Про жизнь хорошую

Есть, прошу прощения за пошлый оборот, какая-то горькая ирония в том, что почти любой разговор о «хорошей жизни» (если речь заходит не об индивидуальных практиках, а о социальной, программной, идеологической проекции, о том, как построить «комфортное общество») в наше время заканчивается более или менее дикой сварой в стиле «ах, они хотят жрать и не работать» – «да, мы хотим вкусно кушать и не горбатиться». Я такие эпические битвы наблюдаю периодически в дневниках К.Крылова или, например, Холмогорова, но это мой круг чтения, подозреваю, что материала этого рода и на других площадках навалом.

Всё же, этот вот гарантированный срыв дискуссии с многомерной и тонкой темы комфорта на тему жратвы, как хотите, а – индикатор того, что ХХ век в России был веком голода и тяжёлого труда (конечно, тут ещё 90-е знатно подсуропили, без этой странной эпохи старые раны и прежние переломы должны были уже срастись, к десятым годам века XXI-го уж точно). 

 
А между тем, комфорт – это вообще не про жратву, это больше про психологию, что ли (прошу прощения за банальность). Во-первых, комфорт – это чувство меры. И тут мы натыкаемся на ещё одну ментальную мину: у нас, в наличной культуре «чувство меры» увязывается с самодисциплиной, «не дать себе расслабиться, отказать себе в самом приятном». А  эта связка уводит нас в сторону от понимания вопроса, самодрессура и правда тема серьёзная, только тут она не-при-чём. Комфорт – это интуиция, комфорт – это не «отказать себе», а позволить себе тот самый «лишний» день отдыха, то самое, «самое вкусное» пирожное, и даже ту самую рюмку. И вот на этой грани, у черты пресыщения – остановиться (я тоже сорвался тему жратвы и не-работы, других примеров как-то сходу не нашёл). Остановиться без особого насилия над собой, а просто потому, что уже хорошо.

В общем-то, всем понятно, что праздность, обжорство, пьянство и т.д. это такая анестезия-переходящая-в-самоубийство, бегство от доставляющей болезненные ощущения жизни. А «комфортная жизнь» предполагает, что от неё на тот свет бежать не надо, что в ней масса других (кроме пожрать, побездельничать и т.д.) удовольствий, что «пироженкой» и даже «рюмочкой» в ней (идеальный вариант) становится всё – утреннее пробуждение и гигиенические процедуры, приготовление завтрака и дорога на работу, и сама эта работа, да (увязка «приятной жизни» с бездельем, накрепко прижившаяся во многих головах, это тоже весьма специфическая штука, и не ленью, настаиваю, по большей части порождённая).

И, разумеется, жилище должно быть той самой «пироженкой». Придётся, конечно, постараться: комфорт это вообще труд, просто довольно специфический, ибо в нём самом заключена награда; это деятельность, в которой не конфликтуют «надо», «хочется» и «полезно», это изобретательство, не сталкивающееся с проблемой признания и внедрения, это много чего ещё.  Грубый пример: замена сломанного и уродливого дивана на новое ложе, конечно, морока, но здоровье позвоночника и – обратим на это особое внимание – неоскорбляемый уродством взгляд, они того стоят…

Зачем нужно 200 или 2000 видов и расцветок обоев, разве двух-трёх не достаточно? А вот затем, что люди, они, сволочи, разные, и одному от ядовито-зелёного с оранжевыми пятнами становится хорошо, а другому бледно-бежевый как бальзам на душу. И никто из них не лучше другого потому, что это всё к «хорошему вкусу» и прочей «культуре-воспитанию» не имеет отношения, чистая физиология практически, «сигнал – реакция».  И я правда возлагаю определённые надежды на всё никак не выходящее из моды массовое увлечение ремонтами, несмотря на перфораторные концерты по утрам. Люди заняты обуючиванием, обкомфортчиванием своего пространства, культура хождения в гости почти умерла, так что делают совсем «для себя», без оглядки на то «как другие посмотрят», а значит, есть надежда, что у многих появятся прямо на дому полноценные «комнаты психологической разгрузки», если, конечно, они к себе будут прислушиваться, а не только к ведущей «Квартирного вопроса».  При этом интерьерное творчество ещё более чем мода заслуживает чести называться «творчеством человеческой посредственности», ибо, повторюсь, «физиология», и почти ничего кроме неё.
Зачем это всё «в принципе», «глобально»?  А вот затем, что живущий в комфорте человек это +25% к энергии, минус 40% конфликтов и ссор, плюс 20% к интеллектуальному тонусу, + 50% к позитивной социальной активности, + 70% к вежливости и дружелюбию, плюс 7 лет к продолжительности жизни и т.д. Цифры я, сами понимаете, выдумал, подозреваю, что они ещё больше, но картинка примерно такая. Комфорт – это, прежде всего, восстановление сил, подзарядка. В результате – человек, который хочет и может многое сделать, а вовсе не изнеженная тварь.

