лидеров: был немощен на протяжении долгих лет Леонид Брежнев, не вылезал из Центральной клинической больницы Борис Ельцин.

Народ в те интереснейшие исторические периоды по полной программе глумился над вождями. Царственный маразм Брежнева воспевался в анекдотах, Ельцин со своей ЦКБ был героем юмористических программ, а фраза телеведущего Игоря Выхухолева в новостном выпуске «У президента сегодня нет температуры» стала хитом.

Однако несмотря на то что первые лица государства были, мягко говоря, скованы в маневрах, политическая система худо-бедно продолжала существовать и функционировать. «Оратор сказал, утешая: осталось, мол, верное политбюро, дружина его удалая» — эта фраза из стихотворения Всеволода Емелина «Похороны Брежнева» не такая уж и шуточная. Политбюро как высший совет партийной аристократии, «Семья» как правящий клан 90-х — это были более-менее сплоченные команды, обладающие консолидированной политической волей. Они страховали немощных правителей.

В нормальной демократической стране не в меру захворавший президент страхуется вице-президентом, своим аппаратом, своей партией. В «нормальном» авторитарном государстве (насколько понятие «нормальное» применительно к авторитаризму) систему страхуют политбюро, «семья», какая-то команда единомышленников. В России, в случае если президент действительно всерьез приболеет, открывается пугающая (а кого-то, наоборот, радующая) пустота.

Владимир Путин на протяжении всего своего правления не только не сформировал «удалую дружину», но напротив, всячески стремился не допустить ее появления. Путин всегда создавал условия для возникновения нескольких центров силы второго уровня, притом что он сам являлся центром силы номер один.

Особенности кадровой политики нынешнего президента — курирование конфликтов внутри элит, дистанционный мониторинг, арбитраж. Пребывание в равноудаленном от всех придворных групп положении, вмешательство в споры — осторожное, лишь с целью не дать чрезмерно усилиться ни одной из противоборствующих группировок.

В этом его отличие и от предшественника Бориса Ельцина, не только не боявшегося делать ставку на кого-либо, но и страстно желавшего обозначать «своих», противопоставлять их «чужим», «неугодным», «опальным». Ельцин был очень пристрастен, очень ангажирован, он упивался этой ангажированностью, выставлял свои аппаратные симпатии напоказ. Вспомните: «Не так сели! Исправить! Сергей Вадимыч — пересядьте!» Он не раз горел на этом, делал ошибки.

Но в этом управленческом приеме была необоримая сила: всегда существовала аппаратная группа, которая доминировала, помогала «Семье», выступала в качестве легитимного проводника воли царя.

Путин не таков. Он верит в формулу: «Предают только свои». И не хочет никого обозначать как «своих». Пребывание на втором по значимости посту в государстве, вопреки всякой управленческой логике, человека не популярного ни в элитах, ни в народе — тоже штрих путинского стиля.

В последнее время модным стало сравнивать правление Владимира Путина и Иосифа Сталина, искать всякие жуткие аналогии. Осознавая всю несопоставимость исторического масштаба фигур Путина и Сталина, мы все же найдем одну общую черту в административном почерке того и другого.

Так же как и Путин, Сталин был хитроумным арбитром, пестовавшим конкуренцию в элитах. И когда генералиссимуса нашли на полу в кабинете в марте 1953 года, элиты начали ожесточенную борьбу за трон, продолжавшуюся в той или иной форме несколько лет — с казнями, опалами, крушениями и возвышениями.

Вот только сталинская эпоха имеет одно неоспоримое преимущество перед путинской: пока правящую верхушку лихорадило, страна худо-бедно продолжала жить. Министерства, заводы, дивизии, колхозы, милиция, социалка — все это крутилось, работало.

Как все будет работать в стране, привыкшей к «ручному управлению», в том случае, если управляющие руки станут немощными, — сказать трудно. Тем более в ситуации жесткой, избавленной от всякого арбитража борьбы между «питерскими» и «не питерскими», СКР и Генпрокуратурой, ФСБ и МВД, «либералами» и «консерваторами»…

Георгий Сатаров, политолог, социолог, президент Фонда прикладных политических исследований «ИНДЕМ»

Я согласен с оценками, что нынешний режим является персоналистским и во многом замкнут на фигуру Владимира Путина. Причем, что характерно, он замкнут не в традиционном духе классических диктаторских или авторитарных режимов, когда это замыкание идет по линии принятия серьезных решений. Он замкнут по двум другим направлениям.

Первое направление — это Путин как пиар-прикрытие всей властвующей бюрократии, и это самое существенное.

Второе — Путин как некий арбитр на тот случай, когда возникают какие-то конфликты, когда группы элит не могут разобраться сами.

Замыкания по линии настоящей публичной политики нет. Настоящая публичная политика для режима несущественна.

В случае если Владимир Путин почему-либо прекратит свое политическое существование, кризис скажется по одной линии. Нынешней элите станет ясно: Путин более не в состоянии действовать как пиар-прикрытие, значит, надо искать ему замену. Это приведет к обострению тлеющих конфликтов в элите.

Большой политики в стране нет, и это никак не отразится на ней, равно как и на реальной жизни.

Илья Пономарев, депутат Государственной думы

Если Владимир Путин действительно серьезно заболеет или по другой причине перестанет исполнять роль модератора, то, думаю, после периода замешательства будет выбрана стратегия «Падающего — подтолкни!» и болезнь президента приобретет хроническую необратимую форму.

Путину болеть нельзя. Любой насморк в его положении опасен для здоровья. Любая его слабость будет использована его соратниками, чтобы перехватить власть. Пока они хоть и понимают его неадекватность, но боятся. Однако все изменится, когда станет очевидна его реальная слабость — в том числе физическая.

В этом случае никакой консолидации элиты быть не может. Все империи распадались по одинаковому сценарию: после падения цезаря начиналась грызня между соратниками и война всех против всех.

Что Вы об этом думаете ?

Николай Эленберг