К слову, повторюсь: люди, которые рифмуют комфорт с праздностью, они, по большей части, не лентяи, мученики они, у них аккумуляторы на нуле, а они каждое утро – «удары сердца твердят мне, что я не убит» (с) и – волю в кулак, на одном чувстве долга и страхе перед нищетой, делают шаг из подъезда, как из окопа.

Каждому такому мрачному страдальцу нужно холманскую звезду героя труда вешать (и меня в числе награждённых не забыть).

Комфорт, в конечном итоге – это система мотиваций, нет, лучше – пространство мотиваций (или возможностей манипулирования – как посмотреть). Мотиваций к действию и деятельности. Мотиваций не-моральных и не основанных на насилии, не-идеологических и не-корыстных, не-альтруистических и не-эгоистических, не-меркантильных и даже не-рациональных в точном смысле слова. Можно сравнить это с «культурной жизнью», если под ней подразумевать приятный променад от симпатичной фотовыставки на стильное шоу через модный книжный магазин, но и это сравнение будет не точным, ибо потребление «культурпродукта» у нас (у многих) в подсознании связывается со всякого рода «работой души», «горением» и «парением», на худой конец с «интеллектуальным трудом», а здесь и этого нет (или есть но по минимуму).

А теперь что-то вроде паузы.

Помните анекдот про представителя СССР при ООН Вышинского, как он зачитал по ошибке речь, по содержанию диаметрально противоположную позиции советской стороны, а потом, нимало не смутившись, сообщил, мол, так полагают наши оппоненты, а мы не считаем? Вот и меня примерно такой случай, я не то, что бы совсем не согласен с вышеизложенным, но всё же скорее реконструировал чужую позицию как её понял, нежели выразил свою.

Ибо есть у меня на сей счёт разные тревого-сомнения. Первое. Вопрос цены. Потому как «комфорт», основательный и институализированный, это дорого и долго. Много дороже и дольше «простого»  богатства и даже самого кровавого имперского величия много дороже. И за него всегда кто-то заплатил: прошедшие поколения или малолетние подёнщики в Юго-восточной Азии. А чаще и те и другие, и ещё третьи, которых имён не вспомнить, и могилок не найти. И от того, что на одной чаше весов «кровь, пот и слёзы», а на другой – уютные ресторанчики и обои с милой расцветкой, мне становиться неспокойно и это беспокойство всё не проходит (тут можно написать о том, какие жертвы мне представляются осмысленными или даже естественными, неизбежными, а какие нет, но это в другой раз, как-нибудь). А есть ещё те, кому просто не хватило на входной билет в относительно дивный новый мир, и, как кому, а мне в их глаза глядеть бывает несколько неловко, я, миль пардон, старомоден.

А отсюда уже второе – что бы идти к такому благоденствию не сворачивая (а это очень важно – не сворачивать, а то результаты обнуляются), нужно усвоить специфический взгляд на человека и его место в мироздании. Грубо говоря, принять, что никакого места особого нет, так – самозародившаяся плесень в одном из бесконечных уголков пустого и равнодушного мира (что не исключает наличия у этой «плесени» неких прав и даже «достоинства», но особым образом их, лишённых всякого «трансцендентного» обоснования, локализует). И страдания в этом мире так же заведомо без-Смысленны, как наслаждения, но последние не в пример приятнее. И к ним надлежит стремиться, не потому даже что они некое «Благо» из себя представляют (нету никакого универсального «Блага», вас надули), а просто потому, что стремиться к чему-то ещё совсем уж глупо. В общем, «лишь расширяя сферу своих склонностей и фантазий и лишь жертвуя всем на свете наслаждению, злосчастное создание, известное под именем «человек», заброшенное, помимо воли, в безрадостный наш мир, взращивает розочки на терновнике жизни» (с).

В отсутствии этого, простите за неуместный пафос, Смысла, остаётся, соответственно, только одно – бесконечно нанизывать на ниточку большие и маленькие приятности, пресловутая пелевенская ротожопа, только и всего. Понять это всё я как-то, кривенько, но могу, а вот принять – никак, неспособен-с.

И вот уже третье:

«Діаволъ же не хочетъ дать человѣку насытиться низменными вожделѣніями, поскольку въ душахъ, склонныхъ къ измѣненію, насыщеніе обычно производитъ переломъ въ отношеніи къ нимъ».

Это Григорий Палама.

Именно поэтому, толковый гедонист старается не переступать грань, за которой начинается пресыщение и отторжение (сразу вспоминаются, катары, которые вроде бы, если поп-история не врёт, так и боролись с соблазнами, через пресыщение, «что бы видеть больше не мог») Да и просто – «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего.» (1-е Иоанна 2:16).

Я понимаю, что эти цитаты, в общем-то, не для всех аргумент, по нынешним временам особенно, только и я не про аргументы многобуквы расставляю, а про те самые тревогосомнения. И никакой эпиложной морали в финале (кроме разве что ненужной банальности насчёт того, что чистый аскетизм, равно как и предельный гедонизм недостижимы, а все мы волей-неволей где-то между этими точками располагаемся